{thumbimage 150px 1}Каким видели Новгород в ХVI веке иностранные путешественники
До сей поры, рассказывая историю Новгорода и по мере сил и знаний разбираясь в ней, мы обходили стороной описание собственно города, каким он был, например, в ХVI веке. Между тем это интересно и полезно рассмотреть хотя бы с той точки зрения, чтобы понять, сколько же новгородцев погибло в период опричного террора Ивана Грозного.
По иностранным источникам, цифры сильно разнятся. Альберт Шлихтинг приводит данные о том, что убито было 2770 человек, не считая лиц низкого происхождения. Однако Андрей Курбский писал, что только в один день погибло 15 тысяч человек, Таубе и Крузе подсчитали, что в ходе всей карательной операции было убито 27 тысяч, Джером Горсей и вовсе называет запредельные 700 тысяч. В отечественных свидетельствах — тоже большие расхождения. Псковская летопись определяет количество жертв в 60 тысяч человек, «Повесть о разгроме Новгорода Иваном Грозным» говорит не очень определенно о нескольких десятках тысяч новгородцев. В Синодике опальных Ивана Грозного отмечается, что в новгородской посылке Малюта (Скуратов. — Г.Р.) отделал 1490 человек ручным усечением, и из пищалей отделано 15 человек.
Novum castrum
Понятно, что истребить больше народу, чем жило в Новгороде, не мог даже Иван Грозный. А историки давно уже сошлись на том, что в середине ХVI века в городе проживали 25–30 тысяч человек. По описанию Матвея Меховского («Трактат о двух Самартиях», 1517), в начале века был по обширности Новгород намного больше, чем Рим, так как Рим в окружности имеет 32 италийских мили, что составляет шесть миль германских с остатком в две италийских мили. Новгород же имеет целых семь миль, то есть 35 италийских. Здания в Новгороде деревянные, а в Риме каменные... В Новгороде есть замок, называемый Децен (Детинец, так называли кремль в те времена. — Г.Р.). В нем находится главная церковь Святой Софии, то есть Спасителя. Крыта она блестящими золотыми пластинками. В том же Новгороде есть семь монастырей чернецов, то есть черных монахов устава Св. Василия, и отстоят они друг от друга приблизительно на полмили. В первом монастыре Св. Девы Марии — тысяча монахов, в другом — Св. Георгия — семьсот, в третьем — шестьсот, в четвертом — четыреста, а соответственно и в других монастырях. Много там и церквей разных святых: одному св. Николаю, из всех святых у русских наиболее чтимому, посвящено столько церквей, сколько дней в году.
Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Новгороде в 1517 и 1526 годах, дополняет картину: Новгород Великий — самое большое княжество во всей Руссии, на их родном языке он называется Новым городом, то есть Nova civitas или Novum castrum, ибо все, что окружено стеной, укреплено тыном или другим способом огорожено, они называют gorod. Это обширный город, посредине которого протекает судоходная река Волхов, вытекающая почти в двух верстах выше города из озера Ильмень и впадающая в озеро Нево, которое теперь по лежащему при нем городу называется Ладогой. Новгород отстоит от Москвы на 120 миль на северо-запад; впрочем, иные насчитывают только сто. Некогда, во время процветания этого города, когда он был независим.., здесь было величайшее торжище всей Руссии, так как туда стекалось отовсюду — из Литвы, Швеции, Дании и из самой Германии — огромное число купцов, и от столь многолюдного стечения разных народов граждане умножали свои богатства и достатки.
В свою очередь Ричард Чэнслер в своей «Книге о великом и могущественном царе русском и князе московском и о тамошних владениях, порядках и произведениях» (1523) отмечает: После Москвы первое место занимает Новгород, и хотя уступает ей в великолепии, но зато превосходит обширностью, и составляет как бы рынок целой империи. Счастливое местоположение этого города у реки, впадающей в Сарматское море, привлекает множество купцов за кожами, медом и воском. Изобилие льна и конопли бесспорно доставляет Новгороду преимущество перед всеми русскими городами.
До и после
Конечно, это все описания города до опричного погрома. Рассказывавшие о погроме (Шлихтинг, Таубе и Крузе и другие) практически не останавливались на том, как выглядел Новгород в этот период, логично предпочитая подробности происходивших там событий. Правда, у итальянского монаха Антонио Поссевино, посетившего Новгород в 1581 году, есть короткое примечание: Город этот деревянный, только кремль и укрепления каменные.
Имеется более или менее детальный рассказ о городе у уже упомянутого Джерома Горсея. Приведу его без комментариев, обращая внимание лишь на то, что автор родился в 1573 году и, следовательно, не был очевидцем того, о чем пишет в «Записках о России»: Разрушенный (опричниками. — Г.Р.) город был оставлен безлюдным и пустынным, а царь вернулся с армией и пленными из Ливонии в Москву. По пути он приказал своим военачальникам и другим чиновникам выгнать из городов и деревень в округе на 50 миль людей всех сословий: дворян, крестьян, купцов, монахов, старых и молодых, с их семьями, добром и скотом и отправить их очистить и населить разрушенный Новгород. Это было новой казнью, так как многие из них умерли от чумы, зараженные воздухом города, в который они попали; такая мера не могла пополнить население, хотя много людей разного возраста были согнаны туда из отдаленных мест.
Датский дипломат Якоб Ульфельдт, посетивший Новгород в 1578 году, восхищается тем, что Новгород построен превосходно, разумеется, по русскому образцу, и украшен бесчисленными храмами и монастырями. Сооружен он на красивейшем месте, окруженном со сторон полями, цветущими лугами, рыбными угодьями, озерами, реками, изобилующими всяческой благодатью. Правда, и он отмечает, что последствия событий 1571 года еще дают о себе знать: опричники, передвигаясь по всему пространству между Москвой и Псковом, сровняли с землей великое множество селений, мужчин, женщин и маленьких детей перебили по своему усмотрению, грабили купцов, загрязняли рыбные пруды, сжигали рыбу и вообще все настолько расстроили и разорили, что страшно об этом даже говорить и, могу сказать, страшно видеть. Ведь если бы приставы (которые обслуживали дипломатическую миссию Ульфельдта. — Г.Р.) не доставляли средств, необходимых для поддержания жизни, привозимых из других мест, мы погибли бы от голода и лишений. Люди впали в такую нужду, что мы не могли нигде, за исключением очень немногих мест, купить ни за какие деньги даже яйца.
Времена и нравы
В дневнике Ульфельдта «Путешествие в Россию», впервые изданном в 1608 году, содержатся весьма любопытные наблюдения о нравах новгородцев. Разумеется, следует иметь в виду, что картина, написанная датчанином, не может быть признана объективной. Он сетует на жесткое и неприязненное отношение к нему и товарищам со стороны новгородцев, но ведь нельзя не помнить, что к 1578 году Новгород уже оказался на передовом участке борьбы с Ливонией, Польшей и Швецией. Никакой симпатии к иностранцам любого ранга у новгородцев быть не могло.
Итак, наши приставы изо дня в день преследовали нас с величайшей ненавистью, о чем здесь не стоит умалчивать, но, напротив, стоит упомянуть, чтобы несведущие люди поняли, с какой жесткостью эти варвары относятся к германцам, по отношению к которым они имеют некую власть. После того как в течение целых 14 дней в Новгороде нас удерживали как бы под стражей, к нам пришли люди, сообщившие, что в этот день прибыл из Москвы гонец. Он по приказу великого князя разъяснил, что и нам, и слугам нашим разрешается отправляться куда угодно и совершать покупки, если в этом будет нужда, что доставило удовольствие и радость: ведь мы испытывали величайшее желание в быстром движении размять наши затекшие от долгого пребывания в домах члены. Поэтому на следующий день через нашего переводчика мы попросили, чтобы нам не отказали снарядить лодки, на которых мы переправились бы через реку, протекавшую около города, и чтобы нам разрешили, если это возможно, поохотиться на птиц, в чем нам было отказано.
И не только в этом случае они показали себя недоброжелательными людьми, но и на следующий день, когда мы пытались восстановить свои силы, гуляя на поляне по соседству с нашим жильем, они сразу же последовали за нами, расценивая это как проступок и вину и запрещая нам впредь так действовать, говоря, что их царь разрешил все необходимое покупать за деньги, но только нашим слугам предоставлена возможность выходить из дома, но отнюдь не нам.
У Ульфельдта есть весьма яркие описания нравов простых горожан, которых ему довелось видеть во время пребывания в Новгороде. Вот, например: Но не только они (приставы. — Г.Р.) демонстрировали грубость, ежедневно мы видали ее и у других. К нам всякий день приходили гудошники, разыгрывали комедии на свой лад, часто среди представления они обнажали зады и показывали всем срамные места тела, вставали на колени и поднимали зад кверху, отбросив всякий стыд и робость. То же самое иногда делали и женщины. Однажды, находясь на площадке перед нашим домом вместе со своими многочисленными слугами, мы увидели в соседнем доме женщин, которые задирали вверх одежду и показывали нам в окне срамные части тела, как передние, так и задние; высовывали из окна голые ноги — поочередно то левую, то правую, и зад, не смущаясь присутствием приставов.
30 лет спустя
В начале следующего века Новгород, по мнению иностранных гостей, не выглядел уже тем представительным, сравнимым с Римом мегаполисом, каким был 80–100 лет назад. В отчете датского посольства во главе с Акселем Гюлленстьерне, посетившим Новгород в 1602 году, сказано: Город широко раскинулся, крепость тоже, так что внутри крепостных стен находится 23 церкви и монастыря. Дома в крепости — дрянные бревенчатые домишки наподобие закут для скота в Сконии. В крепости над большей из церквей надстроена тупая башня, крытая позолоченным свинцом. Стены вокруг города совсем разрушены и сползли в ров. Хотя дома в городе бревенчатые, однако расположены они — равно как и улицы — красивее, чем в Москве. И далее гораздо более благожелательно (возможно, отчет составляли несколько человек независимо друг от друга): Этот город занимает большое пространство, но в нем все деревянные дома и сады, также много церквей и монастырей, он разделен на две части прекрасной и быстрой рекой Волхов. У старого города лежит большая крепость, которая внутри застроена монастырями, церквями и часовнями; на самой главной церкви стоит круглая позолоченная башня, а кругом крепости идет большая и укрепленная стена с множеством четвероугольных крепких башен, которая напоминает московскую крепость. Из крепости на другую сторону ведет прочный и длинный мост, а на стороне нового города много прекрасных водяных мельниц, очень крепко построенных на реке.
Секретарь ганзейского посольства Иоганн Брамбах побывал в Новгороде примерно в это же время (1603) год и увидел его таким: Новгород весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать, или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево… В Новгороде много церквей, большей частью каменных и круглой формы с куполами, крытыми жестью, а у церкви Святой Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют.
Novum castrum
Понятно, что истребить больше народу, чем жило в Новгороде, не мог даже Иван Грозный. А историки давно уже сошлись на том, что в середине ХVI века в городе проживали 25–30 тысяч человек. По описанию Матвея Меховского («Трактат о двух Самартиях», 1517), в начале века был по обширности Новгород намного больше, чем Рим, так как Рим в окружности имеет 32 италийских мили, что составляет шесть миль германских с остатком в две италийских мили. Новгород же имеет целых семь миль, то есть 35 италийских. Здания в Новгороде деревянные, а в Риме каменные... В Новгороде есть замок, называемый Децен (Детинец, так называли кремль в те времена. — Г.Р.). В нем находится главная церковь Святой Софии, то есть Спасителя. Крыта она блестящими золотыми пластинками. В том же Новгороде есть семь монастырей чернецов, то есть черных монахов устава Св. Василия, и отстоят они друг от друга приблизительно на полмили. В первом монастыре Св. Девы Марии — тысяча монахов, в другом — Св. Георгия — семьсот, в третьем — шестьсот, в четвертом — четыреста, а соответственно и в других монастырях. Много там и церквей разных святых: одному св. Николаю, из всех святых у русских наиболее чтимому, посвящено столько церквей, сколько дней в году.
Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Новгороде в 1517 и 1526 годах, дополняет картину: Новгород Великий — самое большое княжество во всей Руссии, на их родном языке он называется Новым городом, то есть Nova civitas или Novum castrum, ибо все, что окружено стеной, укреплено тыном или другим способом огорожено, они называют gorod. Это обширный город, посредине которого протекает судоходная река Волхов, вытекающая почти в двух верстах выше города из озера Ильмень и впадающая в озеро Нево, которое теперь по лежащему при нем городу называется Ладогой. Новгород отстоит от Москвы на 120 миль на северо-запад; впрочем, иные насчитывают только сто. Некогда, во время процветания этого города, когда он был независим.., здесь было величайшее торжище всей Руссии, так как туда стекалось отовсюду — из Литвы, Швеции, Дании и из самой Германии — огромное число купцов, и от столь многолюдного стечения разных народов граждане умножали свои богатства и достатки.
В свою очередь Ричард Чэнслер в своей «Книге о великом и могущественном царе русском и князе московском и о тамошних владениях, порядках и произведениях» (1523) отмечает: После Москвы первое место занимает Новгород, и хотя уступает ей в великолепии, но зато превосходит обширностью, и составляет как бы рынок целой империи. Счастливое местоположение этого города у реки, впадающей в Сарматское море, привлекает множество купцов за кожами, медом и воском. Изобилие льна и конопли бесспорно доставляет Новгороду преимущество перед всеми русскими городами.
До и после
Конечно, это все описания города до опричного погрома. Рассказывавшие о погроме (Шлихтинг, Таубе и Крузе и другие) практически не останавливались на том, как выглядел Новгород в этот период, логично предпочитая подробности происходивших там событий. Правда, у итальянского монаха Антонио Поссевино, посетившего Новгород в 1581 году, есть короткое примечание: Город этот деревянный, только кремль и укрепления каменные.
Имеется более или менее детальный рассказ о городе у уже упомянутого Джерома Горсея. Приведу его без комментариев, обращая внимание лишь на то, что автор родился в 1573 году и, следовательно, не был очевидцем того, о чем пишет в «Записках о России»: Разрушенный (опричниками. — Г.Р.) город был оставлен безлюдным и пустынным, а царь вернулся с армией и пленными из Ливонии в Москву. По пути он приказал своим военачальникам и другим чиновникам выгнать из городов и деревень в округе на 50 миль людей всех сословий: дворян, крестьян, купцов, монахов, старых и молодых, с их семьями, добром и скотом и отправить их очистить и населить разрушенный Новгород. Это было новой казнью, так как многие из них умерли от чумы, зараженные воздухом города, в который они попали; такая мера не могла пополнить население, хотя много людей разного возраста были согнаны туда из отдаленных мест.
Датский дипломат Якоб Ульфельдт, посетивший Новгород в 1578 году, восхищается тем, что Новгород построен превосходно, разумеется, по русскому образцу, и украшен бесчисленными храмами и монастырями. Сооружен он на красивейшем месте, окруженном со сторон полями, цветущими лугами, рыбными угодьями, озерами, реками, изобилующими всяческой благодатью. Правда, и он отмечает, что последствия событий 1571 года еще дают о себе знать: опричники, передвигаясь по всему пространству между Москвой и Псковом, сровняли с землей великое множество селений, мужчин, женщин и маленьких детей перебили по своему усмотрению, грабили купцов, загрязняли рыбные пруды, сжигали рыбу и вообще все настолько расстроили и разорили, что страшно об этом даже говорить и, могу сказать, страшно видеть. Ведь если бы приставы (которые обслуживали дипломатическую миссию Ульфельдта. — Г.Р.) не доставляли средств, необходимых для поддержания жизни, привозимых из других мест, мы погибли бы от голода и лишений. Люди впали в такую нужду, что мы не могли нигде, за исключением очень немногих мест, купить ни за какие деньги даже яйца.
Времена и нравы
В дневнике Ульфельдта «Путешествие в Россию», впервые изданном в 1608 году, содержатся весьма любопытные наблюдения о нравах новгородцев. Разумеется, следует иметь в виду, что картина, написанная датчанином, не может быть признана объективной. Он сетует на жесткое и неприязненное отношение к нему и товарищам со стороны новгородцев, но ведь нельзя не помнить, что к 1578 году Новгород уже оказался на передовом участке борьбы с Ливонией, Польшей и Швецией. Никакой симпатии к иностранцам любого ранга у новгородцев быть не могло.
Итак, наши приставы изо дня в день преследовали нас с величайшей ненавистью, о чем здесь не стоит умалчивать, но, напротив, стоит упомянуть, чтобы несведущие люди поняли, с какой жесткостью эти варвары относятся к германцам, по отношению к которым они имеют некую власть. После того как в течение целых 14 дней в Новгороде нас удерживали как бы под стражей, к нам пришли люди, сообщившие, что в этот день прибыл из Москвы гонец. Он по приказу великого князя разъяснил, что и нам, и слугам нашим разрешается отправляться куда угодно и совершать покупки, если в этом будет нужда, что доставило удовольствие и радость: ведь мы испытывали величайшее желание в быстром движении размять наши затекшие от долгого пребывания в домах члены. Поэтому на следующий день через нашего переводчика мы попросили, чтобы нам не отказали снарядить лодки, на которых мы переправились бы через реку, протекавшую около города, и чтобы нам разрешили, если это возможно, поохотиться на птиц, в чем нам было отказано.
И не только в этом случае они показали себя недоброжелательными людьми, но и на следующий день, когда мы пытались восстановить свои силы, гуляя на поляне по соседству с нашим жильем, они сразу же последовали за нами, расценивая это как проступок и вину и запрещая нам впредь так действовать, говоря, что их царь разрешил все необходимое покупать за деньги, но только нашим слугам предоставлена возможность выходить из дома, но отнюдь не нам.
У Ульфельдта есть весьма яркие описания нравов простых горожан, которых ему довелось видеть во время пребывания в Новгороде. Вот, например: Но не только они (приставы. — Г.Р.) демонстрировали грубость, ежедневно мы видали ее и у других. К нам всякий день приходили гудошники, разыгрывали комедии на свой лад, часто среди представления они обнажали зады и показывали всем срамные места тела, вставали на колени и поднимали зад кверху, отбросив всякий стыд и робость. То же самое иногда делали и женщины. Однажды, находясь на площадке перед нашим домом вместе со своими многочисленными слугами, мы увидели в соседнем доме женщин, которые задирали вверх одежду и показывали нам в окне срамные части тела, как передние, так и задние; высовывали из окна голые ноги — поочередно то левую, то правую, и зад, не смущаясь присутствием приставов.
30 лет спустя
В начале следующего века Новгород, по мнению иностранных гостей, не выглядел уже тем представительным, сравнимым с Римом мегаполисом, каким был 80–100 лет назад. В отчете датского посольства во главе с Акселем Гюлленстьерне, посетившим Новгород в 1602 году, сказано: Город широко раскинулся, крепость тоже, так что внутри крепостных стен находится 23 церкви и монастыря. Дома в крепости — дрянные бревенчатые домишки наподобие закут для скота в Сконии. В крепости над большей из церквей надстроена тупая башня, крытая позолоченным свинцом. Стены вокруг города совсем разрушены и сползли в ров. Хотя дома в городе бревенчатые, однако расположены они — равно как и улицы — красивее, чем в Москве. И далее гораздо более благожелательно (возможно, отчет составляли несколько человек независимо друг от друга): Этот город занимает большое пространство, но в нем все деревянные дома и сады, также много церквей и монастырей, он разделен на две части прекрасной и быстрой рекой Волхов. У старого города лежит большая крепость, которая внутри застроена монастырями, церквями и часовнями; на самой главной церкви стоит круглая позолоченная башня, а кругом крепости идет большая и укрепленная стена с множеством четвероугольных крепких башен, которая напоминает московскую крепость. Из крепости на другую сторону ведет прочный и длинный мост, а на стороне нового города много прекрасных водяных мельниц, очень крепко построенных на реке.
Секретарь ганзейского посольства Иоганн Брамбах побывал в Новгороде примерно в это же время (1603) год и увидел его таким: Новгород весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать, или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево… В Новгороде много церквей, большей частью каменных и круглой формы с куполами, крытыми жестью, а у церкви Святой Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют.
Геннадий РЯВКИН
