Вычегодско-Вымская летопись солидарна с вышеприведенным неприглядным сообщением Конрада Буссова о восшествии на престол нового самодержца: Когда убиен был мнимый царь Дмитрий самозваный, на царство московское был венчан Василий Иванович Шуйский. Не люб был тот Василий посадским и волостным людям, и потому пошла распря на Руси. В сборнике «Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.)», изданном Императорским обществом истории и древностей Российских в 1907 году, находим: А как после расстриги сел на государство царь Василий, в польских, в окраинных и в северских городах люди смутились и заворовали, креста царю Василию не целовали, воевод и ратных людей начали убивать и имения их грабить. И распущен был слух, будто тот вор-расстрига из Москвы ушел, а на его месте будто убит иной человек.
Угличский козырь
Иными словами, Шуйский, возведенный на трон кучкой заговорщиков, стал своего рода катализатором и без того нарастающего народного недовольства. К тому же у него была прочная репутация беспринципного карьериста, на чем умело (и цинично) играл в свое время Борис Годунов. Например, он назначил Шуйского руководителем следствия по факту гибели в Угличе царевича Дмитрия, и Шуйский в угоду царю вывел, что царевич погиб из-за неосторожности. 15 мая (1591 года. — Г.Р.), в субботу, на шестом часу дни тешился, государь, царевич у себя на дворе со своими с ребятками, тыкал, государь, ножом; и в ту пору на него пришла падучая немочь, и зашибло, государь, его о землю и начало его бить. Да так его било, что он покололся ножом сам и оттого, государь, и умер, — писал Шуйский царю в своем отчете.
Это был окончательный вывод. Однако на раннем этапе следствия комиссия зафиксировала такие показания Андрея Нагого, дяди погибшего мальчика: Царевич ходил на заднем дворе и тешился с ребятами, играл через черту ножом. И закричали на дворе, что царевича не стало, и сбежала царица сверху; а он, Андрей, в те поры сидел за столом и прибежал тут же к царице. А царевич лежит у кормилицы на руках мертв, и сказывают, что его зарезали. Но он того не видал, кто его зарезал. Так ли, иначе, но все сомнения относительно причин гибели царевича были Шуйским отметены. Годунову доложено, что погиб он сам, проткнув горло ножом. За это Шуйский немедленно стал новгородским воеводой, что давало ему очень солидные доходы — более 1000 рублей в месяц! Награда тем более ценная, поскольку до «командировки» в Углич Шуйский, как неблагонадежный, провел четыре года в ссылке. То есть Годунов предоставил ему шанс реабилитироваться. И Шуйский шанс использовал.
Кстати, назначение в Новгород было отнюдь не случайным. По официальной версии, родоначальником семейства Шуйских был третий сын Александра Невского — Андрей. С той поры судьба Шуйских была тесно связана с Новгородом и Псковом, где представители семейства были то воеводами, то наместниками. А иногда — теми и другими одновременно.
Но вернемся к разговору об умении использовать шансы. Когда Шуйскому представилась возможность отомстить Годунову за многочисленные унижения, он стал открыто подыгрывать Лжедмитрию. За это в 1605 году опять угодил в ссылку. Но спасла смерть Годунова, после которой Шуйский был обласкан Лжедмитрием, присягнул ему и объявил, что это и есть чудесным образом спасшийся сын Ивана Грозного.
Еще один кульбит Шуйский сделал, свергнув самозванца. При этом он опять поменял точку зрения и объявил, что никакой это был не царевич Дмитрий, тот погиб 15 лет назад. После этого (буквально на второй день) немногочисленные сторонники объявили Шуйского царем. Причем корону возложил на него новгородский митрополит Исидор.
От лжи рождается ложь
В общем, понимая свое шаткое положение, Василий Шуйский предпринял ряд мер, направленных на установление спокойствия в стране. Во-первых, он выслал из Москвы или посадил в тюрьмы всех поляков, служивших Лжедмитрию. Во-вторых, сообщает Соловецкий летописец, послал государь и великий князь Василий Иванович в Углич ростовского митрополита Филарета Романова да бояр своих князя Ивана Михайловича Воротынского да Петра Никитича Шереметева, и велел царевича Дмитрия мощи из Углича привезти в Москву. И митрополит ростовский Филарет и бояре князь Иван Воротынской да Петр Шереметев царевича Дмитрия тело обрели цело и нетленно и привезли в Москву. И положен он был в раку в церкви собора архангела Михаила, у правого столпа, и приходящим с верою подавал исцеления.
Конрад Буссов, не стесненный необходимостью быть лояльным к российскому правителю, приводит в «Московской хронике» сенсационные подробности операции царя с прахом царевича: Шуйский послал 30 июня в Углич вырыть труп настоящего Димитрия, убитого там в детстве, пролежавшего в земле 17 лет и давно истлевшего, перевезти его в Москву и похоронить в той же церкви, где лежат прежние цари. Сделано это было лишь для того и с той целью, чтобы простонародье узнало и увидело, как дерзко оно было обмануто Димитрием, а теперь снова может дать себя обмануть второму появившемуся Димитрию. А чтобы эта дурацкая затея выглядела как можно лучше, Шуйский приказал сделать новый гроб. Он приказал также убить одного девятилетнего поповича, надеть на него дорогие погребальные одежды, положить в этот гроб и отвезти в Москву… По его повелению было всенародно объявлено, что князь Димитрий, невинно убиенный в юности, — большой святой у Бога, он, мол, пролежал в земле 17 лет, а его тело так же нетленно, как если бы он только вчера умер. И орехи, которые были у него в руке на площадке для игр, когда его убили, еще тоже не сгнили и не протухли, точно так же и гроб не попорчен землей и сохранился, как новый...
Этому поверило глупое простонародье, и такое неслыханное и страшное идолопоклонство началось перед телом, что Господь Бог разгневался и одного человека, представившегося слепым и хотевшего, чтобы св. Димитрий снова сделал его зрячим, там же в церкви лишил зрения. Другого, прикинувшегося больным и велевшего нести себя к Димитрию, чтобы найти там помощь, бог наказал так, что в церкви он умер. Когда это кривляние привело к тому, что даже дети стали замечать, что это только чистый обман и подлог, Шуйский приказал закрыть церковь и никого не пускать.
Таким образом, неуклюжие действия Василия Шуйского по успокоению общества имели обратный эффект: если царь идет на заведомый обман в вопросе о смерти царевича Дмитрия, значит, царевич жив! И вот уже в Польше объявляется некто Михаил Молчанов и заявляет, что он и есть чудесным образом спасшийся царь Дмитрий (Лжедмитрий I).
Далее события развиваются как в дешевом детективе. В Сандомире, где скрывается в доме Ежи Мнишека Молчанов, появляется еще один русский авантюрист — Иван Болотников. В советской историографии он предстает как руководитель крестьянского освободительного восстания. На самом деле его бунт был направлен на захват российского престола польским ставленником. С этой целью Болотников создает с помощью поляков 12-тысячную армию и вступает в российские пределы.
Новгород царю не верит
В «Разрядных записях за Смутное время» отмечается: Под Кромами (поселок в 36 км от Орла. — Г.Р.) у царских воевод с воровскими людьми был бой: из Путивля пришел Ивашко Болотников да Юшка Беззубцов со многими северскими людьми и с казаками, и они пошли на проход в Кромы (чтобы далее на Москву. — Г.Р.). И после боя в полках ратные люди дальних городов — новгородцы, псковичи, лучане, торопчане — и замосковных городов — под осень в полках быть не захотели, видя, что во всех окраинных городах учинилась измена, и начали из полков разъезжаться по домам. А воевода князь Юрий Никитич Барятинский с товарищами из-под Кром отошли на Орел. Из Орла воеводы князь Иван Андреевич Хованской да князь Иван Михайлович Барятинский писали к царю Василию: велено с ними быть новгородцам из Бежецкой да Шелонской пятин, но после того, как воеводы от Кром отошли, а ратные люди разъехались, новгородцы с ними быть не хотят, видя в орловцах шатость. И царь Василий послал уговаривать ратных людей.
Конечно, эти записи нам прежде всего интересны упоминанием о присутствии новгородцев в контингенте российских войск. Их колебания на тот счет, воевать им или нет с Болотниковым, понятны. Дело происходило вдали от родных мест. Но ведь невозможно было разобраться в происходящем.
Армия под водительством Болотникова рвалась к Москве, чтобы вернуть на трон «законного» царя и свергнуть хитростью пробравшегося туда боярина Шуйского. Это справедливо! На сторону Болотникова переходили стрельцы, простолюдины и даже целые соединения. Как, например, путивльский гарнизон во главе с князем Григорием Шаховским. Первое же начало крови христианской было в Путивле, когда князь Григорий Шаховской изменил царю Василию со всем Путивлем и сказал путивльцам, что царь Дмитрий жив, а живет в прикрытие: боится от изменников убийства, так говорит Новый летописец.
Все бы было так просто объяснить: не хотели новгородцы воевать вдали от дома! Но в действительности Новгород и Псков, как вожделенные цели королей польских, подвергались массированным пропагандистским атакам. В «Псковской летописной повести о Смутном времени» прямо говорится, что в августе (1606 года. — Г.Р.) в псковских пригородах появились крамольные грамоты от вора из-под Москвы на прельщение малодушных, и соблазнились люди, и начали ему крест целовать… Также и в Пскове взволновались люди, услышав о том, что от лжецаря идет кто-то с небольшим войском. Воеводы же, увидев такое волнение народа, долго успокаивали его, но не смогли остановить. Тогда народ схватил лучших людей, купцов, и бросил их в темницу, воеводы же послали в Новгород с просьбой прислать в Псков войско на помощь. В это же время некто враг креста Христова пустил слух, что немцы (шведы, в переговоры с которыми по поручению царя вступил князь Михаил Скопин-Шуйский. — Г.Р.) идут в Псков. И прежде слышали, что послал царь за немцами, но те еще не пришли из-за моря в Новгород. И не придут еще два года, потому что на первом этапе, то есть летом 1606 года, за военную помощь шведский король просил Россию вернуть ему Иван-город, Ям, Копорье, Корелу и Орешек. Шуйский, естественно, отказался.
Но вернемся в Псков: И тогда в народе стали кричать какие-то мятежники, что немцы уже пришли от Иван-города к мосту на реке Великой. И тотчас все поднялись и схватили воевод, посадили в темницу, а сами послали за воровским воеводой Федькой Плещеевым, и целовали крест вору… На усмирение перешедших на сторону Лжедмитрия II псковичей вышли новгородцы: Услышали воины в Великом Новгороде о попущенье Божьем на Псков, и вскоре пришел атаман Тимофей Шаров с казаками, но не осмелился напасть на город. А в городе тогда не было ни орудий, ни пороха, да и ручного оружия было мало, но, заострив колья, выходили из города. И много горожан побили новгородцы, преследовали их до города, а в город не дерзнули войти, ибо был город велик и людей в нем множество, а их немного тогда было, человек триста. Псковичи же, словно вторые жиды, разъярившись, вытащили из темницы добрых людей, жестоко их мучили, говоря: «Вы призвали на нас новгородцев». Новгородцы же спалили посад на Завеличье и ушли.
Сокращенная псковская летопись сообщает некоторые подробности о предпосылках к измене. Например, летом 1606 года царю Василию Ивановичу Шуйскому, по прошению его, псковские купцы собрали и послали вспомогательных денег 900 рублей, но некоторых бедных граждан, не могших внести подаяния, оклеветали якобы в недоброхотстве. За сие взяты они в Москву под стражу и едва не казнены, если бы псковские бывшие в Москве стрельцы не выручили их. От сего произошел раздор и смущение в псковском народе. Вскоре самозванец Тушинский Лжедимитрий прислал во Псков стрелецкого голову и сотника со псковскими и пригородными стрельцами и со увещевательною грамотою о присяге ему в подданство, но псковские начальники присланных самозванцевых людей посадили в тюрьмы… В декабре самозванцем отпущены во Псков несколько стрельцов псковских, кои, разошедшись по пригородам, рассеяли возмущение и начали горожан и волостных приводить к присяге самозванцу. Псковский наместник хотел усмирить их, но не мог.
Вместо эпилога
Вот тогда-то на переговоры со шведами и был отправлен победитель бунтовщика Болотникова князь Михаил Скопин-Шуйский. Вместе с ним поехал посольский дьяк (и шурин князя) Семен Головин.
По пути была остановка в Новгороде. И тут Скопин обнаружил, что новгородцы вовсе не симпатизируют царю, а Псков, Орешек и Иван-город якобы уже присягнули полякам. Самостоятельный в решениях князь велел Головину ехать в Стокгольм, а сам остался в Новгороде. Тем более что пронесся слух: к городу направляются поляки и войско Лжедмитрия II.
Кроме того, новгородские старосты донесли Скопину-Шуйскому о предательстве второго городского воеводы Михаила Татищева.