{thumbimage 150px 1}Из-за чего Новгород и Псков воевали в 1610 году
В середине 1608 года 22-летний князь Михаил Скопин-Шуйский был направлен царем в Швецию на переговоры о предоставлении России военной помощи. Усмирение бунта Ивана Болотникова, как оказалось, не стало концом гражданской войны.
Болотников, запертый в тульской крепости, был разбит и казнен, а его войско опрометчиво помиловано Василием Шуйским. Однако на политической (и военной) арене еще оставался Лжедмитрий II, которого Шуйский почему-то не рассматривал как серьезного противника.
Между тем осенью 1607 года самозванец предпринял важный стратегический маневр, направив свою армию, в которой, по солидарным оценкам историков, насчитывалось до 50 тысяч бойцов, к Туле, на соединение с повстанцами Ивана Болотникова. Однако раньше, чем самозванец пришел туда, армия князя Михаила Скопина-Шуйского разбила отряды Болотникова, а сам он был взят в плен, ослеплен и утоплен.
Агитация и пропаганда
Существует устойчивое мнение, что Лжедмитрий вовсе не собирался выручать осажденного в Туле Болотникова, видя в нем не только союзника, но и соперника в борьбе за русский престол. Тем не менее недовольные Шуйским люди пошли под знамена самозванца, и тогда он, пополнив свое войско в придачу еще и отпущенными на волю ратниками Болотникова, двинулся к Москве.
Новый летописец дает такую версию развития событий весны-лета 1608 года: Царь Василий, видя, что многие ратные люди из Москвы разъехались по домам и помощи ждать не от кого, послал племянника своего князя Михаила Васильевича Шуйского-Скопина в Великий Новгород, а с ним отпустил немногих немецких людей, и повелел ему в Новгороде собирать ратных людей и послать к немцам (шведам, имеется в виду; немцами на Руси издавна называли иноземцев. — Г.Р.) нанимать немецких людей на помощь.
Одновременно к Шуйскому стали поступать донесения о явном усилении позиций самозванца в Новгороде и Пскове. Как известно, 1 мая 1608 года наспех собранное войско Шуйского было разбито наступавшим на Москву самозванцем под Болховом. Попавших в плен царских ратников самозванец… распустил по домам. Как это полугодом раньше сделал с ратниками Болотникова Шуйский. Казалось, глупо! Однако псковские стрельцы, вернувшиеся в город «об Николине дне вешнем» (после 9 мая), под водительством головы стрелецкого Афанасия Огибалова и сотника Матвея Блаженкова со стрельцами псковскими и пригородскими привезли от вора грамоту, — сообщает Псковская летопись. — Голову стрелецкого Афанасия Огибалова, Матвея Блаженкова и иных посадили в тюрьму, стрельцов распустили по пригородам, а псковских отпустили жить в Спасскую слободу за Мирожу-реку.
Чтобы не быть голословным, ход дальнейших событий восстановим по Сергею Соловьеву: «Стрельцы, разойдясь по своим пригородам, а дети боярские — по поместьям, смутили все пригороды и волости, привели их к крестному целованью таборскому царю Димитрию. Псковской воевода Шереметев собрал ратных людей и послал воеводою с ними сына своего Бориса против возмутителей, но Борис едва успел убежать от них в Псков поздорову. В это время пришли в Псков новгородцы и стали говорить псковичам, чтобы соединиться и стоять вместе на воров, «а к нам немцы (шведы) будут из-за моря тотчас в помощь Новугороду и Пскову». Но это обещание, что немцы придут на помощь, могло только заставить псковичей передаться на сторону Лжедимитрия. Мы видели, что в продолжение нескольких веков Псков постоянно боролся с немцами, беспрестанно грозившими его самостоятельности и вере; едва младенец в Пскове начинал понимать, как уже существом самым враждебным представлялся ему немец. К этой исторической вражде присоединялось теперь новое опасение; меньшие люди видели, что немцы, союзники Шуйского, вместе с новгородцами придут для того, чтобы усилить воеводу и сторону лучших людей, которые воспользуются своею силой для низложения стороны противной. Псковичи объявили новгородцам, что именно для немцев они соединяться с Новгородом не хотят».
Эмиссары самозванца
Таким образом, на Северо-Западе России назревал крепкий политический кризис. Естественно, ситуацией поспешил воспользоваться Лжедмитрий II, поддерживаемый поляками, которые помнили обещание первого самозванца — подарить Новгород и Псков Марии Мнишек в качестве приданого. Понятно, это был бы подарок польскому королю.
Как следствие, в 20-х числах июня в Псков прибыл отряд Федора Плещеева, эмиссара Лжедмитрия. Следует учесть, что к тому времени самозванец уже осадил Москву, расположившись в Тушине (встал табором, пренебрежительно говорят летописи). 24 июня, в праздник св. Иоанна, царь (Лжедмитрий. — Г.Р.) подступил к столичному городу Москве. Там не было никакого войска, кроме стражи. Когда царь, не находя удобного места для лагеря, ходил кругом Москвы и, направляясь назад к Тушину, дошел до Товиенска (подмосковное село Тайнинское. — Г.Р.), то на него напало в тесном месте войско Шуйского, но при Божией помощи было разбито. Царское войско расположилось у Тушина, подле монастыря св. Николая. Так описывает ситуацию Иосиф Будило, воевода самозванца, в своем «Дневнике событий, относящихся к Смутному времени».
Плещеев развернул агитацию за то, чтобы псковичи присягали «царю Дмитрию». Недовольство псковичей подогревалось двумя обстоятельствами: арестом городской делегации, что везла Василию Шуйскому 900 рублей, собранных Псковом по просьбе царя, и вестями о том, что на помощь Шуйскому призваны шведы. Причем к обеим новостям были причастны новгородцы. Упомянутые делегаты были задержаны по приказу царя еще в Новгороде и потом этапированы в Москву. И на переговоры со шведами Скопин-Шуйский ехал через Новгород, где вынужденно остался.
Короче говоря, к 12 июля Великие Луки, Невель и Заволочье присягнули Лжедмитрию II, а Плещеев стал великолукским наместником. В начале августа пригородские стрельцы с псковскими вместе (те самые, освобожденные самозванцем. — Г.Р.) пошли на свои пригороды — на Себеж, на Опочку, на Остров, на Изборск. И дети боярские по поместьям, и пригороды смутились. И дети боярские и холопы их привели пригороды и волости к крестному целованию таборскому царю Дмитрию, сообщает псковский летописец. Вслед за этим Плещеев осадил Псков.
1 сентября Псков подобно буре всколыхнулся, как пьяные были люди и говорили, что немцы на Устье у Николы и просятся в Псков, а стрельцы псковские — за городом с Плещеевым. И стало ясно, что в городе иные стрельцы, дети боярские, посадские люди, поселяне и всяких чинов в осаде не хотят сидеть, а немногие люди от игумнов и попов и больших и средних людей хотят сидеть. На следующий день ворота Пскова были открыты перед Плещеевым.
Начало противостояния
Разумеется, все это стало известно энергичному князю Скопину-Шуйскому, который по пути в Стокгольм сделал остановку в Новгороде, имея задание царя и там начать мобилизацию населения. Но Скопин, как уже говорилось, обнаружил заметное брожение в новгородском обществе. Повторюсь, как раз из-за этого он и решил остаться в Новгороде и взять ситуацию под контроль, а в Швецию поехал сопровождавший его дьяк Семен Головин.
Это было тем более необходимо, потому что пронесся слух: к городу с двух сторон направляются поляки и войско Лжедмитрия II.
Слухи эти не оправдались и, скорее всего, подогревались псковичами, которые в свою очередь боялись, что к ним придут шведы. В такой обстановке подозрительности и взаимного недоверия, наложенных на продовольственный кризис и невнятную, непоследовательную политику Москвы, атмосфера накалилась до предела.
А Федор Плещеев после вступления в Псков времени не терял: стал (временно) городским воеводой, сформировал новую администрацию, сообщил об этом полякам, которые, как известно, поддерживали самозванца, и освободил стрельцов, посаженных в городскую темницу по возвращении от Болотникова прежним воеводой царским князем Шереметевым под стражу: Выпустили из тюрьмы 400 человек, много детей боярских из северских городов и всяких людей, и напоили, и накормили, и одели, и в таборы (в Тушино. — Г.Р.) отправили под Москву. Боярина же Петра Никитича Шереметева в темнице удавили. Вскоре из Тушина приехал новый назначенец князь Александр Жировой-Засекин.
Иными словами, Псков весьма быстро стал верным слугой Лжедмитрия. И это явилось причиной сильнейшего обострения отношений с Новгородом. Новгородцы оценивали сложившееся положение гораздо более объективно. Во всяком случае, они понимали, что шведская помощь даст защиту от поляков и не рассчитывали на Лжедмитрия, хотя тот и пытался привлечь Новгород на свою сторону.
В Пскове же начались беспорядки. Князь-воевода Жировой-Засекин, может быть, и сумел бы навести порядок, но на его беду в городе случился пожар, когда 15 мая 1609 года загорелось на Полонище у Успенского монастыря от дворового варения. Огонь пошел в Средний город, затем на Запсковье. Сгорела живоначальная троица в Кремле с чудотворными образами с кузнею, с книгами, с ризами и со всею лепотою церковною, и государева казна, зелье и наряд (порох и пушки. — Г.Р.), и вырвало кремлевскую стену на Великую реку, и много людей побило камнями, а иные в церквах погорели люди. Псковичи же, чернь и стрельцы, Божий гнев не признали наказанием, а начали чужие имения грабить, говоря: бояре и гости город зажгли. И стали в самый пожар с камением гонять их. И тогда много крови неповинной в городе пролилось. Усмирять бунтовщиков прибыл отряд воеводы Шарова из Новгорода и много побили горожан, человек триста.
Впрочем, трудные времена (мы опять возвращаемся в лето 1608 года) наступили и в самом Новгороде. Старосты донесли Скопину-Шуйскому, который принялся разбирать городские дела, о предательстве второго воеводы Михаила Татищева. История эта довольно темная, но мы, конечно, попытаемся в ней разобраться.
Бей предателя!
Во-первых, донос на Татищева, человека вполне заслуженного, служившего еще Ивану Грозному и пользовавшегося доверием Василия Шуйского, поступил не вдруг. К тому же следует учесть, что Татищев прибыл в Новгород всего несколькими месяцами раньше Скопина. До тех пор он заседал в Большой боярской думе, был на дипломатической работе в Грузии и Персии.
Видимо, князь Скопин-Шуйский, оценив ситуацию, понял, что дела в Новгороде обстоят неважно. Слишком много было сторонников самозванца и противников призыва в помощники шведов. Поэтому в какой-то момент (возможно, послушав совета Татищева) Скопин с большой дружиной решает выехать из Новгорода, забрав с собою городскую казну.
О том, что происходило далее, пишет известный русский историк Василий Татищев, потомок новгородского воеводы: «Боярин Шуйский и Татищев, опасаясь от новгородцев такой же (как в Пскове. — Г.Р.) измены, рассудили уехать в Ивангород. И приехав близ города, уведали, что воевода тамошний с городом изменил, и потому они поехали к Орешку, и тут от них ушли Андрей Колычев да Нелюб Огарев. В Орешке же тогда был воевода Михаил Салтыков и, услышав про их приезд, в город их пускать не велел, чрез что они пришли в великую печаль и недоумение, не знали, куда ехать и что делать». Далее Татищев рассказывает, как новгородский митрополит Исидор вернул беглецов, уговорив горожан присягнуть не самозванцу, а законному царю. «Он, созвав народ в церковь, после многого представления всех новгородцев со слезами просил, на что все единодушно обещались и в тот же день искать Шуйского и звать назад послали со всех концов знатных людей».
Как видно, о предательстве Михаила Татищева нет ни слова. Он со Скопиным бежал от возможного бунта, поскольку не было сил и средств бунтовщикам противостоять. Однако в Новгороде это бегство (со всеми городскими деньгами) трактовали как воровство. Того же мнения придерживается и автор в вышедшей в 2010 году в серии «ЖЗЛ» книги «Скопин-Шуйский» Наталья Петрова: Татищев был казнокрад и хитростью уговорил молодого князя Скопина-Шуйского (1586—1610) бежать с деньгами из Новгорода. А когда тот раскусил хитреца, вернулся и разрешил новгородцам его казнить.
Действительно, беда поджидала Татищева после возращения. Но — другая. В Новгороде заговорили о том, что на них идет армия полковника Кернозицкого, который заставит новгородцев присягнуть Тушинскому вору (Лжедмитрию II). Чтобы помешать переправе поляков (правда, у Кернозицкого были и русские стрельцы) через Мсту, Скопин собрался направить большой отряд в Бронницы. Татищев попросил поставить его во главе отряда. Узнав об этом, новгородские старосты и донесли Скопину, что Татищев затем идет на Литву, чтобы изменить Василию и сдать Новгород.
Агитация и пропаганда
Существует устойчивое мнение, что Лжедмитрий вовсе не собирался выручать осажденного в Туле Болотникова, видя в нем не только союзника, но и соперника в борьбе за русский престол. Тем не менее недовольные Шуйским люди пошли под знамена самозванца, и тогда он, пополнив свое войско в придачу еще и отпущенными на волю ратниками Болотникова, двинулся к Москве.
Новый летописец дает такую версию развития событий весны-лета 1608 года: Царь Василий, видя, что многие ратные люди из Москвы разъехались по домам и помощи ждать не от кого, послал племянника своего князя Михаила Васильевича Шуйского-Скопина в Великий Новгород, а с ним отпустил немногих немецких людей, и повелел ему в Новгороде собирать ратных людей и послать к немцам (шведам, имеется в виду; немцами на Руси издавна называли иноземцев. — Г.Р.) нанимать немецких людей на помощь.
Одновременно к Шуйскому стали поступать донесения о явном усилении позиций самозванца в Новгороде и Пскове. Как известно, 1 мая 1608 года наспех собранное войско Шуйского было разбито наступавшим на Москву самозванцем под Болховом. Попавших в плен царских ратников самозванец… распустил по домам. Как это полугодом раньше сделал с ратниками Болотникова Шуйский. Казалось, глупо! Однако псковские стрельцы, вернувшиеся в город «об Николине дне вешнем» (после 9 мая), под водительством головы стрелецкого Афанасия Огибалова и сотника Матвея Блаженкова со стрельцами псковскими и пригородскими привезли от вора грамоту, — сообщает Псковская летопись. — Голову стрелецкого Афанасия Огибалова, Матвея Блаженкова и иных посадили в тюрьму, стрельцов распустили по пригородам, а псковских отпустили жить в Спасскую слободу за Мирожу-реку.
Чтобы не быть голословным, ход дальнейших событий восстановим по Сергею Соловьеву: «Стрельцы, разойдясь по своим пригородам, а дети боярские — по поместьям, смутили все пригороды и волости, привели их к крестному целованью таборскому царю Димитрию. Псковской воевода Шереметев собрал ратных людей и послал воеводою с ними сына своего Бориса против возмутителей, но Борис едва успел убежать от них в Псков поздорову. В это время пришли в Псков новгородцы и стали говорить псковичам, чтобы соединиться и стоять вместе на воров, «а к нам немцы (шведы) будут из-за моря тотчас в помощь Новугороду и Пскову». Но это обещание, что немцы придут на помощь, могло только заставить псковичей передаться на сторону Лжедимитрия. Мы видели, что в продолжение нескольких веков Псков постоянно боролся с немцами, беспрестанно грозившими его самостоятельности и вере; едва младенец в Пскове начинал понимать, как уже существом самым враждебным представлялся ему немец. К этой исторической вражде присоединялось теперь новое опасение; меньшие люди видели, что немцы, союзники Шуйского, вместе с новгородцами придут для того, чтобы усилить воеводу и сторону лучших людей, которые воспользуются своею силой для низложения стороны противной. Псковичи объявили новгородцам, что именно для немцев они соединяться с Новгородом не хотят».
Эмиссары самозванца
Таким образом, на Северо-Западе России назревал крепкий политический кризис. Естественно, ситуацией поспешил воспользоваться Лжедмитрий II, поддерживаемый поляками, которые помнили обещание первого самозванца — подарить Новгород и Псков Марии Мнишек в качестве приданого. Понятно, это был бы подарок польскому королю.
Как следствие, в 20-х числах июня в Псков прибыл отряд Федора Плещеева, эмиссара Лжедмитрия. Следует учесть, что к тому времени самозванец уже осадил Москву, расположившись в Тушине (встал табором, пренебрежительно говорят летописи). 24 июня, в праздник св. Иоанна, царь (Лжедмитрий. — Г.Р.) подступил к столичному городу Москве. Там не было никакого войска, кроме стражи. Когда царь, не находя удобного места для лагеря, ходил кругом Москвы и, направляясь назад к Тушину, дошел до Товиенска (подмосковное село Тайнинское. — Г.Р.), то на него напало в тесном месте войско Шуйского, но при Божией помощи было разбито. Царское войско расположилось у Тушина, подле монастыря св. Николая. Так описывает ситуацию Иосиф Будило, воевода самозванца, в своем «Дневнике событий, относящихся к Смутному времени».
Плещеев развернул агитацию за то, чтобы псковичи присягали «царю Дмитрию». Недовольство псковичей подогревалось двумя обстоятельствами: арестом городской делегации, что везла Василию Шуйскому 900 рублей, собранных Псковом по просьбе царя, и вестями о том, что на помощь Шуйскому призваны шведы. Причем к обеим новостям были причастны новгородцы. Упомянутые делегаты были задержаны по приказу царя еще в Новгороде и потом этапированы в Москву. И на переговоры со шведами Скопин-Шуйский ехал через Новгород, где вынужденно остался.
Короче говоря, к 12 июля Великие Луки, Невель и Заволочье присягнули Лжедмитрию II, а Плещеев стал великолукским наместником. В начале августа пригородские стрельцы с псковскими вместе (те самые, освобожденные самозванцем. — Г.Р.) пошли на свои пригороды — на Себеж, на Опочку, на Остров, на Изборск. И дети боярские по поместьям, и пригороды смутились. И дети боярские и холопы их привели пригороды и волости к крестному целованию таборскому царю Дмитрию, сообщает псковский летописец. Вслед за этим Плещеев осадил Псков.
1 сентября Псков подобно буре всколыхнулся, как пьяные были люди и говорили, что немцы на Устье у Николы и просятся в Псков, а стрельцы псковские — за городом с Плещеевым. И стало ясно, что в городе иные стрельцы, дети боярские, посадские люди, поселяне и всяких чинов в осаде не хотят сидеть, а немногие люди от игумнов и попов и больших и средних людей хотят сидеть. На следующий день ворота Пскова были открыты перед Плещеевым.
Начало противостояния
Разумеется, все это стало известно энергичному князю Скопину-Шуйскому, который по пути в Стокгольм сделал остановку в Новгороде, имея задание царя и там начать мобилизацию населения. Но Скопин, как уже говорилось, обнаружил заметное брожение в новгородском обществе. Повторюсь, как раз из-за этого он и решил остаться в Новгороде и взять ситуацию под контроль, а в Швецию поехал сопровождавший его дьяк Семен Головин.
Это было тем более необходимо, потому что пронесся слух: к городу с двух сторон направляются поляки и войско Лжедмитрия II.
Слухи эти не оправдались и, скорее всего, подогревались псковичами, которые в свою очередь боялись, что к ним придут шведы. В такой обстановке подозрительности и взаимного недоверия, наложенных на продовольственный кризис и невнятную, непоследовательную политику Москвы, атмосфера накалилась до предела.
А Федор Плещеев после вступления в Псков времени не терял: стал (временно) городским воеводой, сформировал новую администрацию, сообщил об этом полякам, которые, как известно, поддерживали самозванца, и освободил стрельцов, посаженных в городскую темницу по возвращении от Болотникова прежним воеводой царским князем Шереметевым под стражу: Выпустили из тюрьмы 400 человек, много детей боярских из северских городов и всяких людей, и напоили, и накормили, и одели, и в таборы (в Тушино. — Г.Р.) отправили под Москву. Боярина же Петра Никитича Шереметева в темнице удавили. Вскоре из Тушина приехал новый назначенец князь Александр Жировой-Засекин.
Иными словами, Псков весьма быстро стал верным слугой Лжедмитрия. И это явилось причиной сильнейшего обострения отношений с Новгородом. Новгородцы оценивали сложившееся положение гораздо более объективно. Во всяком случае, они понимали, что шведская помощь даст защиту от поляков и не рассчитывали на Лжедмитрия, хотя тот и пытался привлечь Новгород на свою сторону.
В Пскове же начались беспорядки. Князь-воевода Жировой-Засекин, может быть, и сумел бы навести порядок, но на его беду в городе случился пожар, когда 15 мая 1609 года загорелось на Полонище у Успенского монастыря от дворового варения. Огонь пошел в Средний город, затем на Запсковье. Сгорела живоначальная троица в Кремле с чудотворными образами с кузнею, с книгами, с ризами и со всею лепотою церковною, и государева казна, зелье и наряд (порох и пушки. — Г.Р.), и вырвало кремлевскую стену на Великую реку, и много людей побило камнями, а иные в церквах погорели люди. Псковичи же, чернь и стрельцы, Божий гнев не признали наказанием, а начали чужие имения грабить, говоря: бояре и гости город зажгли. И стали в самый пожар с камением гонять их. И тогда много крови неповинной в городе пролилось. Усмирять бунтовщиков прибыл отряд воеводы Шарова из Новгорода и много побили горожан, человек триста.
Впрочем, трудные времена (мы опять возвращаемся в лето 1608 года) наступили и в самом Новгороде. Старосты донесли Скопину-Шуйскому, который принялся разбирать городские дела, о предательстве второго воеводы Михаила Татищева. История эта довольно темная, но мы, конечно, попытаемся в ней разобраться.
Бей предателя!
Во-первых, донос на Татищева, человека вполне заслуженного, служившего еще Ивану Грозному и пользовавшегося доверием Василия Шуйского, поступил не вдруг. К тому же следует учесть, что Татищев прибыл в Новгород всего несколькими месяцами раньше Скопина. До тех пор он заседал в Большой боярской думе, был на дипломатической работе в Грузии и Персии.
Видимо, князь Скопин-Шуйский, оценив ситуацию, понял, что дела в Новгороде обстоят неважно. Слишком много было сторонников самозванца и противников призыва в помощники шведов. Поэтому в какой-то момент (возможно, послушав совета Татищева) Скопин с большой дружиной решает выехать из Новгорода, забрав с собою городскую казну.
О том, что происходило далее, пишет известный русский историк Василий Татищев, потомок новгородского воеводы: «Боярин Шуйский и Татищев, опасаясь от новгородцев такой же (как в Пскове. — Г.Р.) измены, рассудили уехать в Ивангород. И приехав близ города, уведали, что воевода тамошний с городом изменил, и потому они поехали к Орешку, и тут от них ушли Андрей Колычев да Нелюб Огарев. В Орешке же тогда был воевода Михаил Салтыков и, услышав про их приезд, в город их пускать не велел, чрез что они пришли в великую печаль и недоумение, не знали, куда ехать и что делать». Далее Татищев рассказывает, как новгородский митрополит Исидор вернул беглецов, уговорив горожан присягнуть не самозванцу, а законному царю. «Он, созвав народ в церковь, после многого представления всех новгородцев со слезами просил, на что все единодушно обещались и в тот же день искать Шуйского и звать назад послали со всех концов знатных людей».
Как видно, о предательстве Михаила Татищева нет ни слова. Он со Скопиным бежал от возможного бунта, поскольку не было сил и средств бунтовщикам противостоять. Однако в Новгороде это бегство (со всеми городскими деньгами) трактовали как воровство. Того же мнения придерживается и автор в вышедшей в 2010 году в серии «ЖЗЛ» книги «Скопин-Шуйский» Наталья Петрова: Татищев был казнокрад и хитростью уговорил молодого князя Скопина-Шуйского (1586—1610) бежать с деньгами из Новгорода. А когда тот раскусил хитреца, вернулся и разрешил новгородцам его казнить.
Действительно, беда поджидала Татищева после возращения. Но — другая. В Новгороде заговорили о том, что на них идет армия полковника Кернозицкого, который заставит новгородцев присягнуть Тушинскому вору (Лжедмитрию II). Чтобы помешать переправе поляков (правда, у Кернозицкого были и русские стрельцы) через Мсту, Скопин собрался направить большой отряд в Бронницы. Татищев попросил поставить его во главе отряда. Узнав об этом, новгородские старосты и донесли Скопину, что Татищев затем идет на Литву, чтобы изменить Василию и сдать Новгород.
Геннадий РЯВКИН
