Дядькин бунт

Естественно то, что великокняжеская милость обеспечила не только мощный хозяйственный подъем территории и значительный прирост населения, которому долгие годы не могли помешать многочисленные природные бедствия и эпидемии, изрядно потрепавшие Северо-Запад Руси в первой половине ХVI века.
Но было и еще одно важное явление, которое можно без преувеличения назвать новгородским феноменом: с начала ХVI века в Новгородской земле развертывается широчайшее храмовое строительство (сюда включаем, конечно, и реконструкцию с перестройкой ранних церквей).

Крепость веры
Не представляется возможным в газетной публикации привести полный перечень сделанного в этом направлении за полвека. Но возьмем отрезок в пять лет (1535—1540). Почему этот? Потому что на Руси это был период относительно слабой великокняжеской власти, когда при малолетнем Иване IV правила его мать Елена Глинская. Следовательно, говорить о том, что активность храмовых строителей направлялась Москвой, не приходится. Наш перечень составлен по деяниям Новгородского архиепископа Макария, который, разумеется, держал в поле зрения или инициировал работы только на важнейших объектах:
1535. Великий князь Иван IV Грозный поручил архиепископу Макарию послать священников для освящения трех церквей в новооснованном городе, освятить место, а самому архиепископу имя городу наречь Иван-град на Себежи в честь Государя.
1535. По благословению архиепископа Макария поставлен во Пскове владычный двор.
1535, октябрь. Освящение в Антониевом монастыре деревянной церкви Козьмы и Дамиана.
1535. По благословению Новгородского владыки Макария в Плотинском конце заложена каменная церковь Бориса и Глеба о пяти верхах (куполах. — Г.Р.) с приделами на полатях чудотворца Николы и св. Владимира (освящена 3 декабря 1536 года вместе с приделами).
1536. 13 июня заложена церковь о трех верхах в честь Похвалы Богоматери, заветная от мора (освящена 15 октября 1536 года). Архиепископом Макарием дана благословенная грамота на построение церкви великомученика Георгия в Лодомской волости. На праздник Преображения архиепископ освящает в Спасо-Хутынском монастыре храм во имя Григория Просветителя Армении, чуть позже — каменный трапезный храм Сретения в Антониевом монастыре.
1538. В Юрьеве монастыре заложена каменная церковь во имя святителя Алексия с трапезною (освящена 15 сентября 1539 года).
1539. По благословению архиепископа Макария изготовлены башенные часы для Соловецкого монастыря.
1540. Архиепископ Макарий поставил в Новгороде церковь каменную в Каменном городе, св. мученицы Анастасии, от мора заветную.
Повторюсь, это лишь фрагмент доказательства (если оно требуется вообще) того, какое интенсивное храмовое строительство развернулось в ХVI веке в Новгороде. Дополню фрагмент свидетельством из работы историка Адриана Селина (Старая Ладога) «Об одном явлении в сельском храмовом строительстве ХVI века» (1994): «В 1500—1505 гг. мы знаем в Водской пятине 39 церквей на погостах, 11 сельских монастырей и 14 сел, в которых тоже стоят храмы. В течение 1505—1582 гг. возникает 51 новое селение с церквами, 3 монастыря; в 16 селениях строятся теплые и придельные церкви».
Чем же был вызван к жизни данный феномен? Можно сказать, что таким способом великие князи заделывали «брешь» в православной вере новгородцев. Но это не просто наивно, но и глупо. Административным ресурсом энтузиазм и инициативу не поднимешь. Тем более что и ресурса-то по причине увлеченности великокняжеского двора борьбой за власть в этот период не было. Что же тогда?
Думается, определенность и стабильность, которые Новгород получил в годы правления Василия III, вызвали здесь необычайный религиозный подъем. Мы говорим сейчас только о храмовом строительстве, но нельзя забывать, что и Великие Четьи минеи были составлены в этот самый период и тоже в Новгороде. Кроме того, в 1535 году здесь же был завершен перевод Толковой Псалтири епископа Брунона Вюрцбургского, в 1537-м — составлена новая редакция Жития Михаила Клопского, в 1539 — создается Житие болгарского новомученика Георгия (христианина, погибшего от рук турок). В 1540 году священник Агафон благословением господина пресвященного архиепископа Макария благоспасаемых градов Великого Новгорода и Пскова составил Пасхалию на восьмую тысячу лет (мы помним, что по инициативе новгородского же архиепископа Геннадия Гонзова в 1492 году была составлена Пасхалия на первые 70 лет восьмой тысячи, то есть на 1493—1462 годы). И так далее...

Тихий бунт
Впрочем, с точки зрения проверки веры и верности великому князю гораздо важнее была история с бунтом князя Андрея Старицкого, младшего брата Василия III. Это был человек довольно сложной судьбы, хотя бы потому, что по традициям того времени до рождения наследника у старшего брата, великого князя, Андрей Старицкий не имел права жениться. А так как наследник, Иван Грозный, родился только в 1530 году, под венец с принцессой из литовского великокняжеского рода Гедеминовичей Андрей пошел лишь в 43 года, то есть в 1533-м!
Почти тут же старший брат умирает. Дождавшись, пока истекут 40 дней, Андрей обращается к вдове Василия III Елене Глинской с просьбой увеличить его удел: добавить к Старице новгородский Волок Ламский. Узнав, что Елена ему отказала, князь в ярости вернулся в Старицу, где, не отвечая на приглашения Елены приехать в Москву, прожил три долгих года.
Гнев и ярость — это одно. Но интрига туго закручивалась вокруг того, что по Москве ходили упорные слухи, будто Иван IV не был сыном Василия III. Основания для этого имелись, ведь с первой женой Василий III скандально развелся, обвинив ее в бесплодии. Но и у второй жены сын родился только на пятый год после свадьбы. К тому же после смерти Василия III Елена Глинская практически открыто жила с князем Иваном Оболенским-Овчиной. Москва упорно говорила, что именно Оболенский и был настоящим отцом Ивана IV. При таких обстоятельствах главным претендентом на великое княжение мог легко стать сын Андрея Старицкого Владимир. Якобы князь из-за того и взбунтовался, что решил сына на великокняжеский стол посадить. В действительности, на мой взгляд, гораздо ближе к правде версия Николая Карамзина: «Андрей уехал в Старицу, жалуясь на Правительницу (на Глинскую, которая не дала ему Волок. — Г.Р.). Вестовщики и наушники не дремали: одни сказывали сему Князю, что для него уже готовят темницу; другие доносили Елене, что Андрей злословит ее».
Дальнейшая история князя Старицкого сколь известна, столь и запутанна. И Карамзин, и Соловьев, и даже Татищев рассказывают ее практически в одних выражениях. Приведу вариант Сергея Соловьева. Естественно, в той части, которая касается Новгорода.
Но прежде поясню, что Елена Глинская (и якобы 7-летний Иван IV) в 1537 году настоятельно звала Андрея Старицкого в Москву, чтобы посоветоваться по каким-то не ясным для них проблемам отношений с Казанью. Старицкий ехать не захотел и сказался больным. Однако один из его приближенных донес Глинской, что болезнь — это ложь, а на деле Старицкий собирается бежать в Литву, к родственникам своей жены, и оттуда начнет поход на Москву. Глинская послала к нему нескольких высокопоставленных священников.
«А в случае если Андрей не послушает митрополичьих увещаний, посланные должны были наложить на него проклятие, — пишет Сергей Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен». — Не полагаясь, однако, на действительность церковных увещаний и угроз, московское правительство выслало к Волоку сильные полки под начальством двоих князей Оболенских — князя Никиты Хромого и князя Ивана Овчины-Телепнева. Посланника Андреева, князя Пронского (который сообщил в Москву о неприезде Старицкого. — Г.Р.), перехватили на дороге; но в то время как брали Пронского, одному из его провожатых, сыну боярскому Сатину, удалось убежать; он прискакал в Старицу и объявил своему князю, что Пронский схвачен и великокняжеские войска идут схватить самого его, Андрея. С Волока пришли вести, что московские полки уже тут. Тогда Андрей не стал более медлить и 2 мая 1537 года выехал из Старицы… При известии, что московские полки уже находятся в Волоке с целию отрезать ему дорогу к юго-западу, к литовским границам, Андрею не оставалось ничего более, как двинуться прямо на север, в новгородские области».

Новгородский шлях
Собственно, ни для кого не секрет, что все наши историки пересказывают содержание Пискаревского летописца. А мы не станем пересказывать, но обратимся к первоисточнику, чтобы разобраться, насколько же активна была роль Новгорода в этом конфликте дяди (Андрей Старицкий) и племянника (Иван IV). В летописце сказано: Князь Андрей из Торжка за рубеж (в Литву, как ждала Москва. — Г.Р.) не поехал, а пошел к Новгороду Великому. Захотел в Новгороде засесть, да и грамоты писал к великого князя детям боярским, да и по погостам посылал. А писал в грамотах: «Князь великий мал, а держат государство бояре. И вам у кого служить? Вы пойдите ко мне служить, а я вас рад буду жаловать».
Как видим, решение это было спонтанным. По сути, Андрей Старицкий даже не бунтовал, а бежал в страхе, что его постигнет участь брата Юрия, убитого в темнице. Чтоб на великокняжеский стол не зарился! Старицкий понимал и боялся того, что «опасаясь гибельных действий слабости в малолетство Государя самодержавного, Елена считала жестокость твердостию» (Карамзин). Его призыв в Новгороде услышан не был. Да это и не призыв был, а крик о помощи.
Далее в летописце говорится, что некоторые дети бояр, но не новгородские, все-таки пошли к Старицкому. Об этом стало известно в Москве. И князь великий и великая княгиня тотчас велели князю Никите князя (Андрея Старицкого. — Г.Р.) объехать, чтобы успеть к Новгороду вперед князя Андрея, да велели город укрепить и наместникам всех людей к целованию привести. А если приедет князь Андрей к Новгороду, то князю Никите, укрепясь с людьми да и с наместниками, против князя Андрея стоять, сколько Бог поможет, и посад ему сжечь не дать. А если будет князь Андрей людьми силен очень, то князю Никите быть в городе и дела великого князя беречь с владыкою и с наместниками заодно. Как видно, Москва была встревожена не на шутку. Однако не меньше был испуган и князь Андрей Старицкий, потому от Заецкого яму (деревня Зайцево на границе Крестецкого и Новгородского района. — Г.Р.) своротил влево к Руссе (Старая Русса. — Г.Р.), и князь Иван Овчина догнал князя Андрея в Тюхоли, от Заецкого яму верст с пять.

Вместо эпилога
Остальное — просто: князь Андрей не захотел сражаться, попросив, чтоб Овчина-Оболенский дал ему клятву, что великий князь и Елена не тронут его. Оболенский обещал. Старицкий приехал в Москву и через два дня был брошен в темницу, где еще полгода спустя умер. Над его союзниками было произведено расследование, итогом которого стали массовые казни. Новгород из этой переделки вышел чистым по отношению к Ивану IV.
Владыка Макарий сумел удержать город в спокойствии, наместники, как и требовала Москва, укрепили стены и ждали неприятеля, который в Новгороде вопреки распространенному мнению так и не появился, пытаясь уйти в старорусские леса. За это очень скоро Новгородский архиепископ получит высочайшую милость от великого князя.