{mosimage}Почему Новгород был обречён потерять независимость
После того, как Иван III подошёл с войском к Новгороду и начал окружать город, трижды между 23 ноября и 5 декабря 1477 года делегаты новгородцев во главе с архиепископом Феофилом смогли добиться встречи с великим князем. Они пытались понять, каковы намерения князя, будет ли он атаковать город? Два раза Иван III отвечал им, что Новгород сам знает, как должен бить ему челом — как государю.
Новгородцы, видимо, не могли поверить, что их самостоятельности приходит конец. Но кольцо московских ратников все туже стягивалось вокруг города. Денежные посулы не действовали на великого князя, намеки на сохранение в отношениях между Новгородом и Москвой старинных правил — тоже.
В конце концов Ивану III надоела притворная глупость Феофила и Ко, и князь сказал прямо: «Если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве». Это случилось 5 декабря, после признания владыки, что он посылал-таки в Москву подвойского Назара и дьяка Захара с целью узнать, не хотел бы Иван III стать государем, то есть властелином, в Новгороде?
Исторический анекдот
Думаю, признание Феофила — исторический анекдот, необходимый для того, чтобы московская версия о призвании Ивана III на «государство» самими новгородцами выглядела логичной. Но, во-первых, не было никаких предпосылок, чтобы Новгороду поднимать в 1477 году вопрос о вхождении в Московское княжество на правах удела. Если и спросил кто-то Ивана III об этом, пожалуй, лишь в таком контексте: «Князь, едут к тебе новгородцы на суд, все больше их, а ведь не по обычаям, что хотят они судиться в Москве. Может, тебе самому Новгородом управлять?». Кстати, могли об этом сказать и Назар с Захаром, но адресуя князю завуалированный упрек в том, что берется судить горожан по любым делам: не государем ли он себя считает в Новгороде? Ведь правильнее было Ивану III большинство ходоков возвращать новгородским судьям. Это, кстати, соответствовало бы и букве Коростынского договора.
Во-вторых, новгородцам не нужно было «государство» Ивана III, поскольку их вполне устраивал статус великокняжеской отчины, потому что в таком случае за налоги и дани, которые полагалось платить Москве, Новгород получал гарантии военной помощи. А если потребуется, то и мастеровой, продовольственной и так далее, ведь Москва в таком случае была не меньше Новгорода заинтересована в его процветании. По договорам же 1471 и 1456 годов Новгород сохранял очень большие вольности.
Таким образом, признание Феофила, что он посылал Назара и Захара в Москву, чтоб позвали Ивана III на государство, было ложью, если он все-таки признал это. Но, скорее всего, Феофил вообще князю подобное не говорил, а в Московский летописный свод эти слова были внесены угодными великому князю писцами. Чтоб история получилась красивая и складная. Ведь не будь это «государя», вообще нельзя было бы объяснить, почему Иван III вдруг ополчился на новгородцев.
В 1471 году он шел на них, как на изменивших православной вере и вознамерившихся перейти под власть литовского князя. В 1456 году Василий Темный хотел разобраться с новгородцами за то, напомним, что «уклонялись от его суда, утаивали княжеские пошлины и называли приговоры Веча высшим законодательством» (Карамзин). А в 1477 году чем прогневали?
Не случайно же более или менее независимые летописи не могут привести причин начала этого похода. Новгородская четвертая летопись пишет о нем совсем кратко: Пришел князь великий Иван Васильевич к Новгороду ратью от Городецкого стоянья в третий год и стоял на Поозерье в Троице. И владыка новгородский Феофил ударил челом великому князю, и назвали его государем. Псковская вторая летопись: Владыка Феофил с многими боярами много раз тогда приезжал, бил челом князю великому, чтобы их держал по старине. А он по старине не хотел: должны все подчиниться его воле. Из этих известий можно понять только одно: новгородцы покорились Москве под угрозой применения силы. Но ни в коем случае нельзя узнать, почему сила могла быть использована.
200 лет спустя
С другой стороны, если вдуматься, Иван III сделал то, что первым попытался сделать еще Александр Невский, когда в 1257 году приехали послы татарские с Александром и предложили установить тамги (таможенные платежи. — Г.Р.) и десятины (подушевой налог. — Г.Р.) в Новгороде. Согласись новгородцы, и они неизбежно и скоро вошли бы в состав Владимирского великого княжества на правах, по меньшей мере, отчины. Но они отказались, оставив за собой возможность самостоятельного приглашения князей в город.
Итак, у князя Александра ничего не получилось из подчинения Новгорода Владимиру, а монголо-татары, видимо, не захотели влезать во внутренние дела, справедливо рассудив, что закончиться это может большой войной не только с Новгородом, но и с враждебной Литвой.
Возможно, кому-то подобные рассуждения покажутся странными. Ведь мы привыкли думать, что Новгород — это место, откуда пошла земля русская. Однако это, скорее, пропагандистский или идеологический постулат, выстроенный post factum, когда Русь объединилась и стала превращаться в Россию. А еще в ХV веке Руси как таковой, как единого государства, не было. Не случайно же академик Борис Рыбаков подчеркивает в своей книге «Рождение Руси»: «История Новгорода — это, во-первых, история одного из крупнейших городов средневековой Европы, а во-вторых, история необозримой страны, раскинувшейся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. Когда впоследствии, при Иване III, Новгородская земля влилась в состав Московского централизованного государства, то сразу удвоила его размеры».
Мы, конечно, уходим в сторону от основного повествования, но когда-то этот вопрос нужно осветить. А именно: покорение Новгорода было исторически неизбежным фактом, потому что новгородцы не хотели признавать себя составной частью Руси. В «Новгородском историческом сборнике» (№ 7, 1999 г.) была опубликована статья датского исследователя Новгорода Кнуда Расмуссена (1930—1985) «Новгород и Скандинавия», где автор обосновывает истоки этого драматического противоречия: «Новгород не лежал на Великом волжском пути между Востоком и Западом, но он был форпостом Южной Руси на дальнем севере, и в то же время он был пунктом менее значимого торгового пути по Днепру. Но новая ситуация превратила Северо-Западную Русь в конечный (или начальный) пункт для экспорта русских лесных товаров в Западную Европу. И Новгород был естественной столицей этой территории, а не только форпостом Руси. Новгород не нуждался больше в своей принадлежности к Киевской Руси, потому Ярослав и отказался платить дань киевскому великому князю в 1014 г. Напротив, у Новгорода была потребность участвовать в международной системе, которая могла гарантировать его торговлю с Западом».
То есть все началось еще в ХIII веке. Но так ничем и не закончилось, считает Расмуссен: «Новгород вышел из международной системы, которая простиралась вдоль Днепра на юг, через степи и населявших ее кочевников, к Византии, — это была система, где центром мира была столица византийского императора». Однако новая «система так и не сложилась и не дала никакого результата. Скандинавские страны продолжали свою традиционную ориентировку на западные культурные и идеологические центры, а Новгород в результате так и остался со своим центром и своей системой в России. Мир начал разделяться на Восток и Запад». А Новгород остался между ними с перспективой быть раздавленным, раздробленным на части (отсюда и многовековые столкновения с Ливонией, Литвой, шведами) или целиком войти в состав, условно говоря, Запада или Востока. В ХV веке Запад для новгородцев олицетворяла Литва, но Казимир не был готов вступить в борьбу за Новгородскую землю с Москвой, которая представляла Восток.
200 с лишним лет, после Александра Невского, владимирские и московские князи предпринимали попытки сделать союз с новгородцами прочным и взаимовыгодным. Новгород, блюдя свои интересы, противостоял явным и скрытым посягательствам на свой суверенитет, пока Иван III не закрыл эту проблему с присущими ему осторожностью и основательностью. Вспомните, был военный поход 1471 года с подписанием в общем-то выигрышного для новгородцев договора. Но этот поход показал москвичам военную слабость оппонентов. Затем был мирный поход 1475 года. Его результатом можно считать раскол новгородского общества, произведенный Иваном III. И наконец — наступление 1477 года.
Четвёртый раунд
Иван III шел в бой, наверняка зная, что никакого боя не будет, что он возьмет Новгород без крови. Потому и время для военного похода было выбрано самое неудачное — начало зимы. Действительно, если пришлось бы воевать с новгородцами в декабре 1477 года, какова была бы судьба московского войска? Ведь оно оказалось бы обречено провести всю зиму в чистом поле вокруг города, если б первые же дни штурма не дали результата. Но о войне великий князь не думал. Он точно знал, что новгородцы сдадутся. Этим объясняется и его высокомерное поведение в продолжении переговоров 23 ноября — 5 декабря, пока Новгород не выбросил белый флаг.
Правда, в четвертый приезд Феофил вновь попробовал выговорить себе некоторые почетные условия «капитуляции». Он просил, чтоб суд был по старине от наместника с посадником вместе, чтоб князь великий вывода (высылки знатных родов. — Г.Р.) не учинил из Новгородской земли и в вотчины боярские чтобы государь не вступался (то есть чтоб не отбирал у бояр земли. — Г.Р.), чтоб в Низовскую землю службы нам, новгородцам, не было…
Возможно, великий князь был даже удивлен наглостью послов: «Вы нынче сами указываете мне, каким нашему государству быть?!». И напомнил сказанное 5 декабря: «Хотим государства на своей отчине Великом Новгороде как на Москве».
Предвестие княжеского гнева и до зубов вооруженные полки вокруг Новгорода привели послов в уныние. Они начали оправдываться, как пишет Сергей Соловьев, лепеча: «Мы не указываем и государству великих князей урока не кладем; но пожаловали бы государи свою отчину, объявили Великому Новгороду, как их государству в нем быть, потому что Великий Новгород низовского обычая не знает, не знает, как наши государи великие князья держат свое государство в Низовской земле».
Однако это уже не могло вызвать сочувствия Ивана III. Да и что могло? Он все решил! «Государство наше таково, — был ответ, — вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле, чтоб было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами, и вы их нам отдайте; вывода не бойтесь, в боярские вотчины не вступаемся, а суду быть по старине, как в земле суд стоит».
Вместо эпилога
На этом закончился четвертый раунд переговоров между Новгородом и Иваном III. Спрашивается: новгородцы в самом деле были столь несообразительны или надеялись на чудо, которое их спасет? Вы не поверите, но они действительно верили в чудо. Строгих доказательств тому нет, но, видно, какая-то информация у новгородской господы была, что на Ивана III могут напасть татары.
Типографская летопись сообщает, что той же зимой, когда князь великий в Новгороде был, пришел царь казанский на Вятку и множество людей по селам в полон взял, а иных изрубил. Города же он ни единого не взял, и много татар под Вяткой было убито. Загадку смелости татар разъясняет Независимый летописный свод: Когда великий князь был в Новгороде, пришло ложное известие в Казань, что великий князь не взял Новгорода, и побили его новгородцы, и он убежал только с четырьмя людьми раненый. И казанский царь послал свое войско на Вятку. Потом к царю пришло правильное известие, что великий князь взял Новгород и посадил своих наместников. И казанский царь послал к своему войску и велел быстро возвращаться, а они, услышав об этом, так быстро бежали, что даже еду, которую варили в котлах, побросали. Иными словами, от Казани новгородцы помощи не дождались…
Геннадий РЯВКИН
