{mosimage}В феврале 1478 года план разгрома Новгорода вступил в решающую фазу
2 февраля 1478 года по приказу великого князя была взята под стражу Марфа Борецкая. Формально у Ивана III и его тайного советника, дьяка Стефана Брадатого, который специализировался на сборе компромата против новгородской господы, были все аргументы в пользу того, что Марфа-посадница являлась врагом Москвы.
Действительно, если вспомнить: один сын Борецкой казнен в 1471 году, второй — сослан в 1475 году. В 1470 году Марфа якобы пыталась провести своего фаворита Пимена на место новгородского архиепископа, чтобы перевести новгородскую епархию в подчинение киевско-литовскому митрополиту. Новгородская четвертая летопись (младшая редакция) без обиняков говорит, что Марфа-посадница хотела выйти замуж за литовского пана королевского (якобы Михаила Олельковича, приглашенного в Новгород на княжение в 1470 году. — Г.Р.), да мыслила привести его к себе в Новгород, желая с ним владеть всею Новгородскою землей от короля. Последнее обвинение охотно повторяли московские летописцы, хотя (об этом уже у нас была речь) очевидна его нелепость: Михаил Олелькович был женат и был гораздо моложе Марфы Борецкой.
Присягнувшую Ивану III Марфу Борецкую и ее малолетнего внука Василия взяли под стражу и спешно сослали неизвестно куда. То есть литература на этот предмет обширнейшая, но никто ничего точно не знает, где упокоилась Марфа-посадница. Тем более никто не задается вопросом: а зачем было ребенка куда-то высылать? Единственная опасность, которую таил в себе внук Марфы-посадницы, заключена в том, что он становился наследником ее богатств. А «наследовать» их должен был великий князь! Потому и сгинул Василий Борецкий без следа. Следы сосланной Марфы Борецкой, повторюсь, искали и находили многие.
Бедная Марфа
Несомненно, что первый маршрут ссыльных был в Москву. А далее? Например, в Словаре Брокгауза и Ефрона сказано осторожно: «Из Москвы Марфа Б. была отвезена, как сообщает автор «Географического, исторического и статистического описания Соловецкого монастыря» на основании некоторых документов, сохранившихся в этом монастыре, в Нижний Новгород, при пострижении в монахини наименована Марией и заключена в тамошний девичий монастырь. Год смерти ее неизвестен. Указания на то, что она отправлена была в Нижний Новгород, сохранились и в житии св. Зосимы».
Действительно, в «Житие преподобного отца нашего Зосимы…» есть хорошо известный рассказ о том, как во время обеда в 1470 году в доме Борецких преподобный Зосима прослезился, якобы увидев шестерых бояр, сидящими без голов. Сопровождавшему его отроку Зосима рассказал, что эти бояре скоро будут казнены. Предсказание сбылось. Относительно хозяйки дома в житие сказано (дословно): Сама же боярыня Марфа, по приказанию великого князя, вместе с детьми своими была сослана на заточение в Нижний Новгород; имение ее было разграблено.
Хотя известно, что житие составлялось на рубеже ХV—ХVI веков, рассматривать его как исторический источник нельзя. Скажем, потому что никто из «детей» в ссылку с Марфой-посадницей отправлен быть не мог: они были казнены. Во-вторых, если верить легендам и преданиям, то Марфа не доехала до места ссылки (или была сослана в ближние края — что маловероятно), а умерла по дороге и была похоронена в селе Млево (близ городка Удомля Тверской области). Об этом якобы сообщает надгробная плита, найденная на местном кладбище в 1781 году, с надписью: Лета 7 (7000 от сотворения мира, то есть 1492 год. — Г.Р.) положена преставившаяся раба божия Марфа на па. «На па», стало быть, расшифровывается как «новгородская посадница»? Иной-то привязки к историческому персонажу нет!
Но должен сказать, это уже легенда на легенде. На самом деле на плите, обнаруженной в 1781 году помещиком Загряжским, надпись была такая: Лета… положена преставившаяся раба Божия Марфа на память… Никакого указания на 7000 (1492) год нет! Об этом сообщал журнал «Русский архив» еще в № 1 за 1828 год.
Значит, все ложь, выдумки? Но в том-то и прелесть выдумок, что они дают пищу для дальнейших фантазий. В сентябре 2006 года в «Журнале Московской патриархии» была опубликована большая статья под немудрящим названием «Нижегородский Крестовоздвиженский женский монастырь». В ней, в частности, говорится: «Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь есть один из замечательных женских монастырей России, — писал историк ХIХ века Н.И. Храмцовский, — во-первых, по своей обширности, благолепию храмов, красоте зданий, внутренней чистоте и порядку; во-вторых, потому, что в нем соединены три женские обители, из которых древность одной (Зачатьевской) доходит до половины ХIV столетия…»… По преданию, в этой обители жила до самой своей кончины знаменитая бунтовщица, защитница новгородской вольницы посадница Марфа Борецкая, сосланная сюда в 1478 году и постриженная здесь в монахини». А писатель Павел Мельников-Печерский (1818—1883) якобы видел ее имя в списке прихожан церкви Иоанна Предтечи. О чем даже написал в 1841 году записку в императорскую Археографическую комиссию.
Да вот неувязка! Первое упоминание об этой церкви приходится на начало ХVI века, когда «именем ее престола по обычаю стародавних времен была названа рядом стоящая башня каменного кремля — Ивановская», говорится в официальной истории храма. Это не значит, что церковь была именно тогда и построена. Это означает, что более ранних документов о ее деятельности нет (сама церковь упоминается даже в летописях ХIV века). Так откуда же взялись списки прихожан?
Не все и не всех сразу
Впрочем, детали последних дней жизни Борецкой не так уж и важны для той истории, которую мы рассказываем, ибо не только Марфа-посадница была обречена без вести кануть в Лету после присоединения Новгорода к Москве. Вся богатейшая верхушка была назначена великим князем к такой судьбе, когда волости и села Новогородские раздал (Иван III. — Г.Р.) своим боярам, на Новгород посадил своих наместников и учинил в нем такой порядок, как и в прочих городах. И на Заволочскую землю и Двинскую посла своих же наместников… (Типографская летопись). Только не сразу, не вдруг.
Иван III был мастер постепенных мер. И мы в этом еще не раз убедимся…
А сейчас приведу только одно свидетельство намеренного приведения Иваном III Новгорода в упадок. Свидетельствует Франц Ниенштедт (1540—1622) в знаменитой «Ливонской летописи»: Новгородская контора оставалась в цветущем состоянии: купцы из Ганзейских городов направляли все еще свой путь туда и делали эту контору складочным местом для своих товаров, это продолжалось даже и тогда, когда великий князь взял Новгород в 1479 году. До тех пор этот город пользовался своим самоуправлением; но когда в 1494 году многие купцы находились в конторе с драгоценными товарами, которые ценят более нежели в триста тысяч гульденов, и русские из-за ничтожных, низких причин отобрали у них все товары, а купцов ввергли в заключение в башню, где они сидели более трех лет и наконец после многих требований от ганзейских городов освобождены были только весьма немногие, большая же часть из них умерли в башне. Тогда все умы, а также и торговля, отвратились от Новгорода, потому что из всех дорогих товаров ничего не было получено обратно. В то время русские стольких ограбили дорогими товарами (как холст, шелковые материи, бархат, золото, жемчуг и драгоценные камни, сахар, пряности и коренья), что многие честные люди сделались бедняками. Когда купцы были обобраны донага и выпущены из башни, то они отправились в Ревель...
Впоследствии в Новгороде более не совершали никаких торговых операций, хотя туда еще иногда и наезжали купцы, так я и сам был там в 1570 году и имел дела в старом, полуразрушенном дворе конторы, где еще стояла часть церкви св. Петра, которую купцы некогда выстроили из камня. В то время под церковью еще существовал небольшой склеп, где я мог держать напитки и съестные припасы. Кроме того, ничего уже не было, только еще одна деревянная комната, где я со своим слугой и с мальчиком имел пристанище, и еще другая подобная ей комната для русского дворника, который отворял и запирал двор. Таким образом погибла новгородская контора, и впоследствии все русские товары стали привозить в Ригу, Ревель и Дерпт. Через это как эти города, так и другие на балтийском прибрежье стали возвышаться и процветать.
Как видим, результат антиновгородской политики Ивана III не пошел на пользу Руси. Стремление провозглашенного «государя Новгорода» схватить побольше и уйти восвояси невозможно назвать дальновидным. Напомним, в 1475 году он в обмен на одного жеребца отдал под контроль Швеции карельский перешеек. Спустя 20 лет после этого казуса разгромил международный торговый двор в Новгороде. Безвозвратно! Исправлять совершенное дедом пришлось Ивану IV Грозному, который в 1558 году начал воевать с Ливонией и покорил Нарву. Тогда любекские купцы стали проезжать мимо Ревеля в Нарву, в которой прежде у них не было свободной торговли, и они послали к императору и выхлопотали себе позволение свободно привозить товары и торговать в Нарве, несмотря на разорение ливонских городов, они также послали некоего Иоанна Вагенера к московиту и выхлопотали у него себе свободную торговлю, приезд и отъезд и ввоз и вывоз всяких товаров безо всякой пошлины. Кроме того, в 1554 году англичане проехали на север мимо Норвегии, открыли в земле московитов за Москвой гавань Колмегород (Холмогоры), куда они стали ездить ежегодно и торговать с московитами, которые были очень довольны тем, что у них там открылось мореходство; и московит дал им уважительные привилегии и выстроил в Москве прекрасный каменный гостиный двор с лавками, где бы они могли продавать из года в год свои товары. Обе цитаты также взяты из «Ливонской летописи» Ниенштедта. Однако вернемся в февраль 1478 года.
Преданный колокол
Большое эмоциональное значение историки придают тому, что из Великого Новгорода был вывезен вечевой колокол — символ новгородской свободы. Современники тех событий особого трепета к символу не испытывали. Софийская вторая летопись указывает мимоходом: новгородские послы начали бить челом, а вечевой колокол отложили (отказались. — Г.Р.), чтобы государь сердце успокоил и гнев смирил, и вывода бы не учинил, и в вотчины бы их, в земли и в воды, не вступился и имущество их не тронул. Согласно летописи, произошло это 14 декабря 1477 года, и более новгородцы не хлопотали о судьбе колокола. То есть говорить о борьбе (дипломатической) Новгорода за свой суверенитет не приходится. И старины они защищали только в той степени, в какой это гарантировало сохранность собственных богатств.
8 февраля Иван III вновь заехал в Новгород, опять в Софийский собор — к обедне. А заодно князь великий велел колокол вечевой спустить и вече разорить. Видно, что-то еще было недоделано в этом плане наместниками, если потребовались дополнительные указания.
Но это происходило в рутинном порядке, поскольку, напомню, отслужив обедню, московско-новгородская знать потянулась на обед к великому князю. И там не за колокол просили владыка и другие богатеи Новгорода, а подносили Ивану III дары, чтобы задобрить государя. А государь вскоре отправился в Москву, куда и прибыл 5 марта, а после себя повелел князь великий из Новгорода и колокол их вечевой привезти на Москву. И привезен был и вознесен на колокольню на площади с прочими колоколами звонить. Типографская летопись подтверждает Софийскую: Князь великий въехал в город и сел на стол в неделю мясопустную. Город пленить не велел, а посадников и крамольников, которые не хотели добра великому князю, схватил и на Москву отослал. Казны их и села себе взял. Колокол же вечевой повелел спустить и на Москву отослал, где он есть и доныне на колокольне.
Правда, одна из легенд гласит, что до Москвы вечевой колокол не доехал, а разбился на Валдае на мелкие кусочки. Откуда и пошли валдайские колокольчики. Но это только одна из легенд…
Геннадий РЯВКИН
