{thumbimage 150px 1}В 1572 году Иван Грозный якобы упразднил опричнину, издав даже специальный указ, которым запрещалось упоминание не только в документах, но и устно этого термина. Однако на примере Новгорода мы можем легко убедиться, что никакого упразднения не было. Выражаясь современным языком, царь начал модернизацию государственного управления.
Как известно из Новгородской третьей летописи, наместником в Новгороде царь назначил известного опричника князя Петра Пронского: «Я вам на своем царском месте оставляю правителем в городе боярина и воеводу, князя Петра Даниловича Пронского». Назначение состоялось вскоре после нелепого захвата в начале 1569 года поляками Изборска (когда им, переодетым опричниками, стража открыла крепостные ворота), но еще до начала новгородского погрома. Покидая Новгород 13 февраля 1570 года, Иван Грозный лишь подтвердил полномочия Пронского.
Отмечу, нет никаких оснований полагать, что князь-наместник был назначен управителем той части Новгорода, которая была передана царем в опричнину. Нет по той простой причине, что передача началась ровно через год, в конце февраля 1571-го, когда в город приехали опричники Семен Михайлович Федоров и Алексей Михайлович Старой, прекратившие перевозы на лодках через Волхов, и перегородили Великий мост решетками. Царские посланцы сделали то, что делалось повсеместно: провели границу между земством и опричниной. Конечно, приготовления к этому шагу начались раньше. Однако наместником в Новгороде все это время оставался Петр Пронский.
Новая модель
Руслан Скрынников, наиболее авторитетный исследователь царствования Ивана Грозного, тем не менее пишет: «После пожара в Москве в 1571 г. (в результате нападения хана Девлет Гирея. — Г.Р.) правительство начало исподволь готовиться к упразднению опричных порядков… В начале 1572 г. царь объявил о восстановлении в Новгороде древнего наместнического управления и назначил старшим наместником боярина Ивана Мстиславского. Опричный боярин Петр Пронский, возглавлявший до того администрацию Новгорода, был переведен из опричной половины в земскую в подчинение Мстиславскому. Раздельному управлению Новгорода пришел конец, хотя формально деление Новгородской земли на две половины продолжало существовать».
На мой взгляд, автор лукавит в своих заключениях. С одной стороны, по его словам, опричнину упразднили; с другой — она продолжала существовать. Как же так? А так, что введение опричнины с самого начала не было долгосрочным выбором царя.
Сам же Скрынников в цитированной выше книге «Иван Грозный» верно отражает хронологию и причинную связь событий, очень далеко отстоящих друг от друга: «Приняв решение об изъятии новгородских «дач» у московской знати, Иван III… в 1499 г. объявил о том, что передает Новгородскую землю под управление сына Василия, получившего титул великого, а фактически удельного князя Новгородского и Псковского. Вся московская знать, присягнувшая в 1498 г. на верность коронованному великому князю Московскому Дмитрию-внуку, должна была покинуть Новгородский удел Василия III и утратила все новгородские пожалования. На новгородских землях были «испомещены» примерно 1400 детей боярских, московских служилых людей, ставших опорой Василия III в борьбе за власть. По существу, в основе опричнины лежала схема, разработанная и претворенная в жизнь дедом и отцом Грозного: образование удела, вывод знати и конфискация у нее земель, испомещение в уделе верных слуг — детей боярских».
Назначение этой схемы было таково: закреплением за царем, то есть за государством, определенных территорий позволяло бюджету наладить методичный сбор налогов, начать реализацию выгодных и необходимых государству экономических и торговых проектов и поддерживать их бюджетными инвестициями. В принципе подобная схема работает и сегодня в России, когда права на естественные монополии принадлежат государству. В свою очередь земство при Иване Грозном было тем же, что крупный частный капитал в современном российском обществе, развивающийся по собственным планам.
Кстати, в своем завещании Иван Грозный не исключал использование опричной схемы и в будущем: А если решат учинить опричнину, пусть то будет на воле детей моих Ивана и Федора. Как им прибыльнее, так пусть и чинят, а образец им готов. По моему мнению, в этой короткой фразе содержится ключ к разгадке «тайны» о назначении опричнины.
Это был регулятор финансово-административных отношений в России. Не более того. Если опричники становились орудием террора, так лишь потому, что на эту роль их назначали царь и обстоятельства. И кто знает, не были бы масштабы террора еще больше, когда бы расследование тех или иных дел Иван Грозный поручал не независимым, выведенным даже из собственных родовых кланов, опричникам, а земцам, крепко повязанным друг с другом родовыми и деловыми связями?!
Как дед велел
Однако вернемся к Скрынникову, который верно замечает, что «предопричные» преобразования начал в Новгороде еще дед Ивана Грозного. Почему не завершил? Внук дает ответ на этот вопрос в одном из посланий к князю Курбскому: Адашев с Сильвестром вас (князей и бояр. — Г.Р.) начали приписывать к вотчинам и к селам, хотя по Уложению деда нашего великого государя эти вотчины у вас взяты (отобраны. — Г.Р.) и эти вотчин не думали давать. Но они те вотчины ветру подобно роздали, деда нашего Уложение разрушили и тех многих людей к себе примирили.
С этим, между прочим, полностью согласен и Скрынников: «Адашев стал раздавать боярам и знати («вам», боярам и князьям) вотчины и села, которые по Уложению Ивана III воспрещалось раздавать («несть потреба от нас даятися»), но надлежало забирать в казну («у вас взимати»)». Только выводы делает, противоречащие собственным логическим выкладкам: «Стержнем политической истории опричнины стал суд над сторонниками Владимира Андреевича и разгром Новгорода. Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей, утративших поддержку правящего боярства, любой ценой удержать власть в своих руках. В обстановке массового террора, всеобщего страха и доносов аппарат насилия, созданный в опричнине, приобрел совершенно непомерное влияние на политическую структуру руководства. В конце концов адская машина террора ускользнула из-под контроля ее творцов. Последними жертвами опричнины оказались они сами».
Оставим пока в стороне последнее предложение из этого фрагмента. Обратим внимание на фразу «Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей… любой ценой удержать власть». Действительно это так. По существу, Иван Грозный лишь возвращал то, что принадлежало ему (а точнее — стране) по праву и по царскому, Ивана III, уложению; возвращал то, что преступно разбазарили Адашев и Сильвестр. И речь шла не только о земельных владениях, но прежде всего о реальной власти государя над Новгородом, который являлся более полувека частью Московской Руси, но который же управлялся не царем, а олигархическим новгородским капиталом и продажными московскими чиновниками.
Земский наместник
Объединив в Новгороде силы и таланты опричника Пронского и земского думца Мстиславского, царь в самом богатом городе России начал конструировать модель будущего эффективного управления страной. Мы уже довольно много знаем о Пронском. О том, в частности, что это был человек из окружения опального князя Владимира Старицкого. А кто был Иван Мстиславский?
Точная дата его рождения неизвестна, но принято считать, что он был на несколько лет старше Ивана Грозного. Формально Мстиславский был племянником Ивана Грозного, и поскольку они были примерно ровесниками, то росли вместе. Благодаря данному обстоятельству карьера не очень-то честолюбивого князя складывалась без его активного участия. Просто царь знал его с детства и потому доверял.
В 1541 году Мстиславский стал крайчим (первый пробовал блюда и напитки, подаваемые царю), в 1547-м — спальником (готовил царя ко сну), в 1548-м — боярином. В канун введения опричнины он был уже вторым человеком в Боярской думе (после Бельского). Причем когда в конце 1564 года, реализуя свой тайный план по введению опричнины, Иван Грозный ушел в Александровскую слободу, управлять войском, судами и вести текущие государственные дела он поручил именно Мстиславскому. То есть царь не бросил государство без присмотра, как это иногда пытаются преподать, но поручил своему верному другу.
Есть еще одно распространенное заблуждение относительно князя Мстиславского. Будто Новгород стал для него своего рода ссылкой, в которую он отправился помилованный царем за «крымскую измену». Якобы Иван Грозный обвинил его в пособничестве хану Девлет Гирею. В результате князь Мстиславский даже написал покаянную грамоту и принародно зачитал, признавая, что изменил государю и навел татар на Москву.
Кажется, такие признания влекут за собой одно — смертную казнь. Однако царь милует князя! Более того, он не выводит его из состава Боярской земской думы. Но отправляет ведь в новгородскую ссылку?! Отправляет. А вслед за знатным ссыльным отправляет туда же всю государственную казну и едет сам, когда узнает об угрозе второго похода Девлет Гирея на столицу летом 1572 года.
Впрочем, вина князя и милость царя разъясняются весьма просто. И не заступничеством митрополита Кирилла, о чем достоверных свидетельств нет, а намерениями царя объективно разобраться в том, что же произошло, почему хан прорвался к Москве весной 1571-го?
И выяснилось, что все дело было не в измене Мстиславского, а в военных просчетах. 50-тысячное земское войско во главе с Мстиславским ждало хана на переправе через Оку, опричное во главе с Иваном Грозным — в Серпухове. Но Девлет Гирей обманул и тех, и других, проскочив между ними и выйдя на незащищенную Москву со 120-тысячной ордой.
Мог ли Иван Грозный обвинить во всем Мстиславского? Мог. Но, по его же царскому уложению, вердикт по таким делам не выносился без согласия Боярской думы. Дума согласия на расправу с князем Мстиславским не дала. И это вполне устроило царя, который довольствовался тем, что князь публично признал свои ошибки. Современного читателя не должно смущать слово «измена», которое встречается в покаянии князя Мстиславского. В контексте сказанного им народу слова об измене следовало понимать как фактическое признание последствий военного просчета, приведшего к сожжению ханом Москвы. По этой причине и наказания никакого не последовало: виноватых было слишком много, среди них — и сам Иван Грозный.
Вместо эпилога
А вот теперь можно вспомнить и Скрынникова с его драматическим пассажем: «адская машина террора вышла из-под контроля» и стала сама себя уничтожать! Вообще эта фраза ничего, кроме красивости, не содержит. Да и ее изобретатель, думается, сам с собой… не согласен, ибо вслед за выше приведенными словами идет: «Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены». Как это понимать?
В принципе здесь никакой загадки нет. Нужно лишь разобраться, почему следствие по новгородскому делу продолжалось в Москве четыре месяца и завершилось амнистией для 40% подследственных и обвиняемых (большей частью новгородцев) и казнями ряда московских чиновников.
Отмечу, нет никаких оснований полагать, что князь-наместник был назначен управителем той части Новгорода, которая была передана царем в опричнину. Нет по той простой причине, что передача началась ровно через год, в конце февраля 1571-го, когда в город приехали опричники Семен Михайлович Федоров и Алексей Михайлович Старой, прекратившие перевозы на лодках через Волхов, и перегородили Великий мост решетками. Царские посланцы сделали то, что делалось повсеместно: провели границу между земством и опричниной. Конечно, приготовления к этому шагу начались раньше. Однако наместником в Новгороде все это время оставался Петр Пронский.
Новая модель
Руслан Скрынников, наиболее авторитетный исследователь царствования Ивана Грозного, тем не менее пишет: «После пожара в Москве в 1571 г. (в результате нападения хана Девлет Гирея. — Г.Р.) правительство начало исподволь готовиться к упразднению опричных порядков… В начале 1572 г. царь объявил о восстановлении в Новгороде древнего наместнического управления и назначил старшим наместником боярина Ивана Мстиславского. Опричный боярин Петр Пронский, возглавлявший до того администрацию Новгорода, был переведен из опричной половины в земскую в подчинение Мстиславскому. Раздельному управлению Новгорода пришел конец, хотя формально деление Новгородской земли на две половины продолжало существовать».
На мой взгляд, автор лукавит в своих заключениях. С одной стороны, по его словам, опричнину упразднили; с другой — она продолжала существовать. Как же так? А так, что введение опричнины с самого начала не было долгосрочным выбором царя.
Сам же Скрынников в цитированной выше книге «Иван Грозный» верно отражает хронологию и причинную связь событий, очень далеко отстоящих друг от друга: «Приняв решение об изъятии новгородских «дач» у московской знати, Иван III… в 1499 г. объявил о том, что передает Новгородскую землю под управление сына Василия, получившего титул великого, а фактически удельного князя Новгородского и Псковского. Вся московская знать, присягнувшая в 1498 г. на верность коронованному великому князю Московскому Дмитрию-внуку, должна была покинуть Новгородский удел Василия III и утратила все новгородские пожалования. На новгородских землях были «испомещены» примерно 1400 детей боярских, московских служилых людей, ставших опорой Василия III в борьбе за власть. По существу, в основе опричнины лежала схема, разработанная и претворенная в жизнь дедом и отцом Грозного: образование удела, вывод знати и конфискация у нее земель, испомещение в уделе верных слуг — детей боярских».
Назначение этой схемы было таково: закреплением за царем, то есть за государством, определенных территорий позволяло бюджету наладить методичный сбор налогов, начать реализацию выгодных и необходимых государству экономических и торговых проектов и поддерживать их бюджетными инвестициями. В принципе подобная схема работает и сегодня в России, когда права на естественные монополии принадлежат государству. В свою очередь земство при Иване Грозном было тем же, что крупный частный капитал в современном российском обществе, развивающийся по собственным планам.
Кстати, в своем завещании Иван Грозный не исключал использование опричной схемы и в будущем: А если решат учинить опричнину, пусть то будет на воле детей моих Ивана и Федора. Как им прибыльнее, так пусть и чинят, а образец им готов. По моему мнению, в этой короткой фразе содержится ключ к разгадке «тайны» о назначении опричнины.
Это был регулятор финансово-административных отношений в России. Не более того. Если опричники становились орудием террора, так лишь потому, что на эту роль их назначали царь и обстоятельства. И кто знает, не были бы масштабы террора еще больше, когда бы расследование тех или иных дел Иван Грозный поручал не независимым, выведенным даже из собственных родовых кланов, опричникам, а земцам, крепко повязанным друг с другом родовыми и деловыми связями?!
Как дед велел
Однако вернемся к Скрынникову, который верно замечает, что «предопричные» преобразования начал в Новгороде еще дед Ивана Грозного. Почему не завершил? Внук дает ответ на этот вопрос в одном из посланий к князю Курбскому: Адашев с Сильвестром вас (князей и бояр. — Г.Р.) начали приписывать к вотчинам и к селам, хотя по Уложению деда нашего великого государя эти вотчины у вас взяты (отобраны. — Г.Р.) и эти вотчин не думали давать. Но они те вотчины ветру подобно роздали, деда нашего Уложение разрушили и тех многих людей к себе примирили.
С этим, между прочим, полностью согласен и Скрынников: «Адашев стал раздавать боярам и знати («вам», боярам и князьям) вотчины и села, которые по Уложению Ивана III воспрещалось раздавать («несть потреба от нас даятися»), но надлежало забирать в казну («у вас взимати»)». Только выводы делает, противоречащие собственным логическим выкладкам: «Стержнем политической истории опричнины стал суд над сторонниками Владимира Андреевича и разгром Новгорода. Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей, утративших поддержку правящего боярства, любой ценой удержать власть в своих руках. В обстановке массового террора, всеобщего страха и доносов аппарат насилия, созданный в опричнине, приобрел совершенно непомерное влияние на политическую структуру руководства. В конце концов адская машина террора ускользнула из-под контроля ее творцов. Последними жертвами опричнины оказались они сами».
Оставим пока в стороне последнее предложение из этого фрагмента. Обратим внимание на фразу «Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей… любой ценой удержать власть». Действительно это так. По существу, Иван Грозный лишь возвращал то, что принадлежало ему (а точнее — стране) по праву и по царскому, Ивана III, уложению; возвращал то, что преступно разбазарили Адашев и Сильвестр. И речь шла не только о земельных владениях, но прежде всего о реальной власти государя над Новгородом, который являлся более полувека частью Московской Руси, но который же управлялся не царем, а олигархическим новгородским капиталом и продажными московскими чиновниками.
Земский наместник
Объединив в Новгороде силы и таланты опричника Пронского и земского думца Мстиславского, царь в самом богатом городе России начал конструировать модель будущего эффективного управления страной. Мы уже довольно много знаем о Пронском. О том, в частности, что это был человек из окружения опального князя Владимира Старицкого. А кто был Иван Мстиславский?
Точная дата его рождения неизвестна, но принято считать, что он был на несколько лет старше Ивана Грозного. Формально Мстиславский был племянником Ивана Грозного, и поскольку они были примерно ровесниками, то росли вместе. Благодаря данному обстоятельству карьера не очень-то честолюбивого князя складывалась без его активного участия. Просто царь знал его с детства и потому доверял.
В 1541 году Мстиславский стал крайчим (первый пробовал блюда и напитки, подаваемые царю), в 1547-м — спальником (готовил царя ко сну), в 1548-м — боярином. В канун введения опричнины он был уже вторым человеком в Боярской думе (после Бельского). Причем когда в конце 1564 года, реализуя свой тайный план по введению опричнины, Иван Грозный ушел в Александровскую слободу, управлять войском, судами и вести текущие государственные дела он поручил именно Мстиславскому. То есть царь не бросил государство без присмотра, как это иногда пытаются преподать, но поручил своему верному другу.
Есть еще одно распространенное заблуждение относительно князя Мстиславского. Будто Новгород стал для него своего рода ссылкой, в которую он отправился помилованный царем за «крымскую измену». Якобы Иван Грозный обвинил его в пособничестве хану Девлет Гирею. В результате князь Мстиславский даже написал покаянную грамоту и принародно зачитал, признавая, что изменил государю и навел татар на Москву.
Кажется, такие признания влекут за собой одно — смертную казнь. Однако царь милует князя! Более того, он не выводит его из состава Боярской земской думы. Но отправляет ведь в новгородскую ссылку?! Отправляет. А вслед за знатным ссыльным отправляет туда же всю государственную казну и едет сам, когда узнает об угрозе второго похода Девлет Гирея на столицу летом 1572 года.
Впрочем, вина князя и милость царя разъясняются весьма просто. И не заступничеством митрополита Кирилла, о чем достоверных свидетельств нет, а намерениями царя объективно разобраться в том, что же произошло, почему хан прорвался к Москве весной 1571-го?
И выяснилось, что все дело было не в измене Мстиславского, а в военных просчетах. 50-тысячное земское войско во главе с Мстиславским ждало хана на переправе через Оку, опричное во главе с Иваном Грозным — в Серпухове. Но Девлет Гирей обманул и тех, и других, проскочив между ними и выйдя на незащищенную Москву со 120-тысячной ордой.
Мог ли Иван Грозный обвинить во всем Мстиславского? Мог. Но, по его же царскому уложению, вердикт по таким делам не выносился без согласия Боярской думы. Дума согласия на расправу с князем Мстиславским не дала. И это вполне устроило царя, который довольствовался тем, что князь публично признал свои ошибки. Современного читателя не должно смущать слово «измена», которое встречается в покаянии князя Мстиславского. В контексте сказанного им народу слова об измене следовало понимать как фактическое признание последствий военного просчета, приведшего к сожжению ханом Москвы. По этой причине и наказания никакого не последовало: виноватых было слишком много, среди них — и сам Иван Грозный.
Вместо эпилога
А вот теперь можно вспомнить и Скрынникова с его драматическим пассажем: «адская машина террора вышла из-под контроля» и стала сама себя уничтожать! Вообще эта фраза ничего, кроме красивости, не содержит. Да и ее изобретатель, думается, сам с собой… не согласен, ибо вслед за выше приведенными словами идет: «Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены». Как это понимать?
В принципе здесь никакой загадки нет. Нужно лишь разобраться, почему следствие по новгородскому делу продолжалось в Москве четыре месяца и завершилось амнистией для 40% подследственных и обвиняемых (большей частью новгородцев) и казнями ряда московских чиновников.
Геннадий РЯВКИН
