{thumbimage 150px 1}Новгородская трагедия января 1570 года в списке жестоких акций, проведенных Иваном Грозным против тех, кого он считал врагами своей власти, занимает центральное место. О том, что происходило примерно в те же сроки в Твери и Нарве, современные историки говорят чаще всего вскользь. А ведь и в этих городах количество жертв исчислялось сотнями и тысячами людей.
Псков, где якобы было убито царскими пособниками 40—50 человек, вообще приводят в качестве косвенного доказательства того, что царский удар был направлен не по изменникам (дескать, судить по сданному полякам Изборску, так гнездо заговорщиков нужно искать в Пскове), а именно по Новгороду. В Сокращенной псковской летописи читаем: Иван Васильевич после жестокого наказания новгородцев приезжал из Новгорода и в Псков с намерением подвергнуть и сей город такой же участи, почитая его в согласном с Новгородом заговоре. Но псковичи навстречу ему каждый пред своим домом выставили по обе стороны улиц столы с хлебом-солью и тем отвратили гнев его. Однако ж при выходе из города он попустил войскам своим ограбить граждан, монастыри и церкви, запретив только касаться духовных лиц.
Ехал казнить, но фактически простил. И всего-то за хлеб-соль. Разумеется, такая трактовка милости царя к псковичам не выдерживает критики. Предупреждение Николы-юродивого, которое приводит Пискаревский летописец: «Не замай нас и не пребудет тебе за нас! Пойди, милостивый, быстрее от нас прочь!» — из того же ряда исторических легенд и анекдотов.
Псковский извет
И все-таки факт есть факт: Новгород был разгромлен, Псков отделался легким испугом. Хотя тот же Руслан Скрынников в монографии «Иван Грозный» пишет: «Согласно черновику Описи архива Посольского приказа 1626 г., в царском архиве хранился «извет про пскович, всяких чинов людей, что они ссылались с литовским королем Жигимонтом». Изменники, по убеждению Грозного, хотели сдать Псков королю, как они сдали Изборск». Кажется, ясно: не только новгородцы, но и псковичи вели переговоры с Сигизмундом. Следовательно, репрессий им было не миновать.
Однако далее авторитетный ученый весьма своеобразно развивает тему «извета про пскович», пускаясь в малоубедительные воспоминания: «Иван нимало не сомневался, что литовцы сносились со Псковом, используя связи с Курбским (абсолютно голословный вывод. — Г.Р.). На вопрос, с кем боярин поддерживал дружбу, ответить было нетрудно. Царь имел возможность ознакомиться с письмом Курбского к старцу Васьяну из Псково-Печерского монастыря, написанным еще в бытность его в России (то есть в 1563-м, самое позднее — в 1564 году! Долго же Грозный этой возможностью не пользовался. — Г.Р.). Боярин обращался к монахам как к единомышленникам. Среди общей лести самодержцу впервые пришлось услышать страшные обвинения. Князь Андрей писал, что Державный превратился в кровожадного зверя: «Свирепее зверей кровоядцов обретаются». Царь не мог расправиться с иноками в 1564 г., но несколько лет спустя он припомнил им дружбу с Курбским. Не позднее лета 1569 г. царь замыслил карательный поход на Псков и Новгород».
Привожу эту длинную цитату, чтобы читатель мог самостоятельно рассмотреть логические просчеты Скрынникова: царь якобы вспоминает про письмо Курбского шестилетней давности, убеждая нас, что в Псково-Печерском монастыре не просто сочувствуют тому, что писал Курбский о царе, но и через него вышли на литовцев (читай: поляков).
А ведь доподлинно известно, что посланий к старцу Вассиану от князя Курбского было три в течение 1563—1564 годов. И последнее не оставляет сомнений, что отношения между князем-перебежчиком и монастырем порваны. В третьем послании Курбский зло упрекает Вассиана, а заодно и игумена Псков-Печерского монастыря Корнилия как за то, что они не дали ему запрошенных денег, так и за лояльность царю: Посылал я к игумену и к вам своего слугу просить о необходимом для жизни и, недостойный, получил я отказ. Но я не вижу никакой моей явной вины перед вами: брал я у вас деньги, но и отдал их, потому что не хотел быть должником вашего преподобия. А вы, — как я видел во время нашего первого похода на немцев, — все вместе с вашим игуменом оставили монастырь и укрылись в крепости. И в то время как мы, хранимые Богом и его ангелами, беспрестанно в течение семи лет — а думаю, может быть, и больше — покоряли в сражениях немцев и их города, вы не испытывали и сейчас по-прежнему не испытываете ни страха, ни ужаса, но живете в тишине и величайшем покое. Да еще к тому же вас, а не нас за наши подвиги, одарил царь различными почестями и имениями… Я же с благодарностью за ваше вознаграждение кланяюсь. Если от преподобных такое получил, то чего же ждать от остальных? Последняя фраза, конечно, иронична: никакого вознаграждения Курбский из Печор не получил и более туда не писал.
Дело игумена Корнилия
Тем не менее формально Скрынников, вроде бы, прав, ибо убит был по его (Ивана Грозного. — Г.Р.) приказу Корнилий, игумен Печерского монастыря, муж святой, известный своей службой… Вместе с этим Корнилием был убит и его ученик Василий Муромцев, муж ученый, знающий Священное писание. И говорят, убили их в один день каким-то мучительским орудием, от которого они были раздавлены и вместе преподобно-мученические тела их были погребены (Андрей Курбский, «История о великом князе Московском»).
Случилось это якобы 20 февраля 1570 года (такая дата высечена на надгробной плите игумена). Однако ученые до сих пор спорят, действительно ли убит или Корнилий умер своей смертью?
Из Новгородской третьей летописи известно, что из Новгорода в Псков Иван Грозный выехал в понедельник, 13 февраля. А убил он Корнилия в первый же день по прибытии в Псков — 20 февраля. В каноническом «Жизнеописании святых» об этом сказано уклончиво: «В одной древней рукописи, хранящейся в библиотеке Троице-Сергиевской Лавры, написано, что, когда игумен Корнилий вышел за монастырские ворота навстречу государю с крестом, царь, заранее разгневанный на него, своей рукой ссек ему голову, но тотчас же раскаялся и, подняв тело его, на своих руках понес его в монастырь. Обагренная кровью преподобного Корнилия дорожка, по которой царь нес безжизненное тело к церкви Успения, в память этого события названа Кровавым путем».
А чуть ниже помещена ремарка: «В монастырской повести о причинах мученической кончины преподобного Корнилия ничего не сообщается». Имеется в виду «Повесть о начале и основании Печерского монастыря», которую начали писать в 1531 году (довели до 1620 года) по велению самого игумена Корнилия.
Туманно говорится о кончине игумена и в Питиримовской летописи ХVII века: Достоблаженный игумен Корнилий I на игуменстве 41 год и 2 месяца поживе… и от тленного сего жития земным царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище в лето 1570-го февраля в 20-й день на 69-м году от рождения своего. Понимай, как хочешь, это «предпослан»: убит или просто царь присутствовал при кончине Корнилия?
Если сопоставить даты отъезда и прибытия в Псков — 13 и 20 февраля, — невольно встанет вопрос: царь добирался до Пскова целую неделю? Сборник «Русские святые» находит выход из этой путаницы: «При вступлении Грозного в Псков его встречал преподобный Корнилий со всем освященным собором. Грозный проследовал в соборную церковь Живоначальной Троицы и слушал молебен, поклонялся мощам благоверного князя псковского Всеволода-Гавриила и дивился величине его меча, лежавшего на гробе. Избежав гнева Грозного царя в этот день, преподобный Корнилий скоро был замучен по его приказанию».
Разве что Пискаревскому летописцу поверить, который, напомню, указывает, что из Новгорода царь пошел во Псков и хотел то же самое творить — казнить и грабить. Но единственно убил игумена Корнилия Печерского да келаря? Но почему тогда обстоятельнейшая «История церкви» митрополита Макария, которую мы не раз цитировали, вообще молчит о Корнилии? Ведь для иллюстрации зверств Ивана Грозного приводится ужасный пример о событиях в Новгороде: «До пятисот игуменов, иеромонахов, иеродиаконов и старцев собраны были из всех новгородских монастырей, всенародно поставлены на правеж и по повелению царя забиты палицами до смерти, а потом развезены по своим монастырям для погребения. Всех священников и диаконов новгородских церквей заключили в оковы и ежедневно с утра до вечера секли на площади, требуя с каждого по двадцати рублей пени».
Из всего сказанного вытекает вывод: Иван Грозный, приехав в Псков, оказался у смертного одра Корнилия, что не так уж и странно. В упомянутой «Повести о начале», которая составлялась по указанию Корнилия с 1531 года, сказано, что в монастырь он пришел в 1523 году, а в 1529 году уже стал игуменом. В 28 лет? Это не возраст для игумена, сомневаются историки. Не могли на Руси поставить во главе огромного и богатого монастыря столь молодого человека.
Допустим, что был Корнилий несколько старше. Строгих данных о времени его рождения нет. В игуменстве он состоял 41 год. Следовательно, в 1570 году ему должно было быть крепко за 70. И вот он старый, наверняка больной человек, выходит среди зимы встречать царя. Не мог не выйти, но на этот поступок потратил последние силы. И умер на руках царя, который его и «предпослал к Небесному Царю». Остальное — выдумки.
…И Нарва в придачу
Впрочем, мы здорово увлеклись и отвлеклись. Суть же дела заключена в том, что в Пскове пострадали не более двух представительных граждан и еще 40—50 разночинцев. Странно при получении известий об обширном заговоре в пользу польского короля!
И странность эта объясняется весьма легко. Получая известия из Пскова и Новгорода о возможных изменах и заговорах, царь принужден был задуматься об экспедиции для наведения порядка в пограничных с Польшей и Швецией землях. Ни о какой специфической ненависти к новгородцам или внезапно проснувшейся симпатии к псковичам речи нет. Грозный собрался в дорогу, чтобы проверить состояние дел на стратегически важных территориях.
И Нарва в этом списке появилась не случайно. Русский историк Алексей Петров отмечал в книге «Город Нарва» (1901): «Издревле существовало три пути для торговых сношений Ганзы с Новгородом: первый главный путь по Балтийскому морю до Котлина, затем по Неве, Ладоге и Волхову; второй путь — по Нарове через Псков и третий — через Пернов, Чудское озеро и Псков. Другие пути считались контрабандными. Понятно поэтому, что после падения Великого Новгорода Нарва оставалась почти единственным пунктом, представлявшим громадные удобства для коммерческих оборотов, так как через нее главным образом текла ганзейская торговля… Иван Грозный еще в 1557 году (до завоевания Нарвы) добивался торговых сношений с Ганзою через Ивангород и отправил посольство в Нарву, обещая ея купцам свободную торговлю в Ивангороде, откуда и русские свозили бы свои товары в Нарву. Царь соглашался построить особый торговый двор в Ивангороде». Естественно, эти моменты строго учитывал русский царь, отлично к тому же знавший, как широко представлены в Нарве новгородские купцы. По существу, они там правили бал и, следовательно, в любой момент могли развернуть ситуацию в ту сторону, которая им была выгодна. Так рассуждал Иван Грозный.
Ко всему прочему, знал он или нет, но обязан был предполагать, что Нарва — это незаживающая рана для Швеции и головная боль для Польши. Сигизмунд еще в 1568 году, встревоженный, писал английской королеве: Мы еще раз подтверждаем вашему величеству, что царь московский ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву, ибо сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное... Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его, потому что он был чужд образованности. Но если нарвская навигация будет продолжаться, что ему будет неизвестно?
Вместо эпилога
Вот тогда-то «в новгородской церковной летописи появилась подробная запись от 9 июня 1569 г. с росписью «корму царю и государю великому князю ... коли с Москвы поедет в Великий Новгород, в свою отчину», о которой упоминает Руслан Скрынников... А в Новгородской третьей летописи находим дополнительное свидетельство о тщательной подготовке к приему Ивана Грозного: было запасено для царских кормов — 115 овец, пять телок, 400 кур, 50 гусей, 10 уток, 2000 яиц, пять пудов коровьего масла... Для лошадей царского отряда заготовили 1000 телег соломы, 600 телег сена, 600 четвертей овса.
Правда, Скрынников по-своему объясняет, почему новгородцы в голодный год так хлебосольно готовились встретить царя. Они боялись: «Власти Новгорода, конечно же, знали о расследовании псковской измены. Но они надеялись, что гроза минует их самих». Согласитесь, что чересчур многое в судьбах России в 1570 году было связано с тем, сыт Иван Грозный или нет? Накорми царя — пожалеет. Между прочим, владыка Пимен попытался. И что из этого получилось? Всем известно...
Псковский извет
И все-таки факт есть факт: Новгород был разгромлен, Псков отделался легким испугом. Хотя тот же Руслан Скрынников в монографии «Иван Грозный» пишет: «Согласно черновику Описи архива Посольского приказа 1626 г., в царском архиве хранился «извет про пскович, всяких чинов людей, что они ссылались с литовским королем Жигимонтом». Изменники, по убеждению Грозного, хотели сдать Псков королю, как они сдали Изборск». Кажется, ясно: не только новгородцы, но и псковичи вели переговоры с Сигизмундом. Следовательно, репрессий им было не миновать.
Однако далее авторитетный ученый весьма своеобразно развивает тему «извета про пскович», пускаясь в малоубедительные воспоминания: «Иван нимало не сомневался, что литовцы сносились со Псковом, используя связи с Курбским (абсолютно голословный вывод. — Г.Р.). На вопрос, с кем боярин поддерживал дружбу, ответить было нетрудно. Царь имел возможность ознакомиться с письмом Курбского к старцу Васьяну из Псково-Печерского монастыря, написанным еще в бытность его в России (то есть в 1563-м, самое позднее — в 1564 году! Долго же Грозный этой возможностью не пользовался. — Г.Р.). Боярин обращался к монахам как к единомышленникам. Среди общей лести самодержцу впервые пришлось услышать страшные обвинения. Князь Андрей писал, что Державный превратился в кровожадного зверя: «Свирепее зверей кровоядцов обретаются». Царь не мог расправиться с иноками в 1564 г., но несколько лет спустя он припомнил им дружбу с Курбским. Не позднее лета 1569 г. царь замыслил карательный поход на Псков и Новгород».
Привожу эту длинную цитату, чтобы читатель мог самостоятельно рассмотреть логические просчеты Скрынникова: царь якобы вспоминает про письмо Курбского шестилетней давности, убеждая нас, что в Псково-Печерском монастыре не просто сочувствуют тому, что писал Курбский о царе, но и через него вышли на литовцев (читай: поляков).
А ведь доподлинно известно, что посланий к старцу Вассиану от князя Курбского было три в течение 1563—1564 годов. И последнее не оставляет сомнений, что отношения между князем-перебежчиком и монастырем порваны. В третьем послании Курбский зло упрекает Вассиана, а заодно и игумена Псков-Печерского монастыря Корнилия как за то, что они не дали ему запрошенных денег, так и за лояльность царю: Посылал я к игумену и к вам своего слугу просить о необходимом для жизни и, недостойный, получил я отказ. Но я не вижу никакой моей явной вины перед вами: брал я у вас деньги, но и отдал их, потому что не хотел быть должником вашего преподобия. А вы, — как я видел во время нашего первого похода на немцев, — все вместе с вашим игуменом оставили монастырь и укрылись в крепости. И в то время как мы, хранимые Богом и его ангелами, беспрестанно в течение семи лет — а думаю, может быть, и больше — покоряли в сражениях немцев и их города, вы не испытывали и сейчас по-прежнему не испытываете ни страха, ни ужаса, но живете в тишине и величайшем покое. Да еще к тому же вас, а не нас за наши подвиги, одарил царь различными почестями и имениями… Я же с благодарностью за ваше вознаграждение кланяюсь. Если от преподобных такое получил, то чего же ждать от остальных? Последняя фраза, конечно, иронична: никакого вознаграждения Курбский из Печор не получил и более туда не писал.
Дело игумена Корнилия
Тем не менее формально Скрынников, вроде бы, прав, ибо убит был по его (Ивана Грозного. — Г.Р.) приказу Корнилий, игумен Печерского монастыря, муж святой, известный своей службой… Вместе с этим Корнилием был убит и его ученик Василий Муромцев, муж ученый, знающий Священное писание. И говорят, убили их в один день каким-то мучительским орудием, от которого они были раздавлены и вместе преподобно-мученические тела их были погребены (Андрей Курбский, «История о великом князе Московском»).
Случилось это якобы 20 февраля 1570 года (такая дата высечена на надгробной плите игумена). Однако ученые до сих пор спорят, действительно ли убит или Корнилий умер своей смертью?
Из Новгородской третьей летописи известно, что из Новгорода в Псков Иван Грозный выехал в понедельник, 13 февраля. А убил он Корнилия в первый же день по прибытии в Псков — 20 февраля. В каноническом «Жизнеописании святых» об этом сказано уклончиво: «В одной древней рукописи, хранящейся в библиотеке Троице-Сергиевской Лавры, написано, что, когда игумен Корнилий вышел за монастырские ворота навстречу государю с крестом, царь, заранее разгневанный на него, своей рукой ссек ему голову, но тотчас же раскаялся и, подняв тело его, на своих руках понес его в монастырь. Обагренная кровью преподобного Корнилия дорожка, по которой царь нес безжизненное тело к церкви Успения, в память этого события названа Кровавым путем».
А чуть ниже помещена ремарка: «В монастырской повести о причинах мученической кончины преподобного Корнилия ничего не сообщается». Имеется в виду «Повесть о начале и основании Печерского монастыря», которую начали писать в 1531 году (довели до 1620 года) по велению самого игумена Корнилия.
Туманно говорится о кончине игумена и в Питиримовской летописи ХVII века: Достоблаженный игумен Корнилий I на игуменстве 41 год и 2 месяца поживе… и от тленного сего жития земным царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище в лето 1570-го февраля в 20-й день на 69-м году от рождения своего. Понимай, как хочешь, это «предпослан»: убит или просто царь присутствовал при кончине Корнилия?
Если сопоставить даты отъезда и прибытия в Псков — 13 и 20 февраля, — невольно встанет вопрос: царь добирался до Пскова целую неделю? Сборник «Русские святые» находит выход из этой путаницы: «При вступлении Грозного в Псков его встречал преподобный Корнилий со всем освященным собором. Грозный проследовал в соборную церковь Живоначальной Троицы и слушал молебен, поклонялся мощам благоверного князя псковского Всеволода-Гавриила и дивился величине его меча, лежавшего на гробе. Избежав гнева Грозного царя в этот день, преподобный Корнилий скоро был замучен по его приказанию».
Разве что Пискаревскому летописцу поверить, который, напомню, указывает, что из Новгорода царь пошел во Псков и хотел то же самое творить — казнить и грабить. Но единственно убил игумена Корнилия Печерского да келаря? Но почему тогда обстоятельнейшая «История церкви» митрополита Макария, которую мы не раз цитировали, вообще молчит о Корнилии? Ведь для иллюстрации зверств Ивана Грозного приводится ужасный пример о событиях в Новгороде: «До пятисот игуменов, иеромонахов, иеродиаконов и старцев собраны были из всех новгородских монастырей, всенародно поставлены на правеж и по повелению царя забиты палицами до смерти, а потом развезены по своим монастырям для погребения. Всех священников и диаконов новгородских церквей заключили в оковы и ежедневно с утра до вечера секли на площади, требуя с каждого по двадцати рублей пени».
Из всего сказанного вытекает вывод: Иван Грозный, приехав в Псков, оказался у смертного одра Корнилия, что не так уж и странно. В упомянутой «Повести о начале», которая составлялась по указанию Корнилия с 1531 года, сказано, что в монастырь он пришел в 1523 году, а в 1529 году уже стал игуменом. В 28 лет? Это не возраст для игумена, сомневаются историки. Не могли на Руси поставить во главе огромного и богатого монастыря столь молодого человека.
Допустим, что был Корнилий несколько старше. Строгих данных о времени его рождения нет. В игуменстве он состоял 41 год. Следовательно, в 1570 году ему должно было быть крепко за 70. И вот он старый, наверняка больной человек, выходит среди зимы встречать царя. Не мог не выйти, но на этот поступок потратил последние силы. И умер на руках царя, который его и «предпослал к Небесному Царю». Остальное — выдумки.
…И Нарва в придачу
Впрочем, мы здорово увлеклись и отвлеклись. Суть же дела заключена в том, что в Пскове пострадали не более двух представительных граждан и еще 40—50 разночинцев. Странно при получении известий об обширном заговоре в пользу польского короля!
И странность эта объясняется весьма легко. Получая известия из Пскова и Новгорода о возможных изменах и заговорах, царь принужден был задуматься об экспедиции для наведения порядка в пограничных с Польшей и Швецией землях. Ни о какой специфической ненависти к новгородцам или внезапно проснувшейся симпатии к псковичам речи нет. Грозный собрался в дорогу, чтобы проверить состояние дел на стратегически важных территориях.
И Нарва в этом списке появилась не случайно. Русский историк Алексей Петров отмечал в книге «Город Нарва» (1901): «Издревле существовало три пути для торговых сношений Ганзы с Новгородом: первый главный путь по Балтийскому морю до Котлина, затем по Неве, Ладоге и Волхову; второй путь — по Нарове через Псков и третий — через Пернов, Чудское озеро и Псков. Другие пути считались контрабандными. Понятно поэтому, что после падения Великого Новгорода Нарва оставалась почти единственным пунктом, представлявшим громадные удобства для коммерческих оборотов, так как через нее главным образом текла ганзейская торговля… Иван Грозный еще в 1557 году (до завоевания Нарвы) добивался торговых сношений с Ганзою через Ивангород и отправил посольство в Нарву, обещая ея купцам свободную торговлю в Ивангороде, откуда и русские свозили бы свои товары в Нарву. Царь соглашался построить особый торговый двор в Ивангороде». Естественно, эти моменты строго учитывал русский царь, отлично к тому же знавший, как широко представлены в Нарве новгородские купцы. По существу, они там правили бал и, следовательно, в любой момент могли развернуть ситуацию в ту сторону, которая им была выгодна. Так рассуждал Иван Грозный.
Ко всему прочему, знал он или нет, но обязан был предполагать, что Нарва — это незаживающая рана для Швеции и головная боль для Польши. Сигизмунд еще в 1568 году, встревоженный, писал английской королеве: Мы еще раз подтверждаем вашему величеству, что царь московский ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву, ибо сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное... Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его, потому что он был чужд образованности. Но если нарвская навигация будет продолжаться, что ему будет неизвестно?
Вместо эпилога
Вот тогда-то «в новгородской церковной летописи появилась подробная запись от 9 июня 1569 г. с росписью «корму царю и государю великому князю ... коли с Москвы поедет в Великий Новгород, в свою отчину», о которой упоминает Руслан Скрынников... А в Новгородской третьей летописи находим дополнительное свидетельство о тщательной подготовке к приему Ивана Грозного: было запасено для царских кормов — 115 овец, пять телок, 400 кур, 50 гусей, 10 уток, 2000 яиц, пять пудов коровьего масла... Для лошадей царского отряда заготовили 1000 телег соломы, 600 телег сена, 600 четвертей овса.
Правда, Скрынников по-своему объясняет, почему новгородцы в голодный год так хлебосольно готовились встретить царя. Они боялись: «Власти Новгорода, конечно же, знали о расследовании псковской измены. Но они надеялись, что гроза минует их самих». Согласитесь, что чересчур многое в судьбах России в 1570 году было связано с тем, сыт Иван Грозный или нет? Накорми царя — пожалеет. Между прочим, владыка Пимен попытался. И что из этого получилось? Всем известно...
Геннадий РЯВКИН
Фото из архива «НВ»
Фото из архива «НВ»
