Земельный вопрос

Итак, в середине января 1478 года Новгород покорился великому московскому князю Ивану III и присягнул ему как своему государю. 22 года Москва неспешно шла к реализации такого сценария. По большому счету, именно этот рубеж и следует считать начальным в процессе формирования России как единого государства.
Новгород был не просто первым большим приобретением московского князя Ивана III. Сам факт присоединения огромной территории оказал, конечно же, влияние на русских удельных князей, получивших формального лидера, и на правителей европейских государств, вынужденных считаться с сильным соседом.
Объяснений того, почему Иван III относительно легко покорил Новгород (или Новгород легко покорился ему), предостаточно. И мы не станем рассматривать весь спектр мнений, манипулируя авторитетными именами. Тем более что так или иначе, но мнения на сей счет Карамзина, Ключевского и других известных историков уже приводились. Но все-таки обозначим, на мой взгляд, полярные точки зрения, чтобы показать ширину спектра.

Причины и следствия
Александр Герцен, которого сегодня цитировать как-то не принято, в работе «О развитии революционных идей в России» (1869) писал: «Свободный от монгольского ига, великий и могучий Новгород, привыкший считать себя суверенным, богатый благодаря оживленной торговле, которую он вел, метрополия, имевшая широкую, разветвленную сеть владений по всей России, — Новгород всегда ставил права общины выше прав князя. Москва — удел, верный своим князьям, поднявшаяся милостью монголов на развалинах древних городов, заселенная племенем, никогда не знавшим настоящей общинной свободы Киевского периода, — Москва одержала верх. Но у Новгорода также были основания надеяться на победу, этим и объясняется ожесточенная борьба между обоими городами, как и зверства, совершенные Иваном Грозным в Новгороде. Россия могла быть спасена путем развития общинных учреждений или установлением самодержавной власти одного лица. События сложились в пользу самодержавия». Не хватает только ленинских рассуждений о революционной ситуации и о том, как верхи не хотели, а низы не могли.
Современный российский историк профессор Юрий Алексеев в ранее упоминавшейся монографии «К Москве хотим!» сказал гораздо жестче (в том числе — в адрес Герцена): «С конца XVIII века русские романтики — и консервативные, и революционные, за исключением, пожалуй, одного только Белинского, — почти неизменно тосковали о новгородской «свободе». Нет, не был боярский Новгород, даже в лучшие свои времена, цитаделью «свободы». Общественный строй архаической феодальной республики, богатевшей от продажи собольих шкурок, далеко не был идиллией. Закономерный, необходимый этап развития Русской земли, он нес в себе и свое оправдание, и свой приговор. Выполнив свою историческую миссию, он с необходимостью должен был уступить место другой форме политического бытия, способной решить новые насущные задачи — объединить Русскую землю и отстоять ее независимость… История имеет свои законы. Каждое время отвечает только на свои вопросы, решает только те задачи, которые реально стоят перед ним».
Исходя из последнего тезиса (про время) нелишне повторить, что побудительные причины похода Ивана III на Новгород заключались в том, что он откровенно боялся союза Новгорода с Литвой. И дело тут не в заговорах, которые плели новгородцы с литовцами против московского князя; не в кознях Марфы Борецкой и даже не в пресловутой договорной грамоте, предлагавшей якобы Казимиру власть над Новгородом.

Ещё раз о Литве
Нас приучили к мысли, что Иван III, продолжая дело своего отца, пресек ставшие слишком откровенными попытки новгородцев уйти к Литве. В действительности великий князь нашел в себе силы и решимость оторвать Новгород от Литвы, так как новгородцы стали в конце ХV века к ней гораздо ближе, чем к Москве. И это, возможно, даже не был порыв, обусловленный политикой Василия Темного и Ивана III. Это мог быть естественный дрейф Новгорода, потерявшего осторожность и политические ориентиры.
Каким бы странным это ни показалось читателю, но это есть: большинство западно-европейских авторов, близких по времени к случившемуся в 1478 году, называют присоединение Новгорода  завоеванием Ивана III. У Литвы он (Иван III. — Г.Р.) отнял в 1477 году при помощи архиепископа Феофила Новгород и увез оттуда 300 возов, тяжело нагруженных, в город Белая Церковь, сокровищницу России, лежащий на острове. Это пишет посол Рима в России XVII века Яков Рейтенфельс в «Сказании о Московии». Новгород, который латины называют Нугардией или Новогардией, был владением великого княжества Литовского, завоеванным князем Витольдом — это Матвей Меховский (1457—1523) в «Трактате о двух Самартиях».
Примеры можно продолжать. И не стоит обвинять авторов в искажении фактов или лжи. Они писали то, о чем говорило общество, о сложившихся представлениях о месте и предпочтениях Новгорода, о европейской политической карте. Даже осторожный Сигизмунд Герберштейн в «Записках о Московии» (1550) замечает о новгородцах: Князей, которые должны были управлять их республикой, они поставляли по своему усмотрению и желанию и умножали свою державу, обязывая себе всевозможными способами соседние народы и заставляя их защищать себя за жалованье наподобие наемников. Следствием союза с этими народами, помощью которых новгородцы пользовались для сохранения своей республики, и было, что московиты похвалялись, будто имеют там своих наместников, а литовцы в свою очередь утверждали, что новгородцы — их подданные.
Ситуация была слишком неопределенная, чтобы бросать ее на самотек. Потому-то Иван III и рискнул поставить точки над i, предприняв два новгородских похода в 1472 и 1477 годах. Были у него планы объединения Руси или нет? В любом случае они должны были появиться, ибо, по мысли Ключевского, «вобрав в состав своей удельной вотчины всю Великороссию и принужденный действовать во имя народного интереса, московский государь стал заявлять требование, что все части Русской земли должны войти в состав этой вотчины». Сегодня, зная, что далее произошло с Тверью, Ордой и Литвой, легко сказать, что Новгород стал полигоном для реализации таких планов.

Атака на владыку
Но схема вхождения имела существенный изъян. Подумайте сами: может великий князь рассчитывать на лояльность новоиспеченных подданных, если отнял все имущество у архиепископа, граждан, купцов и иноземцев и, как сообщали некоторые писатели, отвез оттуда в Москву триста повозок, нагруженных золотом, серебром и драгоценными камнями. Я тщательно расспрашивал в Москве об этом и узнал, что повозок с добычей увезено было оттуда гораздо больше (это опять Герберштейн)? Весьма сомнительно.
И даже наоборот, как всякое действие, это вызвало противодействие: «в Новгоpодe, послe покоpeнuя, должна была оставаться паpтuя, гoтовая на всякue покyшeнuя к восстановлeнuю павшeго зданuя. Составuлся заговоp», утверждает Костомаров. Предположить такое вполне логично, хотя точных сведений о причинах прибытия Ивана III в Новгород осенью 1479 года нет. Вполне возможно, что тревожные сигналы поступили, и, реагируя на них, великий князь 26 октября с отрядом в тысячу человек отправился в Новгород.
Но не менее вероятно, что Иван III мог и сам инициировать приезд, получив непонятную грамоту, в которой новгородцы приглашали литовского короля стать их правителем. Напомню, сегодня большинство историков датируют ее 1470—1471 годами и согласны, что она адресовалась Казимиру. Хотя совершенно непонятно, почему тогда он ни разу не назван в грамоте по имени.
Кроме того, в архиве московского приказа этот документ датирован 1478 годом. Историки опять же уговорили себя, что это всего лишь дата регистрации грамоты, своего рода «входящий номер». Но тут можно поставить другой вопрос: как могло случиться (при наличии в Новгороде двух противоборствующих политических партий), что более восьми лет все знали об этой грамоте, но никто о ней не говорил и никто ни в 1472, ни в 1475, ни в 1478 годах не извлек ее на свет божий? Чтобы сокрушить соперников!
А ответ может быть таким: грамоты-договора не было до 1478 года! Ее составили позже и намеренно как проект договора, не упоминая в тексте даже имени литовского правителя. В противном случае пришлось бы объясняться с Казимиром, который при огласке заявил бы, что договора подобного в глаза не видел. Не случайно же, так и сяк толкуя и перетолковывая злополучную грамоту, мы не располагаем ни одним комментарием с литовской стороны о ее не то что содержании, но даже наличии. Иными словами: грамота была фальшивкой, изготовленной, чтобы свалить архиепископа Феофила.
Почему нужен был столь замысловатый ход? Новгородский владыка представлял угрозу для Ивана III в том смысле, что легко мог стать лидером оппозиции. Предпосылки к активному сопротивлению были созданы самим великим князем, когда он конфисковал у новгородской епархии в 1478 году половину архиепископских земель и половину монастырских — у шести богатейших обителей: Юрьева, Антониева, Аркажского, Благовещенского, Михайловского и Никольского монастырей. Новгородская четвертая летопись дает представление о масштабе изъятий: у Юрьева монастыря — 720 обеж; у Никольского — 300 с половиною обеж; у Антониева — 200 с половиною обеж, у Михайловского — 100 обеж без трех, хотя тут же лукаво разъясняет, что иные монастыри государь помиловал, земли у них не взял, потому что те убоги и земли у них мало.
По подсчетам профессора Степана Веселовского, которые он обнародовал в статье «Феодальное землевладение в северо-восточной Руси» (1947), общая площадь изъятых у Новгорода боярских и церковных земель составила 1 миллион десятин. А одна десятина — это примерно 1,1 гектара. Следует помнить, что земли Иван III забирал не где-нибудь на Югре или в Карелии, а в непосредственной близости от Новгорода. И это были земли, предназначенные для сельхозработ. Поэтому, когда у нас вспоминают, что в 1478 году Иван III вывез из Новгорода 300 возов с сокровищами, нельзя забывать, что вывез он не все. Кое-что и оставил: отобранные земли, на которые вскоре стал направлять московских боярских детей и верных людей, формируя новое дворянское сословие. Но часть земель великий князь оставил за собой, точнее — за казной, учредив, как уже говорилось, институт черносошных крестьян, который юридически оформился в ХVI веке. Но фактически базой для него стали обширные новгородские землевладения.
Разумеется, «земельный пай» значительно перевешивал пресловутые 300 возов. Никто ведь не думает, надеюсь, что под «сокровищами», находившимися на этих возах, иностранные хронисты (а наши летописи об этом молчат) подразумевали лишь золото и серебро. Конечно, там были и просто имущество арестантов, продовольственные и промышленные товары.

Вместо эпилога
Возвращаясь непосредственно к церковным землям, нужно подчеркнуть, что дело было не столько в факте и последствиях (уменьшение доходов епархии) их конфискации, сколько в создании Иваном III опасного прецедента. До него никто, даже монголо-татары, не посягали на владения церкви. Как показали дальнейшие события, радикальный поступок великого князя вызвал недовольство и страх не у одних новгородских священнослужителей, но и в среде высшего духовенства Москвы. Там предчувствовали, что новгородские конфискации являются тестовыми. За ними последуют аналогичные акции в других местах.
На самом деле, направляя на освободившиеся земли в Новгород своих людей, Иван III формировал сообщество преданных ему и обеспеченных им служащих. Однако все они были довольно компактно размещены в одном, пусть и стратегически важном, секторе — на одном северо-западном направлении. А еще было восточное, где никак не хотел успокоиться хан Ахмат; было западное, где Литва была еще ближе к Москве, чем Новгород; был нестабильный юг…
Это одна сторона вопроса. Есть и другая. На миллион новгородских десятин претендовали многие близкие и даже родные Ивану III люди. Получили далеко не все. Каково было их настроение?