Почему наместником Новгорода стал воевода князя Старицкого
Начавшееся в Рождество 1570 года разграбление Новгорода, по словам летописца, продолжалось около шести недель. Правда, русские источники подробностей трагических событий не описывают, передавая обобщенную картину. Например: «повелел государь всех горожан во всех их домах грабить.., дворы и хоромы их ломать».. Зато иностранцы живописуют происходившее в городе.
Насколько можно верить этим сообщениям? Очень осторожно. Ведь большинство из написанного приходится на тех авторов, кто вскоре после 1570 года стали перебежчиками, то есть врагами русского царя. Естественно, переметнувшись к новым хозяевам, они выполняли те политические заказы, которые были выгодны и актуальны. Но и здесь мера зачастую изменяет авторам.
Факты и домыслы
Вот какие итоги разрушения Новгорода подводят Таубе и Крузе: Все посевы в полях, селах, городах и дворах были сожжены и уничтожены, так что в стране начался такой голод, какого не было со времени разрушения Иерусалима. Один человек ел другого, даже матери ели своих детей; трупы выкапывались из могил и съедались вместе с другими противоестественными вещами. Кровожадный тиран, пробыв шесть недель в Новгороде, опустошив город и близлежащие окрестности более, чем на 150 немецких миль кругом, так что ничего не осталось.
Шлихтинг: Во время той тирании, которую он проявил к новгородским гражданам, он препоручил выгнать всех нищих за город и выгнанных заставил пребывать под открытым небом, в то время как все было бело от снега и замерзло от холода. Граждане также, желая избежать гибели, грозящей городу, в большинстве облеклись в одеяние нищих и дали себя выгнать вместе с ними. Огромное большинство из них, изнуренное голодом и холодом, погибло. Но многие украдкой отправлялись ночью в город, полный трупов, крали тела убитых и питались ими. Остальные тела, которые они не могли потребить, они хранили засоленными в бочках. Когда московит узнал об этом, то осведомился, почему они хранят тела умерших в бочках? Те отвечали, что сделали это вынужденные голодом. А он повелел всех схватить и утопить.
Поскольку два разных источника говорят о случаях людоедства в разграбленном городе, волей-неволей нужно проверять эти сообщения. Но проверить невозможно. Поэтому историки предпочитают брать все на веру, указывая, что каннибализм не был в средние века редкостью не только на Руси, но и в Европе. Да и позже фиксировались факты. Например, осажденные в 1612 году в московском Кремле поляки из-за голода ели трупы.
Отмечу, русские летописцы ничего об этом не говорят. Разу-
меется, не потому что стесняются. Например, в Новгородской первой летописи о людоедстве во время голода 1230 года откровенно сказано: иные простолюдины резали людей живых и ели, а иные мертвое мясо и трупы резали и ели, а иные — конину, псину, кошек.
Однако попытаемся представить картину новгородского разгрома. Генрих Штаден о непреклонности царя в планах уничтожения Новгорода пишет: Великий князь неизменно каждый день лично бывал в застенке. Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться. Все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось.
Между тем в Новгородской третьей летописи читаем: 13 февраля, на второй неделе великого поста, велел государь из оставшихся в живых новгородских людей со всякой улицы взять по лучшему человеку. Собранные стояли отчаявшиеся спасти свою жизнь, были будто мертвые. Грозный, взглянув на них оком милостивым и кротким, произнес милостивое царское слово: «Мужи! Жители Великого Новгорода, все ныне оставшиеся в живых в городе. Молите всемилостивого, всещедрого и человеколюбивого Господа Бога и пречистую его Богоматерь, Владычицу Богородицу, и всех святых о нашем благочестивом царском державстве и о чадах наших, царевичах Иване и Федоре, и о всем нашем христолюбивом воинстве, чтобы нам Господь Бог даровал свыше победу и одоление всех видимых врагов наших и супостатов. И судить Богу общему изменника нашего и моего владыку новгородского Пимена и его злых советников и единомышленников. Вся кровь рода человеческого, пролитая нами, взыщется с изменников. А вы о том сегодня не скорбите, живите в городе этом, а я вам на своем царском месте оставляю правителем в городе боярина и воеводу, князя Петра Даниловича Пронского». И отпустил он их с миром в свои дома.
Воевода князя Старицкого
Весьма колоритна фигура князя Пронского. И главное — опровергает мнение, что Иван Грозный безоглядно истреблял в Новгороде, как навязывают нам историки, последних сторонников князя Владимира Старицкого. Дело в том, что Пронский с 1558 по 1565 годы служил при его дворе, был удельным воеводой. В 1565 году ему был пожалован боярский сан и стал наместником царя в «горячей точке», в Ливонии, где находился до начала 1569 года, то есть практически до смерти Старицкого. А потом получил назначение в Новгород.
Российский историк Борис Флоря в «Иване Грозном» выдвигает ту версию назначения, по которой царь безгранично доверял Петру Пронскому: «В 1569 году царь поставил его наместником Новгорода, и он остался на этом посту и после отъезда царя из Новгорода зимой 1570 года. Так как все подчинявшиеся ему «приказные люди» были почти поголовно истреблены, а наместник остался на своем посту, то очевидно, что он и был тем человеком, который известил царя об измене новгородцев. В начале 1571 года князь Петр был принят в опричнину и получил в управление опричные владения в Новгородской земле».
Рискну предположить, что Петр-волынец и Петр Пронский могут быть одним и тем же лицом. Это кажется не очень правдоподобным, но если принять во внимание, что Пронский, по существу дела, был сугубо служилым человеком (куда царь пошлет, туда и едет), то недоброжелатели в Новгороде вполне могли прозвать его «волынцем», то есть бродягой.
И еще считаю необходимым указать на одну существенную неточность, допущенную Борисом Флорей. Он утверждает, что Пронского приняли в опричнинину в 1571 году. В действительности в опричную думу он вошел еще в 1568 году, что было абсолютно логично, если учесть, что Пронский являлся в тот период ливонским наместником, а значит, находился в эпицентре острейших событий.
Итак, бывший воевода князя Старицкого пользуется неограниченным доверием царя. Не удивительно ли это? Ведь двоюродного брата фаворита, князя Ивана Турунтай-Пронского по приказу Грозного в том же 1570 году казнили именно за симпатии к князю Старицкому. Кроме того, многочисленная родня Пронских служила Речи Посполитой, конкретнее — литовским великим князям. В частности, родной дядя Семен Пронский даже принял католичество, взяв имя Фридрих. В Литве же находились в это время еще один дядя Александр Пронский и двоюродный брат — тоже Александр Семенович-Фридрихович. Однако царь, похоже, ничуть не опасался, что Петр Пронский почувствует вдруг зов родной крови.
На мой взгляд, это одно из многих указаний, что Иван Грозный не видел врагом все население Новгорода, не испытывал патологической ненависти к новгородцам. Он решал строго определенные задачи, подвергая город тем испытаниям, о которых идет рассказ. Забегая вперед, приведу еще примеры в пользу этого.
Стратегия царской жестокости
Новгородская вторая летопись рассказывает, что уже 13 марта, на пятой неделе великого поста, после разгрома государева на Торговой стороне, начиная от Волхова, очистили все дворы, нарядили площадью и поставили двор государев. Согласитесь, делать это в пустом, разоренном городе бессмысленно. Тем более, с такой поспешностью (напомню, царь после погрома покинул Новгород 13 февраля). Но погром имел две цели: пополнить государственную казну за счет новгородских недоимок и преподать новгородским купцам урок экономической дисциплины. Дескать, выгоднее платить налоги и спать спокойно, нежели, не заплатив, потерять все.
Третья появилась, возможно, в ходе новгородской экспедиции. Хотя вполне допускаю, что замысел ввести на части территории Новгорода опричное управление появился у царя гораздо раньше. Алексей Зимин в книге «Опричнина Ивана Грозного» (1964) пишет: «Основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесен последним оплотам удельной раздробленности. Ликвидация удела Владимира Старицкого и разгром Новгорода подвели финальную черту под длительной борьбой за объединение русских земель под эгидой московского правительства в годы опричнины. Сильный удар нанесен был и по феодальной обособленности русской церкви, окончательное включение которой в централизованный аппарат власти после столкновения Ивана Грозного с митрополитом Филиппом было делом времени». В принципе, эти положения подтверждаются событиями, развернувшимися в Новгороде в феврале 1570 года. Но только формально!
Уже показано, что во главе городской управы здесь находился «человек князя Старицкого». Удар «по феодальной обособленности» новгородской епархии (самой богатой в России) был действительно нанесен. По той причине, что иерархи не хотели платить налоги да еще принимали в свое управление недвижимое имущество и капиталы богатых противников Ивана Грозного (Старицкого, Челяднина). Кроме того, владыка Пимен явно взял на себя лишнее, одобрив некую программу сотрудничества с Речью Посполитой. Таким образом, царю и при отсутствии обособленности следовало разбираться с церковниками.
Опричнина же в Новгороде была нужна ему лишь для того, чтобы навести порядок и взять под контроль богатую торговлю. Не случайно опричное правление непосредственно в городе Иван Грозный ввел только на Торговой стороне, где была сосредоточена деловая жизнь. За пределами Новгорода аналогичный инструмент был внедрен в Бежецкой (там находились бывшие владения Старицких и Челяднина) и Обонежской пятинах. Может возникнуть вопрос: зачем было брать в опричнину Обонежье, простиравшееся от новгородских Деревяниц до Белого моря через всю Карелию (современную)? Ответ находим у Франца Ниенштадта в его «Ливонской летописи (1604): В 1571 году, в марте, московит (Иван Грозный. — Г.Р.) вторгся в Финляндию с убийствами и пожарами, опустошил страну и вывел оттуда много тысяч людей в Россию и Тартарию. Значит, и здесь не прихоть, а стратегический план.
А ведь при поверхностном обзоре можно прийти к выводу, раз в 1572 году Иван Грозный «опричнину оставил», то есть отменил, значит в Новгороде он ее вводил за два года до этого ни о чем не думая, кроме как о денежно-товарном ограблении города. Вот такие получаются расклады с причинами и следствиями новгородского разгрома. Пока читаешь Карамзина, все просто и понятно. А попробуешь копнуть чуть глубже, посмотришь внимательнее и критичнее на события тех лет и понимаешь, что совсем не много понимаешь.
Вместо эпилога
После сообщения новгородцам о том, что правителем в городе остается князь Пронский, сам благоверный Государь, царь и великий князь Иван Васильевич с сыном своим, благоверным царевичем и князем Иваном Ивановичем и со всею своею силой пошел в Псков. А владыку новгородского Пимена и попов с дьяконами, которые не откупились от правежа, повелел государь отослать в Александровскую слободу до своего приезда. И как государь приехал из Пскова в богоспасаемый город Москву, повелел с владыки новгородского Пимена сан снять и отправить в заточение в Тулу, где он вскоре и скончался. А прочих новгородских опальных людей повелел государь на Москве казнить смертною казнью, а других после испытания муками повелел по иным городам рассылать на жительство. Впрочем, про казни и ссылки — отдельная глава…
Насколько можно верить этим сообщениям? Очень осторожно. Ведь большинство из написанного приходится на тех авторов, кто вскоре после 1570 года стали перебежчиками, то есть врагами русского царя. Естественно, переметнувшись к новым хозяевам, они выполняли те политические заказы, которые были выгодны и актуальны. Но и здесь мера зачастую изменяет авторам.
Факты и домыслы
Вот какие итоги разрушения Новгорода подводят Таубе и Крузе: Все посевы в полях, селах, городах и дворах были сожжены и уничтожены, так что в стране начался такой голод, какого не было со времени разрушения Иерусалима. Один человек ел другого, даже матери ели своих детей; трупы выкапывались из могил и съедались вместе с другими противоестественными вещами. Кровожадный тиран, пробыв шесть недель в Новгороде, опустошив город и близлежащие окрестности более, чем на 150 немецких миль кругом, так что ничего не осталось.
Шлихтинг: Во время той тирании, которую он проявил к новгородским гражданам, он препоручил выгнать всех нищих за город и выгнанных заставил пребывать под открытым небом, в то время как все было бело от снега и замерзло от холода. Граждане также, желая избежать гибели, грозящей городу, в большинстве облеклись в одеяние нищих и дали себя выгнать вместе с ними. Огромное большинство из них, изнуренное голодом и холодом, погибло. Но многие украдкой отправлялись ночью в город, полный трупов, крали тела убитых и питались ими. Остальные тела, которые они не могли потребить, они хранили засоленными в бочках. Когда московит узнал об этом, то осведомился, почему они хранят тела умерших в бочках? Те отвечали, что сделали это вынужденные голодом. А он повелел всех схватить и утопить.
Поскольку два разных источника говорят о случаях людоедства в разграбленном городе, волей-неволей нужно проверять эти сообщения. Но проверить невозможно. Поэтому историки предпочитают брать все на веру, указывая, что каннибализм не был в средние века редкостью не только на Руси, но и в Европе. Да и позже фиксировались факты. Например, осажденные в 1612 году в московском Кремле поляки из-за голода ели трупы.
Отмечу, русские летописцы ничего об этом не говорят. Разу-
меется, не потому что стесняются. Например, в Новгородской первой летописи о людоедстве во время голода 1230 года откровенно сказано: иные простолюдины резали людей живых и ели, а иные мертвое мясо и трупы резали и ели, а иные — конину, псину, кошек.
Однако попытаемся представить картину новгородского разгрома. Генрих Штаден о непреклонности царя в планах уничтожения Новгорода пишет: Великий князь неизменно каждый день лично бывал в застенке. Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться. Все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось.
Между тем в Новгородской третьей летописи читаем: 13 февраля, на второй неделе великого поста, велел государь из оставшихся в живых новгородских людей со всякой улицы взять по лучшему человеку. Собранные стояли отчаявшиеся спасти свою жизнь, были будто мертвые. Грозный, взглянув на них оком милостивым и кротким, произнес милостивое царское слово: «Мужи! Жители Великого Новгорода, все ныне оставшиеся в живых в городе. Молите всемилостивого, всещедрого и человеколюбивого Господа Бога и пречистую его Богоматерь, Владычицу Богородицу, и всех святых о нашем благочестивом царском державстве и о чадах наших, царевичах Иване и Федоре, и о всем нашем христолюбивом воинстве, чтобы нам Господь Бог даровал свыше победу и одоление всех видимых врагов наших и супостатов. И судить Богу общему изменника нашего и моего владыку новгородского Пимена и его злых советников и единомышленников. Вся кровь рода человеческого, пролитая нами, взыщется с изменников. А вы о том сегодня не скорбите, живите в городе этом, а я вам на своем царском месте оставляю правителем в городе боярина и воеводу, князя Петра Даниловича Пронского». И отпустил он их с миром в свои дома.
Воевода князя Старицкого
Весьма колоритна фигура князя Пронского. И главное — опровергает мнение, что Иван Грозный безоглядно истреблял в Новгороде, как навязывают нам историки, последних сторонников князя Владимира Старицкого. Дело в том, что Пронский с 1558 по 1565 годы служил при его дворе, был удельным воеводой. В 1565 году ему был пожалован боярский сан и стал наместником царя в «горячей точке», в Ливонии, где находился до начала 1569 года, то есть практически до смерти Старицкого. А потом получил назначение в Новгород.
Российский историк Борис Флоря в «Иване Грозном» выдвигает ту версию назначения, по которой царь безгранично доверял Петру Пронскому: «В 1569 году царь поставил его наместником Новгорода, и он остался на этом посту и после отъезда царя из Новгорода зимой 1570 года. Так как все подчинявшиеся ему «приказные люди» были почти поголовно истреблены, а наместник остался на своем посту, то очевидно, что он и был тем человеком, который известил царя об измене новгородцев. В начале 1571 года князь Петр был принят в опричнину и получил в управление опричные владения в Новгородской земле».
Рискну предположить, что Петр-волынец и Петр Пронский могут быть одним и тем же лицом. Это кажется не очень правдоподобным, но если принять во внимание, что Пронский, по существу дела, был сугубо служилым человеком (куда царь пошлет, туда и едет), то недоброжелатели в Новгороде вполне могли прозвать его «волынцем», то есть бродягой.
И еще считаю необходимым указать на одну существенную неточность, допущенную Борисом Флорей. Он утверждает, что Пронского приняли в опричнинину в 1571 году. В действительности в опричную думу он вошел еще в 1568 году, что было абсолютно логично, если учесть, что Пронский являлся в тот период ливонским наместником, а значит, находился в эпицентре острейших событий.
Итак, бывший воевода князя Старицкого пользуется неограниченным доверием царя. Не удивительно ли это? Ведь двоюродного брата фаворита, князя Ивана Турунтай-Пронского по приказу Грозного в том же 1570 году казнили именно за симпатии к князю Старицкому. Кроме того, многочисленная родня Пронских служила Речи Посполитой, конкретнее — литовским великим князям. В частности, родной дядя Семен Пронский даже принял католичество, взяв имя Фридрих. В Литве же находились в это время еще один дядя Александр Пронский и двоюродный брат — тоже Александр Семенович-Фридрихович. Однако царь, похоже, ничуть не опасался, что Петр Пронский почувствует вдруг зов родной крови.
На мой взгляд, это одно из многих указаний, что Иван Грозный не видел врагом все население Новгорода, не испытывал патологической ненависти к новгородцам. Он решал строго определенные задачи, подвергая город тем испытаниям, о которых идет рассказ. Забегая вперед, приведу еще примеры в пользу этого.
Стратегия царской жестокости
Новгородская вторая летопись рассказывает, что уже 13 марта, на пятой неделе великого поста, после разгрома государева на Торговой стороне, начиная от Волхова, очистили все дворы, нарядили площадью и поставили двор государев. Согласитесь, делать это в пустом, разоренном городе бессмысленно. Тем более, с такой поспешностью (напомню, царь после погрома покинул Новгород 13 февраля). Но погром имел две цели: пополнить государственную казну за счет новгородских недоимок и преподать новгородским купцам урок экономической дисциплины. Дескать, выгоднее платить налоги и спать спокойно, нежели, не заплатив, потерять все.
Третья появилась, возможно, в ходе новгородской экспедиции. Хотя вполне допускаю, что замысел ввести на части территории Новгорода опричное управление появился у царя гораздо раньше. Алексей Зимин в книге «Опричнина Ивана Грозного» (1964) пишет: «Основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесен последним оплотам удельной раздробленности. Ликвидация удела Владимира Старицкого и разгром Новгорода подвели финальную черту под длительной борьбой за объединение русских земель под эгидой московского правительства в годы опричнины. Сильный удар нанесен был и по феодальной обособленности русской церкви, окончательное включение которой в централизованный аппарат власти после столкновения Ивана Грозного с митрополитом Филиппом было делом времени». В принципе, эти положения подтверждаются событиями, развернувшимися в Новгороде в феврале 1570 года. Но только формально!
Уже показано, что во главе городской управы здесь находился «человек князя Старицкого». Удар «по феодальной обособленности» новгородской епархии (самой богатой в России) был действительно нанесен. По той причине, что иерархи не хотели платить налоги да еще принимали в свое управление недвижимое имущество и капиталы богатых противников Ивана Грозного (Старицкого, Челяднина). Кроме того, владыка Пимен явно взял на себя лишнее, одобрив некую программу сотрудничества с Речью Посполитой. Таким образом, царю и при отсутствии обособленности следовало разбираться с церковниками.
Опричнина же в Новгороде была нужна ему лишь для того, чтобы навести порядок и взять под контроль богатую торговлю. Не случайно опричное правление непосредственно в городе Иван Грозный ввел только на Торговой стороне, где была сосредоточена деловая жизнь. За пределами Новгорода аналогичный инструмент был внедрен в Бежецкой (там находились бывшие владения Старицких и Челяднина) и Обонежской пятинах. Может возникнуть вопрос: зачем было брать в опричнину Обонежье, простиравшееся от новгородских Деревяниц до Белого моря через всю Карелию (современную)? Ответ находим у Франца Ниенштадта в его «Ливонской летописи (1604): В 1571 году, в марте, московит (Иван Грозный. — Г.Р.) вторгся в Финляндию с убийствами и пожарами, опустошил страну и вывел оттуда много тысяч людей в Россию и Тартарию. Значит, и здесь не прихоть, а стратегический план.
А ведь при поверхностном обзоре можно прийти к выводу, раз в 1572 году Иван Грозный «опричнину оставил», то есть отменил, значит в Новгороде он ее вводил за два года до этого ни о чем не думая, кроме как о денежно-товарном ограблении города. Вот такие получаются расклады с причинами и следствиями новгородского разгрома. Пока читаешь Карамзина, все просто и понятно. А попробуешь копнуть чуть глубже, посмотришь внимательнее и критичнее на события тех лет и понимаешь, что совсем не много понимаешь.
Вместо эпилога
После сообщения новгородцам о том, что правителем в городе остается князь Пронский, сам благоверный Государь, царь и великий князь Иван Васильевич с сыном своим, благоверным царевичем и князем Иваном Ивановичем и со всею своею силой пошел в Псков. А владыку новгородского Пимена и попов с дьяконами, которые не откупились от правежа, повелел государь отослать в Александровскую слободу до своего приезда. И как государь приехал из Пскова в богоспасаемый город Москву, повелел с владыки новгородского Пимена сан снять и отправить в заточение в Тулу, где он вскоре и скончался. А прочих новгородских опальных людей повелел государь на Москве казнить смертною казнью, а других после испытания муками повелел по иным городам рассылать на жительство. Впрочем, про казни и ссылки — отдельная глава…
Геннадий РЯВКИН
