Пир во время чумы

{thumbimage 150px 1}Как воевода Бутурлин с товарищами Новгород пропил

Всегда есть соблазн упростить историю. Например, объяснить случившееся с Новгородом в 1611 году коварством шведских наемников. Дескать, воспользовавшись ошибками и преступлениями Василия Шуйского, Делагарди реализовал свой сокровенный план по завоеванию Северо-Запада России. Это, увы, верно. Но только отчасти.
Симметричные планы были и у Сигизмунда III. Только он опережал шведов приблизительно на полгода, имея крепкую группу сторонников в Москве. Тех самых сторонников, которые готовы были отдать Речи Посполитой Новгород, Псков, Корелу, Ижору и так далее.

С этой целью в Новгород еще в сентябре 1610 года отправился боярин Иван Салтыков, несколько ранее побывавший с московским посольством у Сигизмунда, чтобы просить того посадить Владислава на российский трон. После сведения с царства Василия Шуйского Салтыков, по решению Боярской думы, был назначен воеводой в Новгород оберегать его пределы от немецких и воровских людей и приводить под королевскую руку воровские города, сообщает Столяровский хронограф.
Сергей Соловьев в своей «Истории» весьма категоричен в оценке действий назначенца: «Салтыков, называя себя подданным королевским, доносил своему государю Сигизмунду, что на дороге в Новгород он послал его жителям грамоту с увещанием целовать крест королевичу Владиславу, от Московского государства не отступать и во всем великим государям служить и прямить. Новгородцы отвечали, что они послали в Москву узнать о подлинном крестном целованье и привезть список с утвержденной записи и, когда посланные возвратятся, тогда они, новгородцы, поцелуют крест Владиславу, но прежде этого Салтыкова в город не пустят, потому что другие города, присягнувши Владиславу, впустили к себе польских и литовских людей и черкас, и те лучших людей били, грабили и жгли».
К сожалению, мы не можем говорить здесь о принципиальности позиции новгородских лидеров, которые будто бы не хотели присягать полякам, потому что хранили верность российскому государю Василию Шуйскому или тому, кто придет ему на смену из состава русского дворянства. Новый летописец холодно передает, как несколько московских партий пытались по-своему разыграть «новгородскую карту». В столице начальники начали думать, что без государя быть нельзя, что надо избрать на Московское государство государя, и придумали послать в Новгород князя Ивана Федоровича Троекурова, да Бориса Степановича Собакина, да дьяка Сыдавного Васильева. У Заруцкого же с казаками была с боярами и дворянами лукавая мысль: хотели на Московское государство посадить воренка Калужского (речь идет о сыне Марии Мнишек и Лжедмитрия II, Иване, которому в 1611 году было всего три года. — Г.Р.), Маринкина сына. А Маринка в ту пору была в Коломне. Конечно, это был совсем невероятный сценарий, но известие о нем, по крайней мере, характеризует состояние московской политической элиты, которая пыталась всеми правдами и кривдами сколотить коалицию посильней. Новгород в структуре любой коалиции был бы козырной картой.
Между тем Иван Салтыков времени напрасно не терял. Холодно встреченный новгородцами, он продолжал гнуть свою линию (в угоду польскому королю). Новый летописец сообщает, что осенью все того же 1610 года он ходил под Ладогу, и Ладогу и немецких людей взял, и пошел из-под Ладоги к Москве прямо. Что нужно было Салтыкову в Ладоге?
Дело в том, что развивавшиеся с самого начала по нарастающей разногласия между шведскими наемниками и Москвой еще весной 1610 года привели к расколу войска Делагарди. Одна часть наемников отказалась подчиняться ему, другая — осталась верна, а третью, под командованием Пьера Делавиля, он направил на русско-финляндскую границу для встречи пополнения. Получилось не совсем по задуманному.

15 августа 1610 года наемники Делавиля захватили и разграбили Ладогу. Причем наши источники настаивают, что якобы французы взяли крепость хитростью, убедив русских, что по приказу Делагарди пришли, чтобы усилить ладожский гарнизон. «Русские открыли ворота крепости. Французы захватили арсенал, боевые башни, разоружили и выгнали ладожан за ворота крепости. В это время Делагарди начал осаду крепости Корела, — пишет, в частности, современный российский историк Юрий Сяков в книге «Тайны Старой Ладоги» (2002).
Так вот, на мой взгляд, большего доверия заслуживает все-таки свидетельство Юхана Видекинда: 15-го воины Делавиля, подведя петарды и взорвав ворота, заняли крепость Ладогу, которая находится при устье реки Волхова, впадающей в озеро, одноименное с городом.
Новгородцы, естественно, были встревожены потерей важного форпоста. Они предложили Делавилю освободить крепость, справедливо напоминая, что в настоящее время Новгород и Делагарди являются союзниками и содеянное Делавилем, что называется, ни в какие ворота…
Однако французы, надо полагать, разозленные тем, что за их работу Москва не желает рассчитываться по-честному, отказались.  Новгородцы послали в Ладогу войско во главе с князем Иваном Мещерским.
Трудно сказать, что это было за войско, но оно даже не добралось до места назначения. Салтыков в своем донесении польскому королю так писал об этой операции: Послан был в Ладогу до моего приезда в Новгород князь Иван Мещерский с ратными людьми, и ратные, государь, люди которые были с ним, от него в бедности разошлись.
Осенью 1610 года туда же направился второй отряд численностью 700—800 человек под командованием князя Григория Волконского. Видекинд пишет лаконично: Пьер Делавиль, охранявший Ладогу с небольшим отрядом, время от времени делал нападения на стрельцов и крестьян, пытавшихся перехватить провиант, доставляемый в замок, и в наказание обращал их в бегство или брал в плен. Применительно к случаю с Волконским это означает, что 80 французских наемников (конных и пеших) обратили в бегство в 10 раз превосходивший их численностью отряд новгородцев. Спустя несколько недель на Ладогу двинулся отряд из 500 новгородцев во главе с князем Иваном Можайским. Их атаковала кавалерийская сотня Делавиля, поддержанная артиллерией. Русские бежали…
Далее, чтобы не утомлять читателя, вновь обратимся к книге Юрия Сякова, который утверждает, что «более серьезно и более основательно взялся за дело князь Григорий Волконский. Наученный горьким опытом, он собрал отряд в 2000 человек. Русские ратники заняли Николо-Медведский монастырь в устье Волхова, чтобы лишить возможности французов получить подкрепление по реке. Другая часть войска расположилась в древнем Гостином Поле южнее Ладоги. Более 100 французских мушкетеров во главе с братом Пьера Делавиля Яковом отправились на разведку и, ничего не подозревая, въехали прямо в центр главных сил князя Волконского. Часть захватчиков была перебита, 64 человека, их командир Яков Делавиль, несколько ротмистров, поручиков и прапорщиков вместе с трубачом были взяты в плен. В Ладожской крепости, как писал в своих воспоминаниях Пьер Делавиль, «осталось тридцать господ да тридцать слуг, большей частью без оружия».

Здесь, конечно, присутствует момент неясности. Волконский взял Ладогу или Салтыков? Если верить Видекинду, то взятия не было. Было достигнуто ослабление французского гарнизона. В результате Пьеру Делавилю, который охранял Ладогу с обильным запасом провианта, но маленьким отрядом воинов, было послано Якобом в подкрепление 200 человек, но их предал крестьянин-проводник: они внезапно были окружены 700 копорцами и, едва прорвавшись через ряды засады, воротились в Кексгольм. Полковник Делавиль, лишенный подкрепления, едва держался в Ладоге, так как со всех сторон из болот и лесов разбойники нападали на наших разведчиков. Тем не менее ясно, что вопрос падения Ладоги стал лишь вопросом времени.
Зато Иван Салтыков, если даже он не был лично причастен к нечаянной победе над Делавилем, попытался с максимальной выгодой использовать эту ситуацию. Так во всяком случае эпизод представляется нашему классику Сергею Соловьеву: «Салтыков узнал, что в Новгород присылают из Пскова грамоты с увещанием покориться лучше царику калужскому, чем иноверному поляку, и на многих новгородцев это увещание подействовало. В таких обстоятельствах Салтыков слал грамоту за грамотою в Москву, чтобы бояре тотчас же отпустили новгородских послов для предупреждения смуты в пользу вора. Наконец эти посланцы возвратились, но и тут новгородцы впустили к себе Салтыкова не прежде, как взявши с него присягу, что войдет в город только с русскими людьми, а литовских никаких людей в город не пустит. Салтыков привел новгородцев к присяге Владиславу и разослал по окрестным городам увещательные грамоты последовать примеру новгородцев и от Московского государства не отставать».
Возможно, нарисованная Соловьевым картина имеет право на существование. В виде одной из версий. Поскольку гораздо более близкий по времени источник (Новый летописец) описывает ситуацию гораздо более прагматично: новгородцы, услышав, что он (после победы под Ладогой. — Г.Р.) пошел к Москве, послали к нему, чтобы он воротился в Новгород, и целовали ему крест на том, что ничего ему не сделают. Он же, поверив им, пришел в Новгород. Вскоре новгородцы, не помня своего крестного целования, его схватили и пытали различными муками. Он же им обещал, что «отнюдь мысли никакой не имею против Московского государства, а под Новгород хоть мой отец придет с литовскими людьми, я стану биться». Они же не поверили и посадили его на кол.
Это подтверждает и Юхан Видекинд, уточняющий, что Делагарди медлил с нападением на Новгород вовсе не потому, что сомневался в своих силах, ему непонятна была политическая составляющая происходящих в Новгороде процессов: Якоб писал королю, что решил медленно двигаться на Новгород. На письмо короля о Новгороде г. Якоб ответил, что подкрепления он только еще получил, а что касается похода на Новгород, то тут надо действовать без поспешности. Дело в том, что туда непрерывно стекалось великое множество бояр, казаков, стрельцов, горожан и крестьян, боясь польского оружия, угрожавшего уже Старой Руссе. По недавности происшедшей там перемены в умах, казалось неблагоразумным смущать еще вовсе не окрепшее и не прочное настроение, с каждым днем становящееся все враждебнее к полякам. Ведь за исключением Пскова, Ивангорода, Ямa и Копорья, повсюду горожане, все еще державшиеся Димитрия (Лжедмитрия II. — Г.Р.), не зная о его гибели, начали вместе с другими окружающими крепостями и городами поднимать враждебные знамена, сговариваться, взаимно обязываясь, на погибель поляков и в подтверждение верности делу недавно посадили на кол Ивана Михайловича (Салтыкова. — Г.Р.), принудившего их присягнуть Владиславу.

Московское боярское правительство реагировало расторопнее, послав на смену зверски убитому Салтыкову Василия Бутурлина с наказом собираться с ратными людьми и Новгород оберегать. Бутурлин — довольно мутная фигура. С одной стороны, известно, что он был в плену у поляков, а освобожденный присягнул королевичу Владиславу. С другой — не вызывают сомнения сведения, что он был послан ходатайствовать перед Якобом Делагарди о защите от поляков. Якобы Бутурлину были даны полномочия обещать, что на московский престол, если поляки будут прогнаны, возведут шведского королевича Карла Филиппа.
Это, разумеется, отдельная история. А мы пока обратимся к Новому летописцу, чтобы попытаться понять, почему миссия Бутурлина сорвалась: В Новгороде были в ту пору боярин князь Иван Никитич Одоевский и воевода Василий Иванович Бутурлин. Грехов же ради наших и к разорению Новгородского государства в воеводах не было радения, а у ратных людей с посадскими не было совета. Воеводы же иные пили беспрестанно, а Василий с немецкими людьми ссылался, и торговые люди возили к ним всякие товары. Василий же с ними встречался. Немцы же, видя их слабость, пришли и встали на Колмове в монастыре. Тот же Василий и тут с ними съезды творил и пил с ними, а мысли их никто не ведал. В то же время был у немцев в плену человек Ивана Лутохина Ивашка Шваль и обещался им, что введет их в город. В городе в ту пору была стража по стенам плоха. Тот же Ивашка привел их ночью в город, в Чудинцовские ворота, и в город вошли так, что никто не видал. Услышали уже, когда начали сечь стражу по дворам. Василий же Бутурлин с ратными людьми, на Торговой стороне пограбив лавки и дворы, пошел из города вон. Против немцев же никто не сопротивлялся… Митрополит Исидор и боярин князь Иван Никитич Одоевский, видя, что никого в городе не осталось из ратных людей, послали к воеводе Якову Пунтусову и начали с ним уговариваться. Новгородцы у него просили на Новгородское государство королевича Филиппа. Он же им обещал дать, и поцеловали новгородцы королевичу крест, а Яков им поцеловал крест на том, что Новгорода не разорит. И пустили его в каменный город.
Вот как это было, начало семилетней оккупации. А пьянице Бутурлину все вещи его разыскали и послали к нему на Бронницы. После этого Бутурлин пошел в Москву, а новгородцы отправили послов в Швецию. Новгород вновь вознамерился выйти из подчинения Москве.

Геннадий РЯВКИН