{thumbimage 150px 1}Если верить Альберту Шлихтингу, по вступлении 8 января 1570 года в Новгород Иван Грозный сказал владыке Пимену, когда тот вышел его встречать: «Тебе не подобает быть епископом, а скорее скоморохом. Поэтому я хочу дать тебе в супружество жену». После этого «тиран велел привести кобылу и обратился к епископу: «Получи вот эту жену, влезай на нее сейчас, оседлай и отправляйся в Московию и запиши свое имя в списке скоморохов».
Можно было бы счесть этот эпизод анекдотом. Ну, не мог престарелый владыка поехать зимой в Москву верхом на лошади, да еще играя на дудке! Но нечто похожее рассказывают и Таубе с Крузе, претендующие, как и Шлихтинг, на роль очевидцев всего написанного ими про жестокости Ивана Грозного: Архиепископа посадил царь на белую кобылу, дав ему в одну руку русские гусли, а в другую — дурацкую палку, и приказал в таком виде привести его к себе. Как видим, разница есть: не в Москву отправил, а приказал к себе привести. И о свадьбе у Таубе и Крузе ничего нет.
Угол зрения
Мы уже не раз говорили, что брать на веру то, что рассказывают про Ивана Грозного западные мемуаристы, следует очень осторожно. Для убедительности приведу простое сравнение, каким видят вышеуказанные авторы опричников Ивана Грозного.
Шлихтинг в своем «Кратком сказании» пишет, что царь начал собирать в опричнину убийц, и связал их с собой самыми тесными узами повиновения… При дворе тирана не безопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты за одно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное. Но оправдать своего поступка никто не может: тиран немедленно зовет убийц, своих опричников, чтобы они взяли такого-то и вслед затем на глазах у владыки либо рассекли на куски, либо отрубили голову, либо утопили, либо бросили на растерзание собакам или медведям.
А вот фрагмент из записок Таубе и Крузе об опричных нравах: Монастырь или место, где это братство было основано, был ни в каком ином месте, как в Александровской слободе, где большая часть опричников, за исключением тех, которые были посланцами или несли судейскую службу в Москве, имело свое местопребывание. Сам он (конечно, Иван Грозный. — Г.Р.) был игуменом, князь Афанасий Вяземский — келарем, Малюта Скуратов — пономарем. Вместе с другими они распределяли службы монастырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими сыновьями и пономарем. Рано утром, в четыре часа, должны все братья быть в церкви. Все отсутствующие, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к восьми дням епитимии. В собрании поет он с четырех до семи со своими братьями и подчиненными попами. Когда пробивает восемь часов, идет снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьет десять. К этому времени уже бывает готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остается стоять, пока все едят. Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу.
И хотя далее эти авторы рассказывают, что столь изнурительный порядок был не более чем притворством, и что царь, когда кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, согласитесь: не для кого Грозному было устраивать такое шоу. Тем более глупо заставлять нести многочасовые церковные службы (не только ранним утром, но и вечером) убийц и палачей.
Дополним картину фрагментом из Генриха Штадена: Согласно присяге, опричники не должны были не говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел никогда их навещать. Из сказанного вполне логично следует, что царь не окружил себя шайкой уголовников, чтобы творить в стране произвол и вместе с ними грабить население. Нет, на отобранных людей накладывались очень строгие ограничения. И неизвестно, чего у них было больше — прав или обязанностей?
За всё в ответе
Возвращаясь к теме владыки Пимена, должен сказать, что есть еще один из современных тем событиям писателей, кто тоже вспоминает про кобылу и свадьбу. Это рижский богослов и писатель, пастор Пауль Одерборн. Однако он в своей книге «Жизнь Иоанна Васильевича, великого князя Московии» (1584) вообще не берется утверждать, что унизительная процедура происходила именно с новгородским архиепископом: Священника, к которому Иоаннн пришел, якобы чтобы засвидетельствовать почтение, он тотчас же лишил одежды, денег и всего имущества, а за угощение заплатил ему смертью. Случилось так, что умерла его жена; когда Васильевич узнал об этом, подводя к нему лошадь, говорит: «Ты будешь иметь ее вместо жены, уважаемый епископ, а дары на свадьбу соберут твои коллеги». После того, как он это сказал, разыскал, применив пытки, деньги священников и церквей, а самого наказуемого епископа, посадив постыдным образом на лошадь, приказал провести по городу под клики глашатая и потом уж удушить…
Конечно, по контексту вполне вероятно предположить, что речь идет о Пимене. Хотя, с другой стороны, Грозный не убивал новгородского владыку, а выслал сперва в Москву, а потом — в Никольский Веневский монастырь под Тулой, где тот и умер 25 сентября 1570 года! То есть и здесь мы имеем дело с какой-то зыбкой информацией, очень похожей на передачу слухов. Впрочем, Одерборну можно быть снисходительным: не исключается, что свои записки он сочинял на основе упоминаний вышеперечисленного трио.
В Судебнике Ивана Грозного (1550) есть специальная «статья», под которую можно было легко подвести владыку Пимена: А государскому убийце, и градскому сдавцу, и крамольнику, и церковному татю, и главному татю, и подметчику, и зажигальнику, ведомому лихому человеку, живота не дать, казнить его смертною казнью («Убийце господина; человеку, сдавшему город (врагу), крамольнику, церковному вору, главарю воров, подметчику (ложных писем), поджигателю, известному злодею жизнь не даровать, а наказывать смертною казнью»). В принципе владыка Новгорода был «градским сдавцом», ибо согласно упомянутой летописи царь прямо обвинил его в намерениях предать богоспасаемый Новгород супостатам, нашим иноплеменникам, королю Сигизмунду.
Пимен тем более заслуживал казни, потому что совершенный им проступок (а в глазах царя — преступление) отягощался полномочиями, которые давала ему высокая должность. Протоиерей Вячеслав Тулупов в книге «Русь новгородская» (2009) подробно описывает властные функции новгородского владыки: «Официально архиепископ не занимал главного поста в Новгородской республике. По сути, такого поста в Новгороде и не существовало. Функции исполнительной власти распределялись между посадником, тысяцким, князем и архиепископом. Каждый из них возглавлял определенную область жизни республики. Однако совокупность властных полномочий, которыми обладал архиепископ, дает право утверждать, что он, если не юридически, то фактически, являлся главой Новгородской республики. Такого мнения придерживались многие известные специалисты по истории средневековой Руси. Г.П. Федотов писал: «В Совете Господ председательствовал архиепископ. В сущности, именно он был «президентом» республики, если искать современных аналогий. Посадник был первым министром, главой победившей партии».
Здесь хотелось бы (разумеется, для пользы дела) продолжить цитировать статью русского философа Георгия Федотова «Республика Святой Софии», опубликованную в нью-йоркском журнале «Народная правда» в 1950 году (№№11—12): «Владыка стоял выше партий и выражал единство республики… Истинный президент республики, он сосредотачивал в своих руках огромную материальную и даже военную силу. «Дом св. Софии» был крупнейшей хозяйственной единицей в Новгороде, а «владычный полк» — заметной частью его гражданского ополчения… Часто говорят, что избранный на вече архиепископ не имел достаточной независимости и мог быть сведен со своей кафедры, подобно последнику и князю. Факты не подтверждают этой теории… Свобода личности могла легко подавляться в средневековых теократических республиках. Но свобода церкви была, во всяком случае, лучше ограждена в Новгородской республике, чем в самодержавной Москве, где с конца XV века удаление митрополитов по воле великого князя и царя сделалось скорее правилом, чем исключением».
Может быть, эта новгородская «свобода церкви» и заставила царя пойти на публичное унижение, даже на глумление над владыкой Пименом? И тогда становится понятно, почему «скоморох» и почему «жена-кобыла».
Помни о «Стоглаве»
23 февраля 1551 года по инициативе Ивана Грозного митрополит Макарий созвал знаменитый стоглавый собор, который должен был максимально навести порядок в церковной жизни на Руси (дисциплина и правила поведения священников, полномочия церковного суда, борьба с коррупцией, язычеством и так далее). Собор принял уложение, которое состояло из 100 глав (что и дало название собору). В 41-й главе, которая называется «О тридцати двух царских вопросах», 16-й и 19-й вопросы касаются скоморохов.
Вопрос 16. В мирских свадьбах играют глумитворцы, арганики, смехотворцы, гусельники и бесовские песни поют. И как к церкви венчаться поедут, священник с крестом будет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, а священники им в том не возбраняют. А священником то стоит запрещать. И о том ответ. К венчанию к святым церквам скоморохам и глумцам перед свадьбою не ходить. И это священникам запрещать с великим запрещением, чтобы таковое бесчиние никогда не именовалось.
Вопрос 19. По дальним сторонам ходят скоморохи, собираясь ватагами многими до шестидесяти и до семидесяти и до ста человек, по деревням у крестьян сильно едят и пьют и из клетей добро грабят, а по дорогам разбивают. И о том ответ. Благочестивому царю свою царскую заповедь учинить, сам знает как, чтобы от них впредь такого насилия и бесчиния не было нигде и никогда.
Распространено мнение, что Иван Грозный благоволил скоморохам. Основывается оно на том, что он пригласил в 1571 году на свою свадьбу с Марфой Собакиной большую компанию новгородских скоморохов. Однако из «Стоглава» видно: царь изначально был строг к ним в том смысле, чтобы знали свое место. Сравнивая Пимена со скоморохом, набожный царь откровенно принижал его достоинство и статус.
В 5-й главе «О тридцати семи царских вопросах и о церковном строении» того же «Стоглава» есть ключ и к вопросу о «жене-кобыле».
Вопрос 18. О вдовых попах собор был у всех владык при деде моем (Иване Третьем. — Г.Р.). Ныне для вдовых попов есть два жребия: обедни не служат, а церковью и приходом владеют, и детям духовным, и родильницам молитвы дают, детям имена нарицают, крестят их, венчают, покаяния принимают, умерших провожают и священнодействуют, кроме божественной литургии. Здесь подтекст был такой. Если Пимен на момент приезда царя в Новгород был вдовцом, то не имел права участвовать в главном обряде богослужения – литургии, которую на Руси еще называли обедней (совершалась перед обедом).
Возможно, царю сказали о вдовстве Пимена после того, как тот отслужил обедню 8 января 1570 года по приезде Ивана Грозного. Царь, прежде чем идти на обедню, назвал Пимена злоумышленником, имея в виду контакты с Литвой. А когда узнал, что тот вдобавок ко всему намеренно нарушил церковный канон, пришел в ярость, обозвав архиепископа скоморохом и с издевкой предложив ему жену (чтоб было в соответствии со «Стоглавом»). Но поскольку женой оказалась кобыла, стало ясно, это еще одно унижение.
Вместо эпилога
По Новгородской третьей летописи мы еще восстановим картину происходившего в Новгороде в январе-феврале 1570 года. А сейчас только скажу, что там ни слова нет о публичном глумлении над архиепископом Пименом. Да, царь называет его изменником, велит взять под стражу и кормить на «две деньги в день», но ни о какой кобыле и записи в скоморохи речи нет.
Угол зрения
Мы уже не раз говорили, что брать на веру то, что рассказывают про Ивана Грозного западные мемуаристы, следует очень осторожно. Для убедительности приведу простое сравнение, каким видят вышеуказанные авторы опричников Ивана Грозного.
Шлихтинг в своем «Кратком сказании» пишет, что царь начал собирать в опричнину убийц, и связал их с собой самыми тесными узами повиновения… При дворе тирана не безопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты за одно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное. Но оправдать своего поступка никто не может: тиран немедленно зовет убийц, своих опричников, чтобы они взяли такого-то и вслед затем на глазах у владыки либо рассекли на куски, либо отрубили голову, либо утопили, либо бросили на растерзание собакам или медведям.
А вот фрагмент из записок Таубе и Крузе об опричных нравах: Монастырь или место, где это братство было основано, был ни в каком ином месте, как в Александровской слободе, где большая часть опричников, за исключением тех, которые были посланцами или несли судейскую службу в Москве, имело свое местопребывание. Сам он (конечно, Иван Грозный. — Г.Р.) был игуменом, князь Афанасий Вяземский — келарем, Малюта Скуратов — пономарем. Вместе с другими они распределяли службы монастырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими сыновьями и пономарем. Рано утром, в четыре часа, должны все братья быть в церкви. Все отсутствующие, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к восьми дням епитимии. В собрании поет он с четырех до семи со своими братьями и подчиненными попами. Когда пробивает восемь часов, идет снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьет десять. К этому времени уже бывает готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остается стоять, пока все едят. Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу.
И хотя далее эти авторы рассказывают, что столь изнурительный порядок был не более чем притворством, и что царь, когда кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, согласитесь: не для кого Грозному было устраивать такое шоу. Тем более глупо заставлять нести многочасовые церковные службы (не только ранним утром, но и вечером) убийц и палачей.
Дополним картину фрагментом из Генриха Штадена: Согласно присяге, опричники не должны были не говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел никогда их навещать. Из сказанного вполне логично следует, что царь не окружил себя шайкой уголовников, чтобы творить в стране произвол и вместе с ними грабить население. Нет, на отобранных людей накладывались очень строгие ограничения. И неизвестно, чего у них было больше — прав или обязанностей?
За всё в ответе
Возвращаясь к теме владыки Пимена, должен сказать, что есть еще один из современных тем событиям писателей, кто тоже вспоминает про кобылу и свадьбу. Это рижский богослов и писатель, пастор Пауль Одерборн. Однако он в своей книге «Жизнь Иоанна Васильевича, великого князя Московии» (1584) вообще не берется утверждать, что унизительная процедура происходила именно с новгородским архиепископом: Священника, к которому Иоаннн пришел, якобы чтобы засвидетельствовать почтение, он тотчас же лишил одежды, денег и всего имущества, а за угощение заплатил ему смертью. Случилось так, что умерла его жена; когда Васильевич узнал об этом, подводя к нему лошадь, говорит: «Ты будешь иметь ее вместо жены, уважаемый епископ, а дары на свадьбу соберут твои коллеги». После того, как он это сказал, разыскал, применив пытки, деньги священников и церквей, а самого наказуемого епископа, посадив постыдным образом на лошадь, приказал провести по городу под клики глашатая и потом уж удушить…
Конечно, по контексту вполне вероятно предположить, что речь идет о Пимене. Хотя, с другой стороны, Грозный не убивал новгородского владыку, а выслал сперва в Москву, а потом — в Никольский Веневский монастырь под Тулой, где тот и умер 25 сентября 1570 года! То есть и здесь мы имеем дело с какой-то зыбкой информацией, очень похожей на передачу слухов. Впрочем, Одерборну можно быть снисходительным: не исключается, что свои записки он сочинял на основе упоминаний вышеперечисленного трио.
В Судебнике Ивана Грозного (1550) есть специальная «статья», под которую можно было легко подвести владыку Пимена: А государскому убийце, и градскому сдавцу, и крамольнику, и церковному татю, и главному татю, и подметчику, и зажигальнику, ведомому лихому человеку, живота не дать, казнить его смертною казнью («Убийце господина; человеку, сдавшему город (врагу), крамольнику, церковному вору, главарю воров, подметчику (ложных писем), поджигателю, известному злодею жизнь не даровать, а наказывать смертною казнью»). В принципе владыка Новгорода был «градским сдавцом», ибо согласно упомянутой летописи царь прямо обвинил его в намерениях предать богоспасаемый Новгород супостатам, нашим иноплеменникам, королю Сигизмунду.
Пимен тем более заслуживал казни, потому что совершенный им проступок (а в глазах царя — преступление) отягощался полномочиями, которые давала ему высокая должность. Протоиерей Вячеслав Тулупов в книге «Русь новгородская» (2009) подробно описывает властные функции новгородского владыки: «Официально архиепископ не занимал главного поста в Новгородской республике. По сути, такого поста в Новгороде и не существовало. Функции исполнительной власти распределялись между посадником, тысяцким, князем и архиепископом. Каждый из них возглавлял определенную область жизни республики. Однако совокупность властных полномочий, которыми обладал архиепископ, дает право утверждать, что он, если не юридически, то фактически, являлся главой Новгородской республики. Такого мнения придерживались многие известные специалисты по истории средневековой Руси. Г.П. Федотов писал: «В Совете Господ председательствовал архиепископ. В сущности, именно он был «президентом» республики, если искать современных аналогий. Посадник был первым министром, главой победившей партии».
Здесь хотелось бы (разумеется, для пользы дела) продолжить цитировать статью русского философа Георгия Федотова «Республика Святой Софии», опубликованную в нью-йоркском журнале «Народная правда» в 1950 году (№№11—12): «Владыка стоял выше партий и выражал единство республики… Истинный президент республики, он сосредотачивал в своих руках огромную материальную и даже военную силу. «Дом св. Софии» был крупнейшей хозяйственной единицей в Новгороде, а «владычный полк» — заметной частью его гражданского ополчения… Часто говорят, что избранный на вече архиепископ не имел достаточной независимости и мог быть сведен со своей кафедры, подобно последнику и князю. Факты не подтверждают этой теории… Свобода личности могла легко подавляться в средневековых теократических республиках. Но свобода церкви была, во всяком случае, лучше ограждена в Новгородской республике, чем в самодержавной Москве, где с конца XV века удаление митрополитов по воле великого князя и царя сделалось скорее правилом, чем исключением».
Может быть, эта новгородская «свобода церкви» и заставила царя пойти на публичное унижение, даже на глумление над владыкой Пименом? И тогда становится понятно, почему «скоморох» и почему «жена-кобыла».
Помни о «Стоглаве»
23 февраля 1551 года по инициативе Ивана Грозного митрополит Макарий созвал знаменитый стоглавый собор, который должен был максимально навести порядок в церковной жизни на Руси (дисциплина и правила поведения священников, полномочия церковного суда, борьба с коррупцией, язычеством и так далее). Собор принял уложение, которое состояло из 100 глав (что и дало название собору). В 41-й главе, которая называется «О тридцати двух царских вопросах», 16-й и 19-й вопросы касаются скоморохов.
Вопрос 16. В мирских свадьбах играют глумитворцы, арганики, смехотворцы, гусельники и бесовские песни поют. И как к церкви венчаться поедут, священник с крестом будет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, а священники им в том не возбраняют. А священником то стоит запрещать. И о том ответ. К венчанию к святым церквам скоморохам и глумцам перед свадьбою не ходить. И это священникам запрещать с великим запрещением, чтобы таковое бесчиние никогда не именовалось.
Вопрос 19. По дальним сторонам ходят скоморохи, собираясь ватагами многими до шестидесяти и до семидесяти и до ста человек, по деревням у крестьян сильно едят и пьют и из клетей добро грабят, а по дорогам разбивают. И о том ответ. Благочестивому царю свою царскую заповедь учинить, сам знает как, чтобы от них впредь такого насилия и бесчиния не было нигде и никогда.
Распространено мнение, что Иван Грозный благоволил скоморохам. Основывается оно на том, что он пригласил в 1571 году на свою свадьбу с Марфой Собакиной большую компанию новгородских скоморохов. Однако из «Стоглава» видно: царь изначально был строг к ним в том смысле, чтобы знали свое место. Сравнивая Пимена со скоморохом, набожный царь откровенно принижал его достоинство и статус.
В 5-й главе «О тридцати семи царских вопросах и о церковном строении» того же «Стоглава» есть ключ и к вопросу о «жене-кобыле».
Вопрос 18. О вдовых попах собор был у всех владык при деде моем (Иване Третьем. — Г.Р.). Ныне для вдовых попов есть два жребия: обедни не служат, а церковью и приходом владеют, и детям духовным, и родильницам молитвы дают, детям имена нарицают, крестят их, венчают, покаяния принимают, умерших провожают и священнодействуют, кроме божественной литургии. Здесь подтекст был такой. Если Пимен на момент приезда царя в Новгород был вдовцом, то не имел права участвовать в главном обряде богослужения – литургии, которую на Руси еще называли обедней (совершалась перед обедом).
Возможно, царю сказали о вдовстве Пимена после того, как тот отслужил обедню 8 января 1570 года по приезде Ивана Грозного. Царь, прежде чем идти на обедню, назвал Пимена злоумышленником, имея в виду контакты с Литвой. А когда узнал, что тот вдобавок ко всему намеренно нарушил церковный канон, пришел в ярость, обозвав архиепископа скоморохом и с издевкой предложив ему жену (чтоб было в соответствии со «Стоглавом»). Но поскольку женой оказалась кобыла, стало ясно, это еще одно унижение.
Вместо эпилога
По Новгородской третьей летописи мы еще восстановим картину происходившего в Новгороде в январе-феврале 1570 года. А сейчас только скажу, что там ни слова нет о публичном глумлении над архиепископом Пименом. Да, царь называет его изменником, велит взять под стражу и кормить на «две деньги в день», но ни о какой кобыле и записи в скоморохи речи нет.
Геннадий РЯВКИН
