Если быть точным, получил Иван III за новгородские проступки не сразу все 15 с половиной тысяч. Была составлена отдельная грамота, согласно которой дань Новгород мог выплачивать деньгами в отсчет, а серебром в отвес и по частям: две с половиной тысячи — к Рождеству Богородицы, три тысячи — на Крещение, по пять тысяч — на Великий день и на Успенье. Таким образом, платеж был растянут почти на год — с 8 сентября (по старому стилю — Рождество Богородицы) до 15 августа (Успение пресвятой Богородицы).
Однако новгородцы начали выплату досрочно, ибо в «Московской повести» сказано, что Иван III взял серебро и возвратился в Москву с победой великой месяца августа тринадцатого. Это, безусловно, неточная дата, поскольку за двое суток князь со свитой просто не успел бы добраться до Москвы (к тому же после подписания договора он еще ждал, пока вече новгородское присягнет ему на верность).
Скорее всего, 13 августа в Москву прибыл гонец с известием о победе и мире. Тем более что несколькими строками ниже автор «Московской повести» опять сообщает: Пришел князь великий в отчину свою, в славный град Москву, в месяца сентября первый день, в начале индикта, то есть в начале нового года, на праздник преподобного Симеона Столпника, победив противников своих, казнив противящихся ему, а не желавших повиноваться приведя под власть свою.
Неизвестный наместник
Можно продолжать спорить, стал ли после этого Новгород провинцией Москвы? Все та же «Московская повесть» безапелляционно называет его князь великий владимирский и новгородский, всей Руси самодержец. Но мы выше уже убедились, как легко жонглирует ее автор датами. А вот историки более 500 лет не сойдутся в едином мнении. Конечно, преобладает то, что великий князь практически полностью подчинил себе новгородцев, назначив наместника, запретив вечевые грамоты, реформировав суд и т.д.
Только вот незадача: наместником-то князя стал Василий Гребенка-Шуйский. Тот самый, кто воевал с младшим братом Ивана III Юрием на Двине в июле того же 1471 года. Если кто-либо не согласен с написанным, пусть назовет имя наместника, назначенного великим князем по Коростынскому договору. И потом пусть объяснит, что делал в Новгороде Василий Гребенка до 1478 года, когда состоялся второй поход Ивана III на новгородцев. То есть что он делал — известно: укреплял город (и укрепил так, что великому князю пришлось приступить к осаде), но почему же наместник это допустил?
Потому что наместника другого не было. Или им был Гребенка, или вообще эта статья договора (о наместнике) осталась декларативной, или наместником являлся некий чиновник в Москве (возможно, сын Ивана III), в задачу которого входил контроль за сбором налогов. То есть по существу наместничество представляло из себя лишь модифицированное старинное «кормление».
И такие отношения с Москвой ничуть не ущемляли достоинства новгородцев. Они понимали и хотели, чтобы в городе был князь, имеющий авторитет среди других князей. Без этой фигуры невозможны были полноценные военно-политические мероприятия. Причем так было во все века. Как бы Новгород ни стремился к свободе и независимости, всегда заканчивалось приглашением князя.
В этом единстве и борьбе противоположностей и кроется причина неизбежного краха так называемой Новгородской республики. Здесь не хотели жить под властью князя и не могли жить без его власти. По большому счету, наметившаяся в конце ХIV века линия подчинения московским князям была для Новгорода оптимальным вариантом для безбедного и безоблачного существования. Однако камнем преткновения в отношениях между двумя крупнейшими центрами Руси стала богатая Двинская земля (Заволочье).
Новгородцы там имели обширные владения, но не имели своей администрации и гарнизонов, которые бы обеспечивали покорность обитателей тех мест. Москва, понимая слабость новгородских позиций в Заволочье, пыталась прибрать землю к рукам. Логика в действиях московских князей тоже была: диким краем не управляют, значит, он ничей. А что новгородские бояре и купцы чувствуют там себя вольготно, так это не гарантирует им права на землю.
Как было выше сказано, в конечном результате данные разногласия привели к попытке Новгорода уйти под покровительство Литвы. Попытку спровоцировали (или инициировали) крупные заволочские землевладельцы во главе с кланом Борецких. Думается, расчет их был еще тоньше, чем кажется.
Если Казимир становится новгородским князем, война с Иваном III неминуема, и, скорее всего, она пойдет не за Новгород как таковой, не на новгородской земле, а через Смоленск — в подбрюшье Великого литовского княжества. Впрочем, при любом развитии военных действий очевидно, что стороны сцепятся намертво. И Заволочье будет Москвой забыто.
Все эти нюансы указывают на неактуальность, а точнее — на отсутствие у Ивана III планов покорения Новгорода в 1471 году. Однако уже в ближайшие месяцы начались события, которые активировали такие планы.
Старое и новое
До сих пор об идее Ивана III объединить Русь под своей властью мы рассуждали с оговорками. Это вполне понятно: сам великий князь не только не делал публичных заявлений на сей счет, но и реальные действия на объединение направленные, скажем так, микшировал. Яркий тому пример — поход на Новгород в 1471 году, который мог закончиться завоеванием и разорением города, а следовательно — подчинением, но Иван III отказался от такого сценария.
Тем не менее очевидно (может быть, с высоты сегодняшних знаний), что иного пути, кроме утверждения единоличной власти, у Ивана III не было. Его отец, Василий Темный, еще при жизни лишился всех братьев (в том числе двоюродных). Следовательно, «по старине», когда умершему великому князю должен был наследовать старший из братьев, у Ивана III не было соперников при вступлении в 1462 году на стол. С другой стороны, великое княжение он получил как «отчину», что было новым порядком наследования власти. Такой порядок установил Дмитрий Донской. Но приживался он трудно. И только у Ивана III сложились условия, когда он стал законным властелином и по старой, и по новой формуле передачи власти.
Если судить по Коростынскому договору (не говоря уж о политике Ивана III в целом), то он был, безусловно, сторонником нового порядка. Почему и называет своего сына Ивана великим князем в договоре. Однако продвижению идеи о переходе власти от отца к сыну мешало присутствие четырех братьев великого князя, которые по-прежнему считали его старшим среди равных. И каждый в какой-то мере претендовал на наследство Ивана III как по старому закону, так и по той причине, что Василий Темный в своем завещании явно обделил их: Ивану III досталось от владений отца одному больше, чем четверым его братьям. Георгий Вернадский в своей книге «Россия в средние века» отмечает, что «в последнем завещании и распоряжении Василий «благословил» старшего сына Ивана III великим княжеством и отдал в его непосредственное управление около половины территории: четырнадцать городов против двенадцати, поделенных между остальными четырьмя сыновьями».
Исходя из перечисленного, догадываешься, что Ивану III нужен был ход, который возвысил бы его над братьями и навсегда похоронил их претензии на великое княжение (в том числе в глазах общества). Случай представился неожиданно. В 1468 году у Ивана III умерла 25-летняя жена Мария (из рода тверских князей).
Софья, племянница императора
Сразу же после смерти великой княгини Иван III начал свататься к Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина IX и дочери Фомы Палеолога, последнего князя (деспота) Византии, бежавшего от турков в Рим и обласканного папой римским за принесенную туда реликвию — голову апостола Андрея Первозванного. Три года Иван III добивался руки византийской княжны, хотя принципиальное согласие Ватикана получил почти сразу, в 1469 году. В дальнейшем обе стороны (Ватикан и Москва) вели торг, чтобы извлечь из этого брака максимальную политическую пользу.
Наконец в январе 1472 года Иван III отправил в Рим свадебное посольство во главе с мастером московского монетного двора Джаном Баттистой делла Вольпе, известным в Москве под православным именем Ивана Фрязина (фрязами на Руси называли итальянцев). Великий князь послал с Фрязиным в провожатых пана Юргу, потому что он знал дорогу: идти на Новгород, оттуда к немцам и на город Венецию, а оттуда в Рим, потому что так дорога к Риму ближе (Независимый летописный свод). Фрязин по доверенности Ивана III венчался с Софьей и привез ее 12 ноября 1472 года в Москву.
Любопытно, что по пути Софья посетила Псков и Новгород, поклонившись православным святыням. Псковская летопись рассказала об этом: Октября 13 греческая царевна София, невеста великого князя, проездом через Эстляндию с моря на Ревель и Дерпт, по Чудскому озеру прибыла к устью Великой реки. Потом, проплыв вверх по реке, она остановилась в Святогорском монастыре, слушала молебен, переоделась и отплыла ко Пскову, где гостила пять дней. Потом отправилась к Новгороду. Псковичи с честью ее встретили и, подарив ей 50 рублей, проводили. Демонстрация Софьей православной веры явилась неприятным фактом для легата, который сопровождал посольство в пути из Рима. Видимо, под прикрытием свадьбы Ватикан рассчитывал неким образом обозначить свое присутствие в Москве.
Однако, читаем в Независимом летописном своде, когда приехал Фрязин с царевной, послал великий князь своего боярина Федора Давыдовича навстречу и приказал отнять у легата латинский крест и положить его в сани (к Москве крест несли впереди посольства. — Г.Р.), а Фрязина схватить и обыскать (итальянец вовсе не пользовался безграничным доверием Ивана III и уже через два года был по надуманному поводу сослан в Коломну, где сгинул без вести. — Г.Р.). Федор это и сделал, за 15 верст встретил их. Тогда легат испугался. До этого митрополит Филипп много книг изучил, выбирая тексты, и он призвал книжника Никиту Поповича: одно, по его подсказке, сам говорил легату, а другое велел Никите самому сказать. А легат ни единого слова не ответил, а сказал: «Нет со мной книг».
В конечном счёте свадьба состоялась по программе, утвержденной Москвой: великий князь женился на православной княжне. А так как Софья Палеолог была последней невестой из византийского императорского дома, то Иван III однозначно использовал данное обстоятельство: стала насаждаться идея, что Москва является наследницей Константинополя («Москва — третий Рим»). Вскоре это отразилось в княжеской атрибутике: на гербе Москвы Георгий Победоносец был объединён с византийским двуглавым орлом. Не все историки согласны с такой трактовкой этого брака (Карамзин — да, Соловьев и Ключевский — нет), но несомненно, что политического веса женитьба на Софье Палеолог Ивану III добавила. Да и сам он, видимо, по-другому взглянул на свою миссию на Руси.
Смерть брата
Коррекции взглядов способствовала предшествовавшая свадьбе победа над ханом Ахматом. Летом 1472 года, сообщает Типографская летопись, пошел безбожный царь Ахмат Ордынский на великого князя Ивана Васильевича и на его братию и на всю Русскую землю со всеми князями и силами Ордынскими. Князь же великий послал на берег Оки против него свою братию во главе с князем Юрием. Некоторое время оба войска маневрировали, уклоняясь от сражения: Ахмат надеялся получить от литовского короля Казимира себе помощи, но у короля были свои усобицы в то время, и не послал он царю помощь. Тем не менее хан пошел на штурм города Олексина, сжег его и стал переправляться через Оку. Тут его и встретили основные русские силы, которые привел Иван III. В ту же пору пришли на них (татар. — Г.Р.) сверху реки князь Василий Михайлович Верейский со своим полком, а снизу реки, от Серпухова, князь Юрий Васильевич со своими полками… И побежал царь со всеми уланами, князями своими, со всеми силами опять в поле — к своей Орде. Это произошло 1 августа 1472 года. А сентября 12 преставился благоверный христолюбивый князь Георгий (Юрий. — Г.Р.) Васильевич в граде Москве, в субботу. Смерть брата, одного из творцов победы над ханом Ахматом, Иван III тоже попытался поставить на службу захватившей его идее собственного самовластия на Руси.
Геннадий РЯВКИН
