Стояние на Угре

Так закончилась история свободно избиравшихся новгородцами владык. Преемником Феофила стал назначенный из Москвы 4 сентября 1483 года монах Троице-Сергеевого монастыря Сергий (Симеон). Правда, на владычной кафедре Сергий пробыл совсем недолго. Якобы в том же 1483 году он зачем-то приказал отворить мощи святителя Моисея, новгородского архиепископа ХIV века, находившиеся в Софийском соборе. «Не смею, владыка, дерзнуть открыть мощи святителя. Это твое дело, святительское, открывать гроб святителя», — якобы ответил ему церковный служка. «Да что на этого смерда смотреть!» — отмахнулся от вздорной затеи Сергий. Но было поздно. Вскоре он заболел, впал в безумие и был вывезен в Хутынский монастырь, где принял схиму.
Правда, в Типографской летописи сказано, что у архиепископа новгородцы ум отняли волшебством, говоря: «Иоанн-чудотворец, который на бесе ездил, такое ему сотворил». Уточню: Иоанн — первый новгородский архиепископ, который заколдовал беса крестным знамением и летал на нем в Иерусалим к гробу Господню. Что же касается отца Сергия, то остаток дней он провел в Троице-Сергиевом монастыре, где и скончался 9 апреля 1495 года.
Феофил же умер 26 октября 1484 года. По преданию, когда он лежал больной в монастыре, ему явился святитель новгородский Нифонт, «похороненный в пещерах преподобного Антония Печерского, и напомнил об обещании поклониться печерским чудотворцам. Святой архиепископ отправился в Киев и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась, и он получил откровение, что хотя не дойдет живым до пещер, но тело его упокоится в них. И это исполнилось». Так рассказывается о последних днях владыки Феофила в его официальном житии.

Дорога на Угру
Впрочем, более интересной является тема, почему Иван III в 1480 году ограничился только арестом новгородского владыки, но не пытался навести прядок в городе. Ведь если он обвинил Феофила в сговоре с Казимиром, логично было начать поиск сообщников.
Но дело в том, что, во-первых, сам великий князь вряд ли верил в заговорщицкую деятельность архиепископа. Улики против него были, скорее всего, сфабрикованы, чтобы устранить с политической сцены сильную фигуру. Во-вторых, Ивана III определенно беспокоило поведение братьев — Андрея и Бориса, которые демонстрировали намерения уйти в Литву к потенциальному сопернику в борьбе за Новгород князю Казимиру. А в-третьих, вновь активизировался хан Ахмат, не оставлявший иллюзорную надежду получить от Москвы дань, когда-то установленную ханом Тохтамышем. В Казанском летописце об этом сказано, что Ахмат собрал в Великой Орде всю свою силу сарацинскую и пришел на Русь, к реке Угре, в лето 1480 года, ноября в первый день, желая поглотить христианство все и царские города взять, преславную Москву, как дед его, царь Тохтамыш, лестью взял Христово стадо. И похвалялся Ахмат: «Если не приведу его связанным и не замучаю его горькими муками, то зачем мне жить и царскую власть держать?!».
Но это Казанский летописец — историческая беллетристика, написанная спустя 70—80 лет после событий на Угре в угоду Ивану Грозному. То есть не документ. По большому счету. В Типографской летописи гораздо более четко обозначены причины, которые могли и должны были побудить Ивана III
проявить осторожность по отношению к новгородцам: пришла весть к великому князю, что царь Ахмат идет со всею Ордою — царевичами, уланами и князями, да еще и с королем Казимиром заодно. Тот король и подбил его пойти на великого князя, желая разорить христианство.
Казанский летописец подтверждает договоренность между Ахматом и Казимиром. Только сдвигает события: Услышал царь Ахмат, что князь великий встал на берегу Оки со всеми силами, и пошел к Литовской земле, обходя реку Оку и ожидая помощь короля или силы его. А знающий человек вывел его по Угре на броды.
С учетом того, что Иван III по-прежнему подозревал Новгород в симпатиях к Казимиру; что Андрей и Борис побросали свои города и, собравшись со всеми людьми, пошли к литовской границе (Независимый летописный свод), великий князь был обязан проявить осторожность. В частности, не провоцировать волнения в Новгороде. И он ушел, взяв с собой только владыку! Князь великий пошел на Коломну и сам встал на Коломне, а сына своего великого князя Ивана в Серпухове поставил, а князя Андрея Васильевича Меньшого — в Тарусе, прочих же князей и воевод по иным местам на берегу Оки, сообщает Типографская летопись.

Странная война
Оба войска практически готовы к схватке, но оба в нерешительности, поскольку не знают в точности, какова реальная мощь противника.  Что же происходит далее? Иван III с присущей ему осторожностью совершает поступок невероятный. Он едет из Коломны на Москву к церквам Спаса и Пречистой Богородицы и к святым чудотворцам, прося помощи и защиты православному христианству, желая обсудить и обдумать это с отцом своим, митрополитом Геронтием, и со своей матерью, великой княгиней Марфой, и своим дядей, Михаилом Андреевичем, и со своим духовным отцом, архиепископом ростовским Вассианом, и со своими боярами — ибо все они тогда пребывали в осаде в Москве. И молили его великим молением, чтобы он крепко стоял за православное христианство против басурман. Так описывают мотивы его действий Казанский летописец и знаменитая «Повесть о стоянии на Угре».
А вот в Независимом летописном своде объяснение гораздо менее лирическое: И ужас напал на него (Ивана III. — Г.Р.), и он захотел убежать с берега Оки, а свою великую княгиню-римлянку (Софью Палеолог. — Г.Р.) и с ней казну отправил на Белоозеро. А мать его, великая княгиня, не захотела бежать и пожелала сидеть в осаде. А с римлянкой и с казной князь послал Василия Борисовича, и Андрея Михайловича Плещеева, и дьяка Василия Долматова, думая, что, если Бог разгневается и царь перейдет на эту сторону Оки и Москву возьмет, то они побегут к Океану-морю.
Чтобы не пересказывать поочередно все летописные источники, скажу коротко: мать уговорила (молила его великим молением, уточняет Казанский летописец) Ивана III помириться с братьями Андреем (Большим) и Борисом и призвать их на помощь. Великий князь внял их мольбам, «простил» братьев и вернулся на Угру.
И тут удача в очередной раз улыбнулась великому князю: Ахмат узнал, что Казимир отказался от участия в походе: были у него свои междоусобия, воевал тогда Менгли-Гирей, царь перекопский, королевскую Подольскую землю, помогая великому князю… Далее началась странная война, потому что, как рассказывает «Повесть о стоянии на Угре», был страх с обеих сторон — одни других боялись. И пришли тогда братья к великому князю в Кременец — князь Андрей и князь Борис. Князь же великий принял их с любовью… Когда же река стала, тогда князь великий повелел своему сыну, великому князю, и брату своему, князю Андрею, и всем воеводам со всеми силами перейти к себе в Кременец, боясь наступления татар, — чтобы, соединившись, вступить в битву с противником… Вот тут-то и случилось чудо Пречистой: одни от других бежали, и никто никого не преследовал.
Это произошло, как теперь доподлинно установлено, 11 ноября 1480 года. Стояние продолжалось ровно месяц. Итог его для Руси официально таков: отказ от уплаты дани ордынцам. Хотя понятно, что никогда — даже во времена Бату-хана — русские не платили монголо-татарам регулярной дани. Не было ига, но были отношения такого порядка, что владимирские, а потом перехватившие у них политическую инициативу московские князи постоянно нуждались в ордынских воинах, нанимали их для ведения междоусобных войн и часто обманывали, отказываясь платить. Или выполнять иные условия договора.

Синдром победы
Для Новгорода благоприятный исход конфликта на Угре, так испугавшего поначалу Ивана III, был самым печальным. Бегство хана Ахмата и нежелание князя Казимира вмешиваться в русские дела убедили его (и справедливо) в собственной силе. Первое, что сделал Иван III после Угры, вернулся к новгородским проблемам. В 1481 году были взяты под стражу четверо новгородских богатеев.
А вскоре, зимой 1483 года, пришел донос (в Типографской летописи: обговор. — Г.Р.) от самих же новгородцев, что посылала братия их новгородская в Литву к королю послов. Князь же великий послал за ними (в Новгород. — Г.Р.) и схватил их всех, 30 человек важных и богатых. Их дома пограбить велел и повелел подъячему Гречневику их мучить на Ивановом дворе на Товаркове, чтоб допытаться от них того признания, в котором их обговорили. Они же не сказали. И тогда их князь великий велел повесить. Они же перед концом начали просить друг у друга прощения, что клепали друг на друга, когда их мучили. Слыша это, князь великий посадил их в тюрьму, заковал, а жен их и детей послал в заточение (ссылку. — Г.Р.).
Летопись добавляет конкретные свидетельства жестокости великого князя по отношению к тем людям, которые были к нему лояльны: Настасию славную и богатую (у нее он обедал еще в 1475 году. — Г.Р.) схватил и пограбил. Ивана Кузьмина (свидетельствовавшего против своих в 1476 году, — Г.Р.), что был в Литве у короля (спасаясь от великокняжеского гнева в 1478-м. — Г.Р.), бежав с 30 слугами своими, когда князь великий Новгород взял… Князь великий повелел его пограбить. И пограбил всех, имущества взяв без числа.
После этого в Новгороде установился строжайший режим, который стал буквально оккупационным, когда Иван III назначил сюда наместником Якова Захарьина-Кошкина.
Как пишет историк Руслан Скрынников об этом чиновнике в книге «У истоков самодержавия», «он не церемонился с опальным городом, облагая жителей непомерными штрафами, «ставил их на правеж». Обиженные и ограбленные новгородцы пытались найти справедливость у Ивана III. Тогда наместник обвинил своих обличителей в государственной измене — покушении на жизнь наместника. Великий князь и его дума приняли версию Захарьина. Как записал инок Кирилло-Белозерского монастыря, «лета 6997 князь великий Иван вывел из Новгорода Великого бояр и гостей с тысячью голов». В другой летописи читаем, что Иван III  вывел из Новгорода более семи тысяч житьих людей. Иных заговорщиков (в летописи: думцев. — Г.Р.) Яков порубил или повесил.
Тот же Скрынников утверждает, что «на основании новгородских писцовых книг можно установить, что земель в Новгороде лишилось более 1000 новгородских бояр и житьих людей. В среднем семья насчитывала 6—7 человек. Следовательно, вместе с опальными из Новгорода было выселено до 7000 человек. Все это подтверждает достоверность летописных сведений. Приведенные летописи не сообщают о наделении ссыльных новгородцев землями в Москве». Отметим, последнее заблуждение живет благодаря авторитету Сергея Соловьева, который без ссылки на источник пишет в своей «Истории России», что «в 1488 году привели из Новгорода в Москву больше семи тысяч житьих людей за то, что хотели убить наместника великокняжеского Якова Захарьича; некоторых Яков казнил еще в Новгороде, других казнили в Москве, остальных отправили на житье в Нижний, Владимир, Муром, Переяславль, Юрьев, Ростов, Кострому и другие города».

Вместо эпилога
Однако это были еще не все испытания, которые уготовил Новгороду Иван III.
12 декабря 1484 года на новгородскую кафедру был назначен архиепископ Геннадий, бывший настоятель Чудова монастыря в Москве, любимец и фаворит великого князя.
В истории нашей он характеризуется как высокообразованный священнослужитель, а главное — как неустанный, непримиримый борец с еретиками. Вскоре после прибытия в Новгород (а это произошло зимой 1485 года) новый владыка начал поиск еретиков. И конечно, нашел их…