{mosimage}В начале ХVI века политику Руси опять форматировали в Новгороде
В 1514 году был подписан новгородско-ганзейский договор, а в Новгороде после 20-летнего перерыва был открыт немецкий двор. Правда, никогда торговля с Ганзой уже не станет для новгородцев тем источником богатства и могущества, какой была во времена независимости от Москвы. Однако этот договор был лишь следствием политической комбинации Василия III.
Литовские войны
Но зачем же тогда нужен был этот договор да еще на 10 лет сразу? И здесь большой загадки нет. Нужен был не столько договор с Ганзой, сколько нужны были добрые отношения с Ливонией. В 1512 году Русь начала военные действия против Литвы. В истории это вяло протекавшее мероприятие получило название русско-литовской войны 1512—1522 годов. Однако датой начала этой войны можно было бы назвать и 1500 год, когда Иван III в результате трехлетних военных действий отнял у Литвы почти треть владений: Чернигов, Стародуб, Путивль, Новгород-Северский, Гомель, Брянск, Любеч, Дорогобуж, Торопец, Белая, Мосальск, Любутск, Серпейск, Мосальск и так далее (всего 19 городов). Можно обозначить начало войны и 1507 годом, когда Литва попыталась взять реванш и вернуть потерянные владения.
Кстати, все историки согласны, что причиной войны 1507—1508 годов было желание нового литовского великого князя Сигизмунда вернуть земли, отобранные у Литвы Иваном III. Но нельзя забывать и тот факт, что Василий III после смерти в 1506 году свояка — великого литовского князя Александра (за ним замужем была сестра московского правителя Елена Ивановна) — активно пытался усадить на трон именно бездетную сестру-вдову. Не удалось. Зато начатые Литвой военные действия завершились нашей полной победой: Русь сохранила за собой ранее завоеванные литовские земли.
Это, так сказать, общая картина. Как вписывается в нее Новгород? Наши историки считают, что никак. Недавно довелось читать, что о событиях, происходивших в Новгороде в 1510—1520 годах вообще почти ничего не известно! Действительно, летописи молчат, но по косвенным свидетельствам мы можем сделать вывод, что Новгород принимал активное участие в военных действиях против Литвы в 1507—1508 годах, тем более — после 1512 года.
Дело в том, что новгородский наместник Василий Шуйский-Немой командовал в походе 1507 года «полками правой руки», то есть правым флангом русского войска. А правый фланг — это северо-западная группировка войск, в которую не могли не входить новгородские ополченцы. Пусть это было не главное направление военных действий, поскольку Сигизмунд предпринял тогда наступление на Чернигов и Брянск, но угроза завоевания русскими Полоцка была реальной и вынудила литовцев в конечном счете запросить мира. Переговоры с Литвой, закончившиеся подписанием выгодного для нас соглашения, вел новгородский наместник, князь Шуйский.
Игры дипломатов
Вообще может быть не очень понятно, с какой стати Василий III дал новгородским правителям так много внешнеполитических полномочий. Вспомним, что с Ганзой подписал договор в 1514 году не только Шуйский, но и другой новгородский наместник — Иван Морозов. Этот боярин из знаменитого московского рода Тучки-Морозова известен прежде всего тем, что в 1509 году ездил во главе дипломатической миссии в Крым для переговоров со стареющим ханом Менгли-Гиреем, чтобы тот сохранил верность в дружбе с Россией и не поддавался на уговоры князя Сигизмунда выступить против Москвы на юге. За это, к слову, Сигизмунд обещал ежегодно выплачивать крымским татарам по 15 000 червонцев (если верить Карамзину). Морозов сумел убедить Менгли-Гирея не принимать опрометчивых решений.
И вот после важнейшей дипломатической победы в 1510 году Иван Морозов оказывается в провинциальном Новгороде вместе с князем Шуйским! Не слишком ли скромные должности для людей, оказавших безусловные услуги Василию III? Ни в коей мере! Скоро станет ясно, что великий князь готовит новый поход на Литву. В свою очередь Василий Шуйский и Иван Морозов, находясь на переднем крае будущего фронта, обеспечивают из Новгорода соответственно военную и дипломатическую подготовку.
Причем Морозову, уговорившему татар, удается вбить клин между Литвой и Ливонией, которая принимала самое активное участие в русско-литовской войне 1500—1503 года и даже атаковала (правда, без успеха) Псков. Великому князю Литвы Сигизмунду очень хотелось видеть в союзниках, кроме крымских татар, еще и ливонских рыцарей. Тогда-то Василий III через Ивана Морозова и предложил Ливонии (а точнее — императору Великой римской империи Максимилиану) возобновить торговые отношения между Ганзой и Новгородом.
Следует отметить, что переговоры, которые вел Морозов с представителями Ливонии, имели гораздо более широкое содержание, чем просто возобновление торговли с Ганзой. Судя по всему, он получил от Василия III задание — внушить ливонцам мысль о мирных намерениях Москвы. И Морозову это вполне удалось. Хотя бы потому, что такие намерения были искренними, а не показными.
Любопытен договор, подписанный Новгородом и Ливонией в 1510 году. В нем, в частности, есть следующий пассаж: Прежде, когда ехал новгородский посол к магистру, то магистров проводник в Нарве брал с него по рублю. Точно так же и новгородский проводник брал с магистрова посла в Иван-городе по рублю. Теперь этого рубля не брать с обеих сторон, давать проводника безденежно. Так же в Новгороде до сих пор брали с магистрова посла и в ливонских городах с новгородского посла подворное. Вперед послам с обеих сторон давать подворье даром. Кажется, это сугубо технические детали. Но за ними — перспектива долгого и прочного сотрудничества.
Забегая вперед, отмечу, что подобные статьи, подчеркивающие доверительность отношений между двумя сторонами, получили еще большее развитие в договоре с Ливонией от 1522 года. Вот пример из другой сферы общественных отношений: Если будет тяжба у Новгорода с немцем в каком-нибудь ливонском городе, то тут же дело решается, если предмет спора не выше десяти рублей. Если же иск больше чем в десяти рублях, то новгородца с немцем в ливонских городах не судить, но отдать ответчика-новгородца на поруки или держать под стражею и дать знать об этом наместникам новгородским, которые положат срок, когда обоим тяжущимся стать на съезде, на реке Нарове, на общем острове. К этому сроку оба правительства высылают судей. Так же поступать и в уголовных случаях: немца в Новгороде, а новгородца в Немецкой земле не казнить, а ставить на съезде перед общими судьями.
Возвращаясь к разговору о политической подкладке новгородско-ганзейского договора 1514 года, признаю, по датам, вроде бы, стыковки нет. В 1512 году Василий III возобновил военные действия против Литвы, а договор был подписан в 1514 году. Но ведь Ливония в начавшуюся войну не вступила! А Максимилиану заранее было направлено Василием III письмо: Пусть любчане и союзные с ними 72 города шлют должное челобитье к моим новгородским и псковским наместникам: из дружбы к тебе велю торговать с немцами, как было прежде.
Второй после государя
Между тем на дворе был пока еще только 1512-й. Но уже все было решено и расписаны роли. «Правительство Василия III предприняло еще одну попытку возвратить Смоленск. Туда двинулась большая рать. Как и прежде, войскам из северо-западных районов страны был дан приказ двинуться на юг — через Холм в направлении Смоленска, — читаем в книге военного историка Николая Борисова «Русские полководцы ХIII—ХVI веков» (1993). — В ходе этой кампании Шуйский с новгородцами предпринял вторжение в литовские земли в районе Себежа. Первый смоленский поход зимой 1512—1513 гг. завершился безрезультатно. Летом 1513 г. Василий III вновь двинул войска в верховья Днепра. На сей раз Василий Немой с новгородцами через Старую Руссу и Великие Луки пошел на Полоцк — в то время одну из ключевых литовских крепостей. Этот маневр имел целью оттянуть часть литовских сил от Смоленска, взятие которого было главной задачей, стоявшей перед москвичами. Туда, к Смоленску, с трудом пройдя по раскисшим от осенних дождей лесным дорогам, явился в конце октября и Василий Немой со своей ратью.
Но и вторая осада Смоленска не принесла успеха. Казалось, затеяно безнадежное дело. Однако Васи-
лий III никогда не впадал в отчаяние из-за неудач и методично продолжал добиваться своего. Летом 1514 г. он в третий раз осадил Смоленск. И вновь Шуйский вместе с другим новгородским наместником, И.Г. Морозовым, повел своих новгородцев за пять сотен верст, под стены Смоленска. На этот раз Василий III поручил ему занять позицию в Орше на случай внезапного движения войск Сигизмунда на помощь осажденному городу. В конце июля Смоленск сдался». Точнее, это произошло 1 августа 1514 года.
Если сопоставить события, то получается, что почти все время, пока Русь воевала с Литвой (1500—1503, 1507—1508, 1512—1522), наместником в Новгороде оставался князь-воевода Шуйский-Немой. Правда, в 1514 году он из Новгорода уехал в освобожденный Смоленск, где стал великокняжеским наместником. Но едва только Василию III донесли о судебном произволе (а попросту — о взяточничестве) новых новгородских наместников, князь Шуйский-Немой возвращается в Новгород, чтобы расследовать жалобы. Факты подтвердились. А князю пришлось на два года остаться в Новгороде (1517—1519) для проведения очередной судебной реформы. В 1518 году по велению великого князя в городе были избраны из народа 48 старост и целовальников. Они должны были по очереди, каждый месяц четверо, участвовать в рассмотрении всех зависящих от светской власти гражданских и уголовных дел.
Иными словами, ни в коей мере не должно складываться впечатления, что, покорив Новгород, Москва старалась превратить его в захолустье. Цель была (со стороны Москвы) абсолютно логичная: подчинить своенравных новгородцев своей власти и обезопасить северо-западные рубежи Московского княжества. Но если Иван III проводил эту линию слишком жестко, не задумываясь о перспективах и последствиях, то политика Василия III сочетала жесткость и целесообразность. Потому и направлял он в Новгород таких людей, как Шуйский и Морозов.
Добавлю, окончательно расставшись с новгородцами, Шуйский-Немой выполнял самые деликатные поручения Василия III
(например, в 1532 году приводил Казань к присяге на верность Василию III), а в 1533 году, находясь на смертном одре, великий князь назначил Шуйского опекуном своего сына-наследника, будущего государя Ивана Грозного. Такова судьба человека, значительную часть своей жизни (1500—1514, 1517—1519) проведшего в Новгороде.