Свидетелей — уничтожить

Собственно, Ивану III в этот год хватало иных забот. Хан Ахмат вновь начал напоминать о себе, а точнее — о том, что Москва должна платить дань Орде. На мой взгляд, в нашей исторической литературе это требование Ахмата трактуется совершенно ложно: якобы он хотел возродить былые традиции в отношениях межу Ордой и Русью. Если даже без оговорок принимать, что на Руси существовало «монголо-татарское иго» как инструмент угнетения и принуждения, то и тогда поведение хана выглядит чрезвычайно наглым. Ведь известно, что в первой половине 70-х годов Иван III дважды решительно пресекал попытки татар вторгнуться в русские земли. С чего вдруг побежденный ставит условия победителю?

Два хана
Ларчик открывается с другой стороны. Типографская летопись сообщает под 1475 годом, что турки взяли Кафу (нынешняя Феодосия. — Г.Р.) и купцов московских много убили, а иных поймали и, пограбив, за выкуп отпустили. Азигириеву Орду, Крым и Перекоп заставили дань платить. А под 1476 годом там же находится отметка: хан Ахмат Ордынский послал сына своего с татарами и взял Крым, то есть прогнал турок. Вполне логично, Ахмат не требовал, а предлагал Ивану III за определенную плату обеспечить безопасность южных рубежей Руси от возможной турецкой агрессии. Не исключено, что его аппетиты были скромнее: Ахмат предложил защищать торговые пути на юге. Надеясь на расположение великого князя, хан направил в Москву огромное посольство (600 человек во главе с ханом Кара Кучуком) и более 3 000 купцов, которые гнали на продажу 40 000 коней.
Однако сделка в любом случае не состоялась, потому что ставленником турок был союзник Москвы крымский хан Менгли-Гирей, который еще в бытность самостоятельным правителем Крыма обещал Ивану III: твои земли и с теми князями, которые на тебя смотрят, не воевать. Верно, в 1475 году Менгли-Гирей попал в трудную ситуацию, но время показало, что турки не оккупировали Крым, а лишь подчинили Гирея своей власти, оставив на троне за согласие платить за то, чтоб подобное не повторилось. Москву устраивало, чтобы Крымом правил Менгли-Гирей (и уже в 1477 году при помощи турков он в Крым вернулся)...
Получается, Ахмат пытался шантажировать Москву, демонстрируя свою силу. И, тем не менее, московский князь отклонил предложение о военно-коммерческой сделке, заявив ханскому послу, что приглашение его хозяина приехать в Орду принять не может. У нас данный факт трактуется как окончательный отказ Москвы платить Орде дань. Хотя очевидно, что хан Ахмат, каким бы нахалом он ни был, пробовал договориться совсем о другом. Вряд ли ему в голову приходила мысль обложить данью русские княжества.
Правда, тут есть над чем подумать в том плане, что Ахмат мог предлагать Ивану III военную помощь в борьбе с Новгородом и другими княжествами (Тверским, Псковским) или помощь в сборе налогов с проблемных земель. Эта форма сотрудничества Москвы с Ордой успешно применялась Иваном Калитой и Василием Темным и, по большому счету, обеспечила столь стремительный рост могущества Москвы.

Слово и дело
Так или иначе, но до Новгорода в 1476 году руки у Ивана III явно не дошли. А ведь хотелось! Мы говорили прежде, что великокняжеская миссия 1475—76 годов в Новгороде закончилась для него полным успехом. Однако, похоже, ложка дегтя в этой сладкой бочке все-таки была. В Независимом летописном своде 80-х годов ХV века есть таинственная строка: (в 1475 году) осенью великий князь ездил в свою отчину, и там новгородцы не дались ему на суд. Великий князь их схватил и посадил в Переяславле. В нашей исторической литературе она никак не толкуется. Будто ее нет.
А между тем эта короткая фраза приоткрывает завесу над происходившим в Новгороде зимой 1475—76 годов: далеко не все новгородцы признали княжеский суд. Не стану далеко уходить в предположениях, но не исключено, что несогласие было выражено по неким делам, которые, как считали новгородцы, не входят в компетенцию великого князя. Ведь, кроме совместного суда степенного посадника и княжеского наместника (как постановил договор), свои суды осуществляли тысяцкие и посадники.
Но если кто-то недоволен вмешательством князя в судопроизводство, то кто-то обязательно должен быть доволен — таков закон суда, что выигрывает, как правило, одна из спорящих сторон. И это — еще одна линия общественного раскола.
Первая, напомню, прошла среди новгородских богатеев. Когда Иван III бросал в тюрьму одних, другие надеялись поучаствовать в дележе бесхозных сокровищ.
Занявшись в Новгороде разбором судебных исков, великий князь создал предпосылки к тому, чтобы жалобщики ставили под сомнение честность и беспристрастность местных судей, дал им шанс в случае неудачи обратиться к нему, верховному судье. А поскольку суд у Ивана III всегда был скорый, обращаться стали не с апелляциями, а с прямыми исками. Как пишет Сергей Соловьев в своей «Истории России», «многим понравилось искать защиты от обид на суде великокняжеском; ждать Иоанна, когда он опять приедет в Новгород, было долго, и вот забыли старинное условие: «На Низу новгородца не судить»; стали брать приставов и являться в назначенный срок в Москву на суд». Никаноровская летопись (свод 1493 года) справедливо отмечает: Такого не бывало от начала, как земля их стала и как великие князи начали править от Рюрика в Киеве и Владимире и до великого князя Ивана Васильевича.
Увы, за справедливой формулой слышится торжество великокняжеского летописца. Причем здесь это? Да при том, что новгородские события 1477—78 годов нам пересказывают главным образом по промосковским летописям — Никаноровской, Никоновской, Типографской, Московскому летописному своду 1497 года и т.д. В частности, у известного историка Якова Лурье читаем в статье «Русь XV века: отражение в раннем и независимом летописании» («Вопросы истории», 1993,
№ 11): «Независимое новгородское летописание за вторую половину XV в. дошло до нас лишь в виде фрагментов. Большинство списков Новгородской IV летописи не переходило за рубеж 1447 г.; о событиях же 70-х годов XV в. сообщают лишь два ее списка, дополненные известиями до 1476 г., — Строевский и Синодальный. Все остальные известия о присоединении Новгорода содержатся лишь в официальном великокняжеском летописании либо в неофициальном, но лояльном великому князю».
Эти летописи априори не могут быть объективными источниками. Например, Никаноровская летопись (свод 1493 года) уверяет, что известных всем «поджигателей войны», подвойского (помощник посадника) Назара и дьяка Захария, прислали архиепископ новгородский Феофил и все посадники и бояре Великого Новгорода к великому князю Ивану Васильевичу и сыну его Ивану Ивановичу бить челом, чтоб назвал себя их государем. А прежде никакого князя государем не звали, а звали господином. Но посылал за тем их владыка с боярами и посадниками без ведома Великого Новгорода. А Никоновская летопись настаивает, что посланников направили архиепископ Феофил и весь Великий Новгород.
Версия Якова Лурье такова: «Обращение к сравнительно недавно введенному в научный оборот более раннему великокняжескому своду 1477 г. обнаруживает, что и в Москве версия о том, что новгородцы сами назвали Ивана III «государем», возникла перед самым походом, и в 1477 г. ее в официальном летописании еще не было. В тексте свода 1477 г. упоминался приезд в марте новгородского посадника Захария Овинова и других новгородцев к великому князю для разбора судебных дел — такого их рассмотрения в Москве, указывает летописец, «не бывало изначала, как земля их стала». Далее говорится о посылке в апреле в Новгород московских послов без всякого указания цели их миссии».
Иными словами: злополучное «государь», якобы сказанное новгородцами Ивану III, — это чистой воды выдумка. И более того — выдумка великого князя, ибо уже в Никаноровской летописи, датируемой концом ХV века, она присутствует. И в Московском великокняжеском своде 1479 года — тоже.
Следовательно, мы не можем предъявлять претензии Татищеву, Карамзину, Соловьеву, что они умышленно повторяют вброшенную Иваном III дезинформацию. Великий князь и его тайный советник Стефан Брадатый, досконально знавший о настроениях новгородцев, как по нотам разыграли последнюю часть новгородской трагедии.

Большая ложь
Итак, Назар и Захарий приезжают в Москву с несколькими судебными делами, чтобы иным на обиды (жалобы. — Г.Р.) отвечать, а с иными искать (разбираться. — Г.Р.). Иван III их принял, рассмотрел дела и отпустил. Уже знал великий князь и ждал подходящего посольства или эта идея родилась экспромтом, но в Новгород вслед за послами поехали бояре Федор Давыдович и Иван Борисович Тучка и дьяк Василий Долматов. Этим троим не позавидуешь, поскольку именно они должны были реализовать замысел великого князя: выступить перед собравшимся вече и объявить о якобы сделанном новгородским посольством предложении Ивану III стать государем Великого Новгорода. Риск был огромный. Провокаторов могли попросту растерзать, но получилось так, как задумали в Москве.
Дадим слово Карамзину: «Иоанн отправил к новгородцам боярина Феодора Давидовича спросить, что они разумеют под названием Государя? Хотят ли присягнуть ему как полному Властителю, единственному законодателю и судии? Соглашаются ли не иметь у себя тиунов, кроме княжеских, и отдать ему Двор Ярославов, древнее место веча? Изумленные граждане ответствовали: «Мы не посылали с тем к великому Князю; это ложь». Сделалось общее волнение. Они терпели оказанное Иоанном самовластие в делах судных как чрезвычайность, но ужаснулись мысли, что сия чрезвычайность будет уже законом, что древняя пословица «Новгород судится своим судом» утратит навсегда смысл и что московские тиуны будут решать судьбу их».
Действие достигло кульминации, когда вече пошло на Василия Никифорова, схватило его, и вскричали люди: «Переветник, изменник! Был ты у великого князя и целовал ему крест на нас?». Он же ответил: «Целовал крест великому князю на том, что буду служить ему правдою и добра ему хочу, но не на государя своего Великого Новгорода, ни на вас, на свою господу и братию», читаем в Никаноровской летописи.
Итак, один из стоявших перед великим князем послов во всеуслышание заявляет, что сказанное московским боярином Тучкой — ложь! Дальше логично ждать, что толпа обратится к Тучке: как это понимать? Однако разъяренные горожане без жалости его схватили и, поставив перед вечем, убили камнем по обговору Назара Овинова. Это утверждает Никаноровская летопись. Но по Софийской второй летописи Захарий Овин не входил в состав злосчастного посольства, а прибыл в Москву раньше по неизвестно каким делам. Зато известно, что был принят великим князем.
Может быть, тогда и был разработан план тайной операции по вбросу информации, что новгородцы предложили Ивану III стать их государем? Если так, то план мог состоять из двух частей. Первая: великий князь принимает новгородскую делегацию и конфиденциально обсуждает с нею государственные дела. Вторая: вскоре после этого в Новгород направляются московские послы и оглашают якобы сделанное Ивану III предложение, а Захарий Овин подтверждает, что это правда.
Далее события опять же могут развиваться по двум сценариям: Новгород соглашается или не соглашается принять власть Москвы. Если не согласится, Иван III идет на новгородцев войной.
Новгородцы не согласились. Более того — вече сразу взорвалось возмущением, боярин Никифоров был убит. Но смотрите, что происходит дальше: потом и Захария Овина убили вместе с братом его Кузьмой на владычном дворе. А их-то за что? За то, что Никифорова выдали? Отнюдь нет. Такие свидетели нужны для одного заявления. Вдруг он завтра покается и расскажет, что никакого обращения не было, и все происходящее — провокация Москвы.
А вече тем временем приняло решение, которое тотчас оформили грамотой. Она сохранилась в описи Посольского приказа: Великих князей московских не слушать и на суд к ним не ездить, а судить себя самим. Это было еще одно нарушение договора, по которому вечевые грамоты как законодательные акты были отменены. Но грамоту скрепили 58 печатями. Среди них была и печать архиепископа Феофила. Он не знал, что утверждает себе приговор.

Геннадий РЯВКИН