Об одном из них — активном участии всего Новгорода в низложении митрополита Иосафа — разговор уже был («НВ» от 15 мая). Есть и другие. Например, «дело новгородских пищальников».
Это случилось весной 1546 года под Коломной. 15-летний Иван Грозный был на охоте или просто выехал на прогулку, когда «к нему явились 50 новгородских пищальников, жаловаться на наместников, — читаем у Николая Костомарова. — Ивану стало досадно, что они прерывают его забаву, он приказал своим дворянам прогнать их, но, когда дворяне принялись их бить, пищальники принялись давать им сдачи, и несколько человек легло на месте».
Оговоримся сразу: юный Иван IV был не такой бездельник, чтобы ездить на прогулки в Коломну. Пискаревский летописец указывает причины пребывания там великого князя: Весной пришли вести к великому князю из Крыма, что будет крымский царь (хан Сафа-Гирей. — Г.Р.) на Коломне. И князь великий всея Руси Иван Васильевич вышел в Коломну 6 мая, в четверг второй недели после Пасхи, на судах к Николе на Угреше (монастырь. — Г.Р.) помолиться. А от Николы на Угреши пошел на Коломну на судах же и стоял на Коломне до августа. Крымский царь узнал про великого князя и на Коломну не пошел. То есть Иван Грозный поехал, что называется, в войска, стоявшие на Оке и охранявшие наши пределы от нападения крымских татар. Но так как войны не было, а угроза ее оказалась преувеличенной, великий князь проводил время по-разному. Ездил на охоту и прогулки, а также была y него потеха: пашню пахал вешнюю и с боярами сеял гречиху. И иные были потехи: на ходулях ходил и в саван наряжался.
Такой, кажется, забавник был правитель Руси, а тут — пищальники с жалобами. Однако пашня, сев гречихи и ходули — это вовсе не развлечения. Академик Борис Рыбаков в работе «Язычество древней Руси» (1987) поясняет: «Здесь речь не о простой забаве, а о выполнении целого комплекса весенних заклинательных действий: хождение на ходулях зафиксировано этнографами как способ воздействовать на высокий вырост посеянных злаков, а одевание в саван должно было приобщить участников обряда к миру предков-покровителей, что также происходило весною, на Радоницу». Надо полагать, рабочий день и дни отдыха были расписаны строго. Не в игры же играть он ехал на виду встревоженного войска.
Дело новгородских пищальников
Тем не менее пищальники были. И были явно пострадавшей стороной. По заведенному порядку в XVI веке пехота, вооруженная огнестрельным оружием (пищалями), набиралась из посадских людей, но расходы по оснащению пищальников должна была нести городская община. В Новгороде в 1546 году при сборе пищальников произошли столкновения богатеев с «черными людьми» именно из-за денег: кто и сколько должен заплатить пищальникам. В итоге новгородцы, как сообщает Никоновский летописный свод, не доставили в пищальники сорок человек на службу. Их с опозданием привезли принудительно, и на месте рекруты узнали, что в наказание их имущество отписали и к Москве свезли.
Естественно, пищальники возмутились, и кто-то посоветовал им обратиться за помощью к великому князю. Однако тот жалобщиков слушать не стал, а велел дворянам отправить их в Коломну. И тут пищальники начали крепко сопротивляться, и дворяне на них напустились. А как пригнали их к посаду, то пищалники все стали на бой и стали биться дубинами и из пищалей стрелять, а дворяне — из луков и саблями бить. Был бой великий, и убитых по пять человек было на обе стороны. И еще государя не пропустили тем же местом (каким выезжал из Коломны. — Г.Р.) к своему стану проехать. Но проехал государь другим путем.
У известного современного историка Владимира Кобрина на сей счет такая версия последующих событий (в книге «Иван Грозный», 1989): «Великий князь немедленно приказал найти подстрекателей: «Проведати, по чьему науку бысть сие супротивство». Ведший следствие дьяк Василий Гнильевский нашел виновных в своих личных врагах — боярах Воронцовых и князе Иване Кубенском. Перед тем они были любимцами государя, но это не помешало 16-летнему монарху приказать отсечь им головы. В тюрьмы и ссылку были отправлены еще двое». Версия нисколько не оригинальная, ее повторяют многие, не задумываясь о причинах и следствиях. И исторических свидетельствах.
Например, Сергей Соловьев пишет, что Иван Грозный «привык видеть врагов своих, дерзких ослушников своей власти, не в рядах простых ратных людей, и потому сейчас же им овладело подозрение: он велел проведать, по чьей науке пищальники осмелились так поступить, потому что без науки этого случиться не могло. Разузнать об этом он поручил не знатному человеку, но дьяку своему, Василию Захарову, который был у него в приближении; мы видим, следовательно, что Иоанн, подобно отцу, уже начал приближать к себе людей новых, без родовых преданий и притязаний, дьяков. Захаров донес, что пищальников подучили бояре, князь Кубенский и двое Воронцовых, Федор и Василий Михайловичи. Великий князь поверил дьяку и в великой ярости велел казнить Кубенского и двоих Воронцовых как вследствие нового обвинения, так и по прежним их преступлениям, за мздоимство во многих государских и земских делах; людей близких к ним разослали в ссылку». Здесь следует обратить внимание на то, что в отличие от Кобрина классик российской истории делает оговорку, что казнили Воронцовых и Кубенского не только за то, что пищальников подучили к великому князю обратиться (совет вполне безобидный, если б не случился конфликт с охраной Ивана Грозного), но и «по прежним преступлениям».
Три головы на плахе
О прежних преступлениях косвенно говорится в «Казанской истории»: Царь же и великий князь разъярился и, рыкнув зло, словно лев, и учинив строгий допрос губителям христиан и басурманским приспешникам, повелел сослать трех своих бояр, знатных вельмож, бывших в заговоре, и предать их смертной казни. Четвертый же знатный сам принял яд уже после их смерти. Поскольку других экзекуций во время пребывания в Коломне Иван Грозный не проводил, несомненно, речь идет о Воронцовых и Кубенском (казнены) и боярине Иване Федорове (сослан). К слову, «Казанская история», написанная неизвестным автором в 1564—1565 годах, хотя и беллетризована, то есть содержит элементы авторской трактовки событий, но нам интересны в ней не выводы автора, а приводимые им факты. Причем — в сопоставлении с другими источниками.
Между тем летописи вовсе не увязывают казни князей Воронцовых и Кубенского с бунтом новгородских пищальников. В Пискаревском летописце читаем: В то же лето (1546 года. — Г.Р.) на Коломне по дьявольскому действу оклеветал ложными словесами перед великим князем бояр Василий Григорьевич Захаров-Гнильевский. И князь великий в большой злости направил на них гнев свой и опалу по его словесам, потому что Василий-дьяк был тогда у великого государя в приближении. И велел казнить князь великий князя Ивана Кубенского, Федора Воронцова, Василия Михайловича Воронцова тоже, и отсекли им головы 21 июля, в субботу. А Ивана Петровича Федорова велел схватить и сослать на Белоозеро, посадив там под стражу.
Заглянем в Постниковский летописец. Что там сказано о новгородских пищальниках? 21 июля, назавтра после Ильина дня, велел князь великий на Коломне у своего стана перед своими шатрами казнить бояр своих — князя Ивана Ивановича Кубенского, Федора Семеновича Воронцова да Василия Михайловича Воронцова, что был допреж того дмитровской дворецкий, за некую их государю неверность. И казнили их так: всем трем головы отрубили, а отцов духовных у них перед их концом не было. И взяли их по повеленью великого князя приятели и похоронили, где у которого род хоронят. А боярина и конюшего Ивана Петровича Федорова в ту же пору избитого и голого держали. Но Бог его помиловал, государь его не велел казнить за то, что он против государя встречно не говорил, а во всем себя виноватым признавал. И сослал его на Белоозеро, тягости на него не велел возлагать. А имущество и вотчины их всех велел князь великий переписать на себя. Ни слова о пищальниках! Почему же? Да потому, что в это время Ивану Грозному было уже не до новгородцев.
Пришли вести из Казани, что там бунт и что казанцы зовут к себе в правители того самого хана Сафа-Гирея, которого великий князь ждал во всеоружии под Коломной. Хан решил занять вакантное место правителя Казанского царства, которое пустовало после бегства из Казани московского ставленника хана Шагилея. Справедливости ради отметим, что реальной власти Шагилей, присланный Москвой и посаженный на престол под охраной воеводы князя Дмитрия Бельского и тысячи русских воинов, в Казани не имел и жил фактически в изоляции, боясь, что однажды его или зарежут, или отравят. Потому и сбежал весной 1546 года, узнав, что Иван Грозный находится в Коломне вместе с войском.
Смерть заговорщикам!
В «Казанской повести» читаем: Царь Шигалей из Казани быстро, словно ястреб, перелетев долгий путь, прибежал в Коломну, где стоял в том году царь и великий князь с силами своими, доблестно воюя с крымским царем. И тайно, наедине, рассказал ему Шигалей, как хотели его погубить казанцы и о том, что его, самодержца, ближайшие советники были в сговоре с казанцами и потрафляли им, и что по их навету казанцы хотели его убить. Показал он ему и грамоты их, скрепленные их печатями.
Царь же и великий князь разъярился и, рыкнув зло, словно лев, и учинив строгий допрос губителям христиан и басурманским приспешникам, повелел сослать трех своих бояр, знатных вельмож, бывших в заговоре, и предать их смертной казни (без сомнения, речь идет о Воронцовых и Кубенском. — Г.Р.). Четвертый же знатный (Иван Федоров. — Г.Р.) сам принял яд уже после их смерти. К этим же прибавил он и иных, которые знали об этом заговоре, но сами в нем не участвовали. Но те бегством избежали смерти и казни и жили до времени в некоем месте, укрывшись от гнева великого князя, а когда поручились за них другие, снова были утверждены в своем сане.
Ярость юного Ивана Грозного была тем более велика, когда он узнал, что после бегства царя Шигалея из Казани отправились казанцы к ногаям, за Яик, и молили царя Сафа-Гирея, чтобы, ничего не боясь, пошел он к ним снова в третий раз царем в Казань (дважды до этого он изгонялся казанцами же с престола, в 1531 и в конце 1545 годов. — Г.Р.). Он же был рад и пошел с ними, и пришел с честью в Казань. И встретили его казанцы с царскими дарами и помирились с ним. С учетом только этих двух обстоятельств можно понять, какие проблемы решал в Коломне весной 1546 года 16-летний великий князь и как далек он был от проблем новгородских пищальников.
Вот почему он, занятый другими мыслями, лично принять жалобщиков отказался, но поручил разобраться в этом деле дьяку Гнильевскому. Действительно ли дьяк, как нам внушают ортодоксы, свел счеты со своими врагами Воронцовыми и Кубенским «за счет новгородцев»? Это весьма сомнительно. Мы убедились, что в летописях нет не только свидетельств причинной связи, но и вообще упоминаний о каких-либо последствиях из-за жалобы и потасовки для пищальников. Не странно ли: князей казнили, а про буянов не вспомнили? Нет, не странно. Воронцовым и Кубенскому отрубили головы по обвинению в сговоре с казанцами. По той же причине (измена православной вере) и отцов духовных у них не было.
Осенний марафон
Осенью 1546 года Иван Грозный неожиданно для многих отправляется в Новгород. Может, по «делу пищальников»? Нет, архиепископ Феодосий торжественно, с крестным ходом встретил его. Великий князь приехал на богомолье.
Поездка стала возможна, поскольку поход на Казань был свернут из-за смерти оппозиционного Москве правителя Сафа-Гирея. Как сообщается в «Казанской истории», не убили его меч и копье, и много раз в боях наносили ему смертельные раны, теперь же, пьяный, мыл он руки свои и лицо, и покачнулся на ногах, и разбил голову об умывальник до мозга, и упал на землю, и разбился, и все суставы его расслабились, и прислуживавшие ему не успели подхватить его. И от этого умер он в тот же день, проговорив: «Не что-нибудь, а кровь христианская убила меня»… И начались после смерти царя между вельможами его яростная борьба, и убийства, и злая ругань, и крамола губительная, ибо не хотели менее знатные казанцы слушаться и покоряться более знатным, которым приказано было беречь царство, но все главными себя возомнили, и все хотели править в Казани и убивали друг друга. А иные же крамольники убегали в Москву служить царю и великому князю. Он же, не боясь, принимал их и давал им необходимое, не скупясь. И, видя это, иные забывали свой род и племя. И выехало казанцев в Москву, на Русь, до десяти тысяч. Иными словами, Иван Грозный не счел нужным вмешиваться в казанскую междоусобицу и 15 сентября выехал в Новгород.