Она живёт в самом центре Великого Новгорода. Кажется, что у неё нет свободной минуты. Если не пропадает на огороде, то вместе с соседками занимается благоустройством двора: сажает цветы, возводит альпийские горки.

Людмила Михайловна Соловьева (девичья фамилия моей героини) всю жизнь проработала в школе, как и её мама, Любовь Андреевна Горелик. Учителем был и отец Михаил Константинович Соловьёв.

В феврале 1940 года его, студента-заочника истфака Ленинградского ГПИ, призвали в армию. На Финскую войну он не попал, но стал обученным воином — сержантом и отличником РККА. Жена продолжала учительствовать, в Уторгошском районе числилась в активистах, была депутатом. Помаленьку подрастала дочь — в январе 1941-го ей исполнилось четыре годика.

Пойдём, мама

А весной в сельской Вшельской школе появился новый учитель. Одинокий, необщительный, какой-то чужой. В самом начале июня он вдруг исчез. Что случилось? Никто ничего не знал.

На второй день войны немцы разбомбили в Сольцах военный аэродром. Прошёл слух, будто бы тут поработал немецкий наводчик — тот самый «новый человек», который как появился, так и исчез.

Объявили эвакуацию. Все соседние деревни собрались в один обоз. Дали колхозных лошадей. Страх, растерянность, слёзы прощания. Не все захотели уезжать. Среди оставшихся была и родственница Людмилы Михайловны — Фаина Корнышова. Во время оккупации она по заданию партизан устроится на работу в немецкую комендатуру. После изгнания врага её наградят медалью.

Про учителя-шпиона и родственницу-партизанку Людмиле расскажет мама. А её личные детские воспоминания связаны с эвакуацией.

Ехали в основном ночью, старики и дети сидели на подводах, а остальные шли пешком. Обоз двигался к станции Батецкой. Уже летали немецкие самолёты. Со страшным воем они пикировали вниз и обстреливали дороги и строения трассирующими очередями. Было очень страшно. Все разбегались по сторонам и прятались в кустах.

— При налёте мама хватала меня за руку и бежала, сама не зная куда, — вспоминает Людмила Михайловна. — Однажды мы с ней забежали в какой-то сарай, хотя прятаться там было очень опасно. Некоторое время над нами кружил самолёт. Мама не сразу смогла прийти в себя. Просто стояла и молчала. Я взяла её за руку: «Пойдём, самолёт же улетел».

В Батецкой сели в товарный вагон и много дней ехали в Кировскую область. Солнечным летним днём прибыли в деревню Турундаевка. Там все жители имели фамилию Турундаевы. Запомнились речка, зелёное поле и жёлтенькие пушистые цыплята (их выращивали в здешнем колхозе).

Это не больно

Потом был Омутнинск. Детский сад. Самостоятельная и очень интересная жизнь, ведь Люда стала артисткой — выступала в госпитале перед ранеными.

Впрочем, первое знакомство с госпиталем произошло до всякой самодеятельности и при весьма неприятных обстоятельствах: девочка упала со второго этажа и выбила себе зубы. Мама на руках принесла дочку к военным медикам.

— Хирург посадил меня на стол и стал обрабатывать разбитое лицо. Конечно, я расплакалась. И вдруг слышу тихий голос: «Не плачь, внучка, это ведь не так больно». Я обернулась на голос и увидела окровавленные бинты на полу и что-то страшное, непонятное вместо ноги. Я долго не могла прийти в себя.

После такого переживания какое-то время даже в садик ходить боялась. Но день сменял день, страхи оставались позади, и вот она снова в госпитале. Раскрываются во всю ширь двери палат, собираются на детский концерт зрители и слушатели. У кого-то на глазах повязка, кто-то на костылях.

Наше грозное «ура»

— Мы приходили к ним с большой охотой. Там было очень светло — в этих больших палатах с белыми кроватями и ранеными, одетыми в белое бельё. Главное, там всегда были нам рады. А мы старались радовать их. И очень гордились, что нас так ждут и любят. Мы пели, танцевали, рассказывали стихотворения. Ведь в каждом ребёнке живёт маленький артист. Нам бы радоваться да резвиться. Но нам тоже больно, когда читаем о мальчике Сашко, подорвавшем гранатой немецких офицеров и самого себя. Как взрослые, ненавидим врага. И представляем себя на месте героя-танкиста, рвущегося в бой. Не беда, что вместо танка — табурет. Пусть герою пока только пять лет, но он ещё подрастёт и поведёт «без страха и упрёка» настоящую боевую машину.

В репертуаре были и взрослые, иногда даже очень взрослые песни и стихи. Так что исполнители не всё в них способны были понять. Но они чувствовали и знали главное — боль войны и правду, которая на нашей стороне: «забыть нельзя, когда пылали хаты, когда качались мертвецы в петле, когда валялись малые ребята, штыками пригвождённые к земле».

Особое место занимала поэма Маргариты Алигер «Таня» (о Зое Космодемьянской). Большое произведение, но ребята знали его наизусть. Читали по очереди, а в конце — «Всех не перевешать: много нас, миллионы нас» — все вместе.

Из песен самой любимой была «Есть на севере хороший городок».

— О любви, о «зазнобушке», которая живёт в этом городке, мы пели без особого энтузиазма. Но когда доходило до слов «Ах ты, немец распроклятый, немчура! Слышишь грозное советское «ура»?», выпрямлялись, грудь колесом, и орали так, что слышал весь госпиталь.

Где живёт радость

Из развлечений было кино. Вот только репертуар там менялся редко. Поэтому некоторые фильмы помнились наизусть — каждая фраза. А главные герои стали уже приходить во сне.

— После Сталинграда в отпуск к нам приехал отец. Я его не узнала: какой-то совсем незнакомый дядя. Пошли фотографироваться. Мама очень волновалась, а я злилась: нацепили на меня какое-то дурацкое платье да ещё бант повязали. Фу!

Иногда семьям эвакуированных доставались посылки из «богатого зарубежья». Всё такое красивое и заманчивое. Однажды бабушке выдали плитку непонятно чего. Но ясно же, что вкусно. Люда с братиком потихоньку взяли эту плитку, разломили и съели. Так себе оказалась еда. Совсем не шоколад. Это был яичный порошок, бабушка собиралась испечь блины, да вот не вышло.

9 мая, утро, все ещё спали. Спали, к слову сказать, на полу — кроватей не было. Люда проснулась первой и услышала голос Левитана, сообщивший об окончании войны.

— Я как закричу: «Война кончилась!». Все повскакивали — обнимаются, целуются, плачут.

Город Омутнинск остался в её детских воспоминаниях чем-то светлым и радостным. При всех трудностях повседневной жизни военной поры. Может, потому ещё, что на родине, освобождённой от врага, когда вернулись, было куда труднее. Разруха, жили в землянках, не хватало еды. В 1946-м вернулся отец. Израненный — всю войну же прошёл. Главное, что живой. И жизнь начала постепенно налаживаться…

Подготовил Борис КОВАЛЁВ,

доктор исторических наук