{thumbimage 150px 1}В январе 1582 года был подписан Ям-Запольский договор о 10-летнем перемирии между Россией и Речью Посполитой. По договору к полякам перешла почти вся Ливония, Полоцк и Вележ и ряд других русских городов. Настала очередь договариваться России со шведами.
Как пишет Николай Карамзин, «купив дорогою ценою перемирие с Литвою, чтобы потоптать Швецию, но, вместо успехов важных, имев стыд безмолвно уступить ей и города эстонские и самую древнюю собственность России — снова опасаясь и Батория и хана — наконец, видя кровопролитный мятеж в восточных пределах державы, Иоанн, как уверяют, изъявлял наружное спокойствие».
Ни о каком спокойствии, конечно, и речи быть не может. Русский царь был в ярости. Еще в 1578 году он через новгородских наместников договорился со шведами о трехлетнем перемирии. Но уже на следующий год те нарушили договоренность и вторглись в корельские и ижорские земли, захватив попутно эстонские Гапсаль (ныне Хаапсалу), Вейсенштейн (Пяйде) и — позднее — Нарву.
Шведы атакуют
Правда, следует уточнить, что первая осада Нарвы, предпринятая армией генерала Генриха Горна и флотом адмирала Бента Севериксона в 1579 году, желаемого результата шведам не дала.
18 июля адмирал Севериксон с несколькими кораблями поднявшись с моря вверх по Нарове, захватил и сжег ивангородские посады, но, не имея достаточных сил для штурма Нарвы, ушел с богатой добычей восвояси. 27 сентября следует вторая атака, а которой принимает участие пехота и артиллерия Горна. С ходу взять Нарву не удалось, и Горн приступил к блокаде. Три недели шведы штурмовали город, но в конце концов ушли ни с чем, потеряв, по одним источникам 1500 человек, по другим — до 4000.
Бальтазар Руссов в «Хрониках провинции Ливонии» (1578) объясняет это так: 13 сентября шведы осадили Нарву, по случаю чего была большая радость и ликование по всей Ливонии, особенно же в Ревеле. Но скоро после этой радости наступило великое горе и печаль, так как этот нарвский поход и осада окончились крайне несчастливо. В продолжение двух недель, во все время, которое шведы пробыли под Нарвой, им встречались постоянные неудачи: во-первых, несносная дождливая погода, которая так одолевала солдат, что у них сгнила одежда на теле; во-вторых адмирал чересчур замедлил с доставкою артиллерии и кораблей с провиантом, вследствие чего в лагере произошел такой голод и изнурение, что от голода умерло более 1500 кнехтов; в третьих, и татары стали ставить шведам препятствия при фуражировке и наносили им вред, так что они никак не могли добыть чего-либо из земель неприятеля… Итак, когда повсюду рушились все попытки шведов, и когда их совершенно одолели голод и горе, то вследствие крайней нужды они в сентябре отступили от Нарвы.
Однако два года спустя Понтус Делагарди предпринял третью попытку. Его план оказался эффективным. Двое суток шведы беспрестанно обстреливали Нарву из артиллерийских орудии, а затем пошли на приступ. Город был сдан 6 сентября 1581 года. При этом русские, по некоторым источникам, потеряли в сражении за него около 7000 человек. Вскоре (17 сентября) сдался и Ивангород (фактически составная часть Нарвы, отделенная от нее рекой Наровой). В немецких документах конца XV века его так и называли «контр-Нарва», а до 1470 это было новгородское Новое Село на Нарове.
В «Записках курляндского герцогского гофрата Лаврентия Миллера о временах Стефана Батория» (1585) можно прочитать, сколь драматична была судьба защитников Ивангорода (о чем практически не вспоминают наши историки): замок против Нарвы есть крепость, расположенная на великой горе. Русские зовут эту крепость Ивангородом, купцы же называют русской Нарвой. В Ивангороде находился гарнизон из 3000 московитов, не желавших сдаваться. Господин Понтус, предложив сдачу, дал им три дня на размышление, а по истечении этого срока, направил свои картауны (осадные пушки. — Г.Р.) на крепость и велел сделать залп поверх нее. Московиты хорошо знали, что великий князь не приходил на помощь ни Полоцку, ни Великим Лукам, не придет и к Пскову; без всякого сомнения; знали, что им был важен единственно Псков. Они могли также из крепости видеть, как обошлись шведы с московитами в Нарве, потому потребовали еще раз переговоров. Когда же им был дозволен свободный выход из крепости со всем тем, что могли унести на себе, они сдали весьма сильную крепость Ивангород господину Понтусу… Их проводили до границы. В крепости нашли достаточно всякого провианта, но из больших орудий — не более шести, из чего можно заключить, какую силу неприятель сосредоточил в Пскове.
Отрезанный ломоть
Для России и Новгорода потеря Нарвы (и Ивангорода) была очень ощутима. «Россия отпускала через нарвский порт, по словам Флетчера (Джилс Флетчер, английский дипломат, автор книги «О государстве русском», 1591. — Г.Р.), одного воска 50 тысяч пудов; с завоеванием Нарвы шведами в 1581 году цифра отпускаемого Россиею через Нарву воска упала до 10 тысяч пудов, т. е. уменьшилась в 5 раз», — пишет русский историк Александр Петров в своем исследовании «Город Нарва, его прошлое и достопримечательности» (1901). Порт в Нарве был самым современным и оживленным в России, давал 50 000 рублей годового дохода только с торговых пошлин (больше, чем архангельский порт — 30 000 рублей). Нельзя забывать, что Нарва (с Ивангородом) была и крепостью на пути возможного вторжения скандинавов в новгородские земли.
А Новгород принимал активнейшее участие в торговле с европейцами именно через нарвский порт. Не случайно же Нарва подверглась разгрому, когда Иван Грозный в 1570 году пришел «навести порядок» в Новгороде. После казней, имевших место в Новгороде и Пскове, московский царь отправил несколько тысяч опричников в лифляндскую Нарву, — пишет Руссов. — Сначала опричники делали вид, как будто идут на шведов в Лифляндию; но когда их впустили в Нарву, то они начали немедленно убивать граждан, свирепствовать и бушевать. Не было пощады никому из русских, будь он высокого или низкого звания, и даже женщинам и детям. Но немецким купцам и лифляндским крестьянам не было причинено никакого вреда; им было только запрещено под угрозою потери жизни и имущества прятать у себя русских как старых, так и молодых. Во время этого избиения все дома, амбары и лавки были разграблены; а товары, состоявшие из льна, воска, сала, кож, конопли и драгоценных мехов, на громадную сумму денег, были вытащены на улицы и в поле и преданы огню... Иными словами, разоряя новгородские купеческие конторы в Нарве, царь косвенным образом терроризировал и собственно Новгород. Как говорилось ранее, за излишний сепаратизм и налоговые недоимки (Новгород, по данным Флетчера, должен был ежегодно податями и пошлинами платить в казну государеву 41 000 рублей).
К слову, Петров объясняет новгородский интерес к Нарве весьма просто: «Причину расширения нашей северной торговли вообще, а нарвской, в частности, следует искать в двух обстоятельствах. Во-первых, в самом географическом положении Новгорода и окрестных мест, лежавших на естественном водном пути, сближавшем западную Европу с Россией, а через последнюю с Азией (до XVI столетия не было южного морского пути в Индию). Во-вторых, в очень печальном моменте русской истории, — в монгольском нашествии. Известно, что монголы в своем опустошительном шествии по России не достигли Новгорода. После разорения больших городов южной и средней России, торговля из них перешла на север и здесь, благодаря местным условиям и особенностям режима новгородской жизни, свила себе прочное гнездо».
Бой при Лялицах
После заключения Ям-Запольского перемирия с Речью Посполитой Иван Грозный надеялся «потоптать шведов». Русские войска под командованием опричного воеводы, князя Дмитрия Хворостина попытались освободить Нарву. В бою у села Лялицы, в Водской пятине, Хворостин разгромил вышедший ему навстречу шведский отряд. За эту победу из опричных (то есть вторых) воевод он был произведен в первые и награжден золотой медалью царя.
Собственно, это повелось всю честь отдавать Хворостину. На самом деле он был лишь командиром передового отряда. В «Разрядной книге 1559–1604 годов» сказано: 1 января 1582 года посылал царь и великий князь всея России Иван Васильевич на шведов бояр и воевод. А собирались они в Торжке да на Волочке Вышнем и были по полкам.
В большом полку: боярин, князь Федор Иванович Мстиславской да Иван Васильевич Годунов да Михайло Андреевич Безнин. В правой руке: боярин, князь Василий Иванович Мстиславской да Панкрат Яковлевич Салтыков. В передовом полку: боярин, князь Василий Юрьевич Голицын да окольничий, князь Дмитрий Ивaнович Хворостинин. В сторожевом полку: воеводы, князь Иван Константинович Курлетев-Оболенский да Михайло Глебович Салтыков. В левой руке: воеводы, князь Василий Агишевич Тюменской да князь Меркул Александрович Щербатой.
И как бояре и воеводы из Торжка да с Волочка пришли в Новгород Великий, царь и великий князь на шведов им идти не велел, а велел стоять в Новгороде. А велел идти воеводам по разряду. И ходили к Ругодиву, к городу Яме да в шведскую землю, за Неву-реку. И было у них дело с немецкими людьми, в Водской пятине, в селе Лялицы.
И там были воеводы по полкам. В большом полку: князь Михайло Петрович Катырев да Михайло Глебович Салтыков. В передовом полку: окольничий, князь Дмитрий Иванович Хворостинин да Михайло Андреевич Безнин.
Как видно из этой пространной цитаты, Иван Грозный затевал большой поход. Но в последний момент его что-то остановило. Вероятно, не поверил в нейтралитет Стефана Батория, у которого было соглашение со шведами (1579). Потому и оставил большую часть войска в Новгороде.
Кстати, «Разрядная книга 1475–1598 годов» дополняет картину боя при Лялицах: И божией милостью и пречистой Богородицы молением побили немецких людей и языки многие поймали; и было наперед дело передовому полку окольничему и воеводам князю Дмитрию Ивановичу Хворостинину да думному дворянину Михаилу Андреевичу Безнину. И пособил им большой полк, а иные воеводы к бою не поспели; и к государю воеводы послали с гонцом сообщить.
«Второе дело, не менее важное и для нас счастливое, было на берегах Невы, — читаем у Карамзина. — Следуя совету изменника Афанасия Бельского, генерал Делагарди неожиданно устремился к Нотебургу, или Орешку, чтобы взять его смелым приступом. Там начальствовали воеводы князь Василий Ростовский, Судаков, Хвостов: они бились неустрашимо; резали, топили шведов в Неве; а князь Андрей Шуйский спешил с конными дружинами из Новагорода для спасения сей важной крепости. Надменный Делагарди бежал». Увы, «бежал» — это сказано слишком сильно. Делагарди отступил. И не куда-нибудь, а в Нарву.
Две блистательные победы в стратегическом плане, к сожалению, не переломили ситуацию. Россия, ослабленная войной с Баторием, вынуждена была вступить в переговоры со Швецией. К этому подтолкнули, по мнению Карамзина, два обстоятельства. «Во-первых, мир с Литвою казался не весьма надежным. Послы Баториевы, находясь в Москве для утверждения договора, объявили новые требования: хотели, чтобы Иоанн нигде не писался в титуле Ливонским и признал всю Эстонию законным Стефановым владением… Во-вторых, общий бунт внезапно вспыхнул в земле луговых черемисов, столь опасный и жестокий, что казанские воеводы никак не могли усмирить его. Встревоженный государь (в октябре 1582 года) послал к ним войско с князем Елецким; сведав же, что бунт не утихает, велел идти туда из Мурома знатнейшим полководцам князьям Ивану Михайловичу Воротынскому и мужественному Дмитрию Хворостинину».
Вместо эпилога
26 мая 1583 года в деревеньке Мыза (7 км от Нарвы) на берегу Плюсы, притока Нарову, начались русско-шведские переговоры. С нашей стороны в них участвовали: первый воевода Ладоги, князь Семен Лобанов, думный дворянин Игнатий Татищев и новгородский боярин Иван Феофилактьев. Швецию представляли Понтус Делагарди и наместник Финляндии Клас Тотт. Даже по составу делегаций можно сказать, что переговоры носили предварительный характер. Так собственно и получилось. Через неделю они завершились подписанием протокола о двухмесячном перемирии.
Второй раунд переговоров наметили на август. Русская и шведская делегации вновь встретились в Мызе.
Ни о каком спокойствии, конечно, и речи быть не может. Русский царь был в ярости. Еще в 1578 году он через новгородских наместников договорился со шведами о трехлетнем перемирии. Но уже на следующий год те нарушили договоренность и вторглись в корельские и ижорские земли, захватив попутно эстонские Гапсаль (ныне Хаапсалу), Вейсенштейн (Пяйде) и — позднее — Нарву.
Шведы атакуют
Правда, следует уточнить, что первая осада Нарвы, предпринятая армией генерала Генриха Горна и флотом адмирала Бента Севериксона в 1579 году, желаемого результата шведам не дала.
18 июля адмирал Севериксон с несколькими кораблями поднявшись с моря вверх по Нарове, захватил и сжег ивангородские посады, но, не имея достаточных сил для штурма Нарвы, ушел с богатой добычей восвояси. 27 сентября следует вторая атака, а которой принимает участие пехота и артиллерия Горна. С ходу взять Нарву не удалось, и Горн приступил к блокаде. Три недели шведы штурмовали город, но в конце концов ушли ни с чем, потеряв, по одним источникам 1500 человек, по другим — до 4000.
Бальтазар Руссов в «Хрониках провинции Ливонии» (1578) объясняет это так: 13 сентября шведы осадили Нарву, по случаю чего была большая радость и ликование по всей Ливонии, особенно же в Ревеле. Но скоро после этой радости наступило великое горе и печаль, так как этот нарвский поход и осада окончились крайне несчастливо. В продолжение двух недель, во все время, которое шведы пробыли под Нарвой, им встречались постоянные неудачи: во-первых, несносная дождливая погода, которая так одолевала солдат, что у них сгнила одежда на теле; во-вторых адмирал чересчур замедлил с доставкою артиллерии и кораблей с провиантом, вследствие чего в лагере произошел такой голод и изнурение, что от голода умерло более 1500 кнехтов; в третьих, и татары стали ставить шведам препятствия при фуражировке и наносили им вред, так что они никак не могли добыть чего-либо из земель неприятеля… Итак, когда повсюду рушились все попытки шведов, и когда их совершенно одолели голод и горе, то вследствие крайней нужды они в сентябре отступили от Нарвы.
Однако два года спустя Понтус Делагарди предпринял третью попытку. Его план оказался эффективным. Двое суток шведы беспрестанно обстреливали Нарву из артиллерийских орудии, а затем пошли на приступ. Город был сдан 6 сентября 1581 года. При этом русские, по некоторым источникам, потеряли в сражении за него около 7000 человек. Вскоре (17 сентября) сдался и Ивангород (фактически составная часть Нарвы, отделенная от нее рекой Наровой). В немецких документах конца XV века его так и называли «контр-Нарва», а до 1470 это было новгородское Новое Село на Нарове.
В «Записках курляндского герцогского гофрата Лаврентия Миллера о временах Стефана Батория» (1585) можно прочитать, сколь драматична была судьба защитников Ивангорода (о чем практически не вспоминают наши историки): замок против Нарвы есть крепость, расположенная на великой горе. Русские зовут эту крепость Ивангородом, купцы же называют русской Нарвой. В Ивангороде находился гарнизон из 3000 московитов, не желавших сдаваться. Господин Понтус, предложив сдачу, дал им три дня на размышление, а по истечении этого срока, направил свои картауны (осадные пушки. — Г.Р.) на крепость и велел сделать залп поверх нее. Московиты хорошо знали, что великий князь не приходил на помощь ни Полоцку, ни Великим Лукам, не придет и к Пскову; без всякого сомнения; знали, что им был важен единственно Псков. Они могли также из крепости видеть, как обошлись шведы с московитами в Нарве, потому потребовали еще раз переговоров. Когда же им был дозволен свободный выход из крепости со всем тем, что могли унести на себе, они сдали весьма сильную крепость Ивангород господину Понтусу… Их проводили до границы. В крепости нашли достаточно всякого провианта, но из больших орудий — не более шести, из чего можно заключить, какую силу неприятель сосредоточил в Пскове.
Отрезанный ломоть
Для России и Новгорода потеря Нарвы (и Ивангорода) была очень ощутима. «Россия отпускала через нарвский порт, по словам Флетчера (Джилс Флетчер, английский дипломат, автор книги «О государстве русском», 1591. — Г.Р.), одного воска 50 тысяч пудов; с завоеванием Нарвы шведами в 1581 году цифра отпускаемого Россиею через Нарву воска упала до 10 тысяч пудов, т. е. уменьшилась в 5 раз», — пишет русский историк Александр Петров в своем исследовании «Город Нарва, его прошлое и достопримечательности» (1901). Порт в Нарве был самым современным и оживленным в России, давал 50 000 рублей годового дохода только с торговых пошлин (больше, чем архангельский порт — 30 000 рублей). Нельзя забывать, что Нарва (с Ивангородом) была и крепостью на пути возможного вторжения скандинавов в новгородские земли.
А Новгород принимал активнейшее участие в торговле с европейцами именно через нарвский порт. Не случайно же Нарва подверглась разгрому, когда Иван Грозный в 1570 году пришел «навести порядок» в Новгороде. После казней, имевших место в Новгороде и Пскове, московский царь отправил несколько тысяч опричников в лифляндскую Нарву, — пишет Руссов. — Сначала опричники делали вид, как будто идут на шведов в Лифляндию; но когда их впустили в Нарву, то они начали немедленно убивать граждан, свирепствовать и бушевать. Не было пощады никому из русских, будь он высокого или низкого звания, и даже женщинам и детям. Но немецким купцам и лифляндским крестьянам не было причинено никакого вреда; им было только запрещено под угрозою потери жизни и имущества прятать у себя русских как старых, так и молодых. Во время этого избиения все дома, амбары и лавки были разграблены; а товары, состоявшие из льна, воска, сала, кож, конопли и драгоценных мехов, на громадную сумму денег, были вытащены на улицы и в поле и преданы огню... Иными словами, разоряя новгородские купеческие конторы в Нарве, царь косвенным образом терроризировал и собственно Новгород. Как говорилось ранее, за излишний сепаратизм и налоговые недоимки (Новгород, по данным Флетчера, должен был ежегодно податями и пошлинами платить в казну государеву 41 000 рублей).
К слову, Петров объясняет новгородский интерес к Нарве весьма просто: «Причину расширения нашей северной торговли вообще, а нарвской, в частности, следует искать в двух обстоятельствах. Во-первых, в самом географическом положении Новгорода и окрестных мест, лежавших на естественном водном пути, сближавшем западную Европу с Россией, а через последнюю с Азией (до XVI столетия не было южного морского пути в Индию). Во-вторых, в очень печальном моменте русской истории, — в монгольском нашествии. Известно, что монголы в своем опустошительном шествии по России не достигли Новгорода. После разорения больших городов южной и средней России, торговля из них перешла на север и здесь, благодаря местным условиям и особенностям режима новгородской жизни, свила себе прочное гнездо».
Бой при Лялицах
После заключения Ям-Запольского перемирия с Речью Посполитой Иван Грозный надеялся «потоптать шведов». Русские войска под командованием опричного воеводы, князя Дмитрия Хворостина попытались освободить Нарву. В бою у села Лялицы, в Водской пятине, Хворостин разгромил вышедший ему навстречу шведский отряд. За эту победу из опричных (то есть вторых) воевод он был произведен в первые и награжден золотой медалью царя.
Собственно, это повелось всю честь отдавать Хворостину. На самом деле он был лишь командиром передового отряда. В «Разрядной книге 1559–1604 годов» сказано: 1 января 1582 года посылал царь и великий князь всея России Иван Васильевич на шведов бояр и воевод. А собирались они в Торжке да на Волочке Вышнем и были по полкам.
В большом полку: боярин, князь Федор Иванович Мстиславской да Иван Васильевич Годунов да Михайло Андреевич Безнин. В правой руке: боярин, князь Василий Иванович Мстиславской да Панкрат Яковлевич Салтыков. В передовом полку: боярин, князь Василий Юрьевич Голицын да окольничий, князь Дмитрий Ивaнович Хворостинин. В сторожевом полку: воеводы, князь Иван Константинович Курлетев-Оболенский да Михайло Глебович Салтыков. В левой руке: воеводы, князь Василий Агишевич Тюменской да князь Меркул Александрович Щербатой.
И как бояре и воеводы из Торжка да с Волочка пришли в Новгород Великий, царь и великий князь на шведов им идти не велел, а велел стоять в Новгороде. А велел идти воеводам по разряду. И ходили к Ругодиву, к городу Яме да в шведскую землю, за Неву-реку. И было у них дело с немецкими людьми, в Водской пятине, в селе Лялицы.
И там были воеводы по полкам. В большом полку: князь Михайло Петрович Катырев да Михайло Глебович Салтыков. В передовом полку: окольничий, князь Дмитрий Иванович Хворостинин да Михайло Андреевич Безнин.
Как видно из этой пространной цитаты, Иван Грозный затевал большой поход. Но в последний момент его что-то остановило. Вероятно, не поверил в нейтралитет Стефана Батория, у которого было соглашение со шведами (1579). Потому и оставил большую часть войска в Новгороде.
Кстати, «Разрядная книга 1475–1598 годов» дополняет картину боя при Лялицах: И божией милостью и пречистой Богородицы молением побили немецких людей и языки многие поймали; и было наперед дело передовому полку окольничему и воеводам князю Дмитрию Ивановичу Хворостинину да думному дворянину Михаилу Андреевичу Безнину. И пособил им большой полк, а иные воеводы к бою не поспели; и к государю воеводы послали с гонцом сообщить.
«Второе дело, не менее важное и для нас счастливое, было на берегах Невы, — читаем у Карамзина. — Следуя совету изменника Афанасия Бельского, генерал Делагарди неожиданно устремился к Нотебургу, или Орешку, чтобы взять его смелым приступом. Там начальствовали воеводы князь Василий Ростовский, Судаков, Хвостов: они бились неустрашимо; резали, топили шведов в Неве; а князь Андрей Шуйский спешил с конными дружинами из Новагорода для спасения сей важной крепости. Надменный Делагарди бежал». Увы, «бежал» — это сказано слишком сильно. Делагарди отступил. И не куда-нибудь, а в Нарву.
Две блистательные победы в стратегическом плане, к сожалению, не переломили ситуацию. Россия, ослабленная войной с Баторием, вынуждена была вступить в переговоры со Швецией. К этому подтолкнули, по мнению Карамзина, два обстоятельства. «Во-первых, мир с Литвою казался не весьма надежным. Послы Баториевы, находясь в Москве для утверждения договора, объявили новые требования: хотели, чтобы Иоанн нигде не писался в титуле Ливонским и признал всю Эстонию законным Стефановым владением… Во-вторых, общий бунт внезапно вспыхнул в земле луговых черемисов, столь опасный и жестокий, что казанские воеводы никак не могли усмирить его. Встревоженный государь (в октябре 1582 года) послал к ним войско с князем Елецким; сведав же, что бунт не утихает, велел идти туда из Мурома знатнейшим полководцам князьям Ивану Михайловичу Воротынскому и мужественному Дмитрию Хворостинину».
Вместо эпилога
26 мая 1583 года в деревеньке Мыза (7 км от Нарвы) на берегу Плюсы, притока Нарову, начались русско-шведские переговоры. С нашей стороны в них участвовали: первый воевода Ладоги, князь Семен Лобанов, думный дворянин Игнатий Татищев и новгородский боярин Иван Феофилактьев. Швецию представляли Понтус Делагарди и наместник Финляндии Клас Тотт. Даже по составу делегаций можно сказать, что переговоры носили предварительный характер. Так собственно и получилось. Через неделю они завершились подписанием протокола о двухмесячном перемирии.
Второй раунд переговоров наметили на август. Русская и шведская делегации вновь встретились в Мызе.
Геннадий РЯВКИН
