{mosimage}В начале ХVI века на Руси пытались ввести инквизицию
К собору 1503 года Иосиф Волоцкий создал на основе своих антиеретических сочинений десятисловную редакцию «Книги на еретики» («Просветитель»). Книга открывалась «Сказанием о новоявившейся ереси», содержавшим историческую справку о появлении и распространении ереси на Руси.
Огнём и мечом
Собор 1504 года является самым скандальным в истории Русской православной церкви. Тем более странно, что документов о нем практически не сохранилось. В отличие, скажем, собора 1490 года, когда состоялся первый судебный процесс над еретиками. О соборе 1504 года есть лишь краткое сообщение в летописном своде 1508 года: «Той же зимой князь великий Иван Васильевич и князь великий всея Руси Василий Иванович с Симоном-митрополитом, с епископами и со всем собором допросили еретиков, повелев их лихих смертной казнью казнить. И сожгли 27 декабря в клетке дьяка Волка Курицына, Митю Коноплева да Ивашку Максимова, а Некрасу Рукавову повелели язык отрезать и сожгли его в Новгороде Великом. И той же зимой архимандрита Касьяна Юрьевского сожгли, его брата и других многих еретиков, а иных в заточение разослали и по монастырям». Сын боярский Дмитрий Коноплев еще в мае — сентябре 1503 года ездил в свите посольства в Литву. Сожженный Иван Максимов — это тот, кто «свел в ересь» Елену Стефановну, которая находилась теперь в заключении и умерла 18 января 1505 года.
Самое удивительное, что ничего о виновности заживо сожженных людей мы не знаем, кроме того, что рассказал позднее в своем «Просветителе» Иосиф Волоцкий. А рассказал он совсем немного и в самых общих выражениях (хотя бы и весьма эмоциональных). Вот, к примеру, что написано о «преступлениях» архимандрита Касьяна Юрьевского:
…Еретики, бывшие в Москве, Федор Курицын и брат его Волк, опечалились сердцем о бесчестии, которому подверглись еретики, пострадавшие сначала в Москве, а потом в Новгороде от архиепископа Геннадия. И тотчас они, наученные вселившимся в них дьяволом, составили план, исполненный всяческого злодейства — подать еретикам руку помощи следующим образом.
Они не медля пришли к Державному и умоляли его послать в Великий Новгород, в Юрьев монастырь, архимандрита, некоего еретика по имени Касьян, которого сам Федор и брат его Волк научили придерживаться ереси и жидовства, а Христа отвергнуть. И вот Касьян пришел в Великий Новгород, поселился в Юрьеве монастыре и бесстрашно собирал к себе всех еретиков и отступников, не боясь архиепископа Геннадия, потому что имел поддержку Федора Курицына. С ним пришел в Великий Новгород и брат его, Самочерный. И они всячески оскверняли и предавали поруганию Божии церкви, священные вещи и все православное.
О, кто сможет без слез достойно поведать такую печальную повесть! Какой язык выговорит, какой слух спокойно воспримет такую беду! Они пытались осквернить не только Божии церкви, животворящие кресты, всечестные иконы и всякую святыню, но и всех православных христиан. И сквернейший и гнуснейший из всех людей, живущих под небесами, — не хочу называть его архимандритом Юрьева монастыря! — сосуд дьявола, предтеча антихриста, Касьян, со своим братом Самочерным и с другими их единомышленниками, задумали, как осквернить не только Божии церкви и всякие освященные вещи, но и всех православных христиан, – так, что нигде под небесами не видано и не слышано, и ум вместить не может, и словом нельзя выразить.
Дело архимандрита
Мы не имеем точных сведений, когда состоялось назначение Касьяна архимандритом в Юрьевский монастырь. Но с большой долей уверенности можно предположить, что вскоре после собора 1490 года и расправы над еретиками сперва в Москве, а затем — в Новгороде. На это, кстати, указывает сам Иосиф Волоцкий в «Просветителе» (Слово 15-е): Еретики, убоявшись поругания и уничижения, задуманного архиепископом Геннадием, придумали следующее: они как бы начали каяться с сокрушенным и смиренным сердцем, однако внутри сердец их скрывался яд жидовской ереси. Архиепископ Геннадий поверил их покаянию и дал им послабление, и тотчас все они разбежались, и разошлись во множество городов и деревень, и по всем городам и селам распространили и рассеяли свое скверное жидовское учение, а некоторые укрылись в Великом Новгороде и тайно учили держаться жидовства. Вслед за этим фрагментом в тексте идет рассказ о поставлении Касьяна архимандритом. Значит, это было приблизительно в 1491—1492 годах. И что выходит? За 12 лет еретик Касьян не сделал ничего конкретно греховного. За словами о том, что Касьян с братом всячески оскверняли и предавали поруганию Божии церкви, священные вещи и все православное, по сути дела ничего не стоит.
Между тем, о других еретиках, чьи имена даже не попали в летописный свод 1508 года, где перечисляются сожженные отступники от веры, преподобный Иосиф рассказывает весьма подробно:
…А один из них, по имени Алексейко Костев, вытащил из часовни икону Пречистой Богородицы, честного и славного Ее Успения, и бросил на землю, и стал спускать на нее скверную свою воду.
Другой же, по имени Самсонко, пришел к попу Науму, а у Наума в избе стоит икона Пречистой; и Самсонко сказал Науму попу: «Возьми икону да ударь ее о землю», — и поп взял икону и ударил ее о землю; Самсонко, взяв половинки иконы, поставил опять, а поп Наум, взяв ту же икону, ударил о пол еще раз. И захотели они есть, и подали им просфоры и рыбу; и Самсонко, взяв просфоры, вырезал из всех просфор кресты и сказал так: «Люди не должны есть это, но только псы», — и бросил на пол, коту, и кот съел. И Самсонко опять стал говорить попу: «Возьми еще раз эту икону и ударь ею о пол, для чего стоят эти щепки?» — и поп, взяв икону, ударил ею о пол.
В другой раз с тем же Наумом шел поп Фома, и увидели они Пречистую с Младенцем, и святого Иоанна Предтечу, и иных святых, и поп Наум показал той иконе кукиш и говорил при этом всяческие непристойности.
Юрька рушеник клал святую икону в скверную лохань, а Макар дьякон ел мясо в Великий пост и плевал на образ Пречистой; другие же клали святые иконы под постель и спали на них, а на иные вставали ногами и мылись.
Складывается впечатление, что архимандрит Касьян стал жертвой навета. Профессор Алексей Зимин считает, что главной его виной было то, что «Кассиан был ставленником братьев Курицыных, по их настоянию Иван III и назначил его архимандритом крупнейшего в Новгороде Юрьева монастыря. Держался он здесь независимо от Геннадия, «понеже помощь имеяше Федора Курицына». В период новгородской самостоятельности юрьевская архимандрия была государственным институтом, независимым от архиепископа. Властный владыка Геннадий решительно боролся с этой сохранившейся и позднее традицией». Справедливости ради отметим, что это всего лишь логическое умозаключение авторитетного историка. Но верить или не верить этой версии у нас столько же прав, сколько верить или нет утверждениям Иосифа Волоцкого о еретизме Касьяна.
Костры инквизиции
Костры русской инквизиции вызвали острое недовольство как в народе, так и среди обитателей монастырей. Преподобному даже пришлось писать «Послание о соблюдении соборного приговора 1504 года». Там он во многом повторяет ранее сказанное о жидовине Схарии, о новгородских попах Денисе и Алексее, которые приходили к жидовину Схарии да учились у него жидовской вере, а Христа отвергли. Да после того иные жиды приходили в Великий Новгород. И Денис да Алексей к тем приходили да с ними жидовство держали, а Христа хулили всякими хулами. Да после того Денис да Алексей прельстили в жидовскую веру Гаврила протопопа Софийского, попа Наума, попа Максима да иных много от священников и от дьяконов и от крылошан; а от бояр от новогородских прельстили в жидовство Григория Михайлова сына Тучина и многих детей боярских и от купцов и от простых людей.
А после того, как взяли на Москву Алексея протопопа да Дениса попа, — и они прельстили в жидовство Федора Курицына, да брата его Волка, да иных многих от великого князя двора да и от купцов и от крылошан и от простых людей так, что некоторые бежали за море к жидам и обрезались в жидовскую веру. От купцов убежал Игнат Зубов, от крылошан же Ивашко Черной и многие.
И ныне в Великом Новгороде и на Москве и в иных городах научились жидовствовать и многие хуления изрекают на Господа нашего Иисуса Христа и на Пречистую Богородицу и на великого предтечу Иоанна и на всех святых апостолов и мучеников, и преподобных, и праведных.
Все это послание было написано с одной целью — убедить общественность и церковников, что казни еретиков справедливое и богоугодное дело.
Слух о казнях проник и за рубеж. Фогт Нарвы в феврале 1505 года сообщал, что «Волк, секретарь старого великого князя, сожжен со многими другими русскими из-за некоей ереси, которая среди них распространилась. И этот (Иван III. — Г.Р.) велит еретиков в любое время хватать, где их только можно выследить, и приказывает их сжигать».
Казни еретиков — небывалое в русской практике явление — с негодованием были встречены в кругах духовенства, близких к нестяжателям. В ответ Иосиф Волоцкий написал ряд сочинений. В «Слове об осуждении еретиков» порицались те, кто, ссылаясь на Иоанна Златоуста, говорили, что «недостойно никого ненавидеть или осуждать — ни неверного, ни еретика. И недостойно убивать еретика». В «Слове о благопремудростных коварствах» преподобный развивает идею о том, что царям и инокам «подобает осуждать и проклинать еретиков и отступников, а нынешние отступники заслуживают самой жестокой казни».
Сохранился известный «Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого о наказании еретиков». Он начинается с изложения послания Иосифа великому князю Василию («о Кассиане, архимандрите Юрьевском, и о прочих еретиках»), в котором доказывается необходимость казней еретиков. В «Ответе» же проводится мысль о необходимости миловать еретиков.
Вместо эпилога
Система религиозно-философ-
ских взглядов московских вольнодумцев восстанавливается с большим трудом. Не дошло даже приговора по их делу. Иосиф Волоцкий отделял ересь новгородцев от той, которую «держал» Федор Курицын. Очевидно, последняя не была столь радикальной. Вряд ли московские еретики шли дальше отрицания монашества как института, осуждения продажности церковной иерархии, а также, возможно, и критики святоотеческих преданий.
Зато их влияние на развитие общественно-политической мысли и культуры несомненно. «Повесть о Дракуле» Федора Курицына входит в круг тех памятников светской оригинальной беллетристики, которые получают распространение в конце XV века. Среди них — «Повесть о купце Басарге», повести цикла о Мамаевом побоище (в том числе «Задонщина») и другие.
В предчувствии своей смерти, последовавшей в 1505 году, Иван III амнистировал многих кающихся. Но вступивший на престол сын его, Василий Иванович, был человек уже новых настроений, чуждый потерявшим моду соблазнам вольнодумства. Он «обыскал и управил» и вновь вернул в заточение отпущенных.