998 лет назад был убит князь Борис, один из святых покровителей Старой Руссы
В 24-й день месяца июля 1015 года, за девять дней до календ августовских, наемниками, посланными князем Святополком Окаянным, был убит князь Борис.
Спустя полтора месяца, 5 сентября, та же участь постигла его брата — князя Глеба. Об этом извещает нас «Сказание о Борисе и Глебе», написанное в последние годы жизни еще одного их брата — Ярослава, князя киевского и новгородского, — умершего в 1054 году.
В 1130—1135 годах (точнее, в этот промежуток времени) по приказу новгородского князя Всеволода Мстиславича, внука Владимира Мономаха, в Старой Руссе был поставлен храм Бориса и Глеба. С тех пор князья считаются покровителями города. Между прочим, раньше, чем в Новгороде (1146).
Письмо Предславы
И всё вроде бы ясно в этой истории. Да не всё просто. Борис и Глеб пали жертвами междоусобицы — кровавой борьбы за киевский стол промеж Ярославом и Святополком. Хрестоматийно, что устранил их из числа претендентов Святополк. А Ярослав пытался предупредить об угрозе. Но попытаемся разобраться непредвзято.
Вот что рассказывает о событиях вскоре после 15 июля 1015 года (в Киеве умер князь Владимир) Первая новгородская летопись: В Новгороде тогда Ярослав кормил много варягов, боясь их рати (нападения. — Г.Р.). И начали варяги совершать насилия над замужними женщинами. Сказали новгородцы: «Мы не можем на это смотреть». Собрались в ночь, иссекли варягов во дворе Парамона. А князь Ярослав в ту ночь был на Ракоме. И как услышал это князь, разгневался на горожан, собрал тысячу лучших воинов, обольстил их и иссек за то, что те варягов иссекли.
Простыми словами: варяги учинили насилие, новгородцы нескольких из них убили, а князь хитростью заманил к себе организаторов самосуда и тоже истребил. И всё — за одну ночь. Сомнительно, что целую тысячу (летописцы склонны к преувеличениям), но конфликт был налицо!
И, пожалуй, несдобровать князю, но в ту же ночь (! — Г.Р.) из Киева сестра ярославова Предслава прислала к нему весть, сообщив: «Отец твой умер, а братья твои убиты». Теперь мы можем примерно вычислить, когда всё это происходило. Владимир умер 15 июля в Киеве. От Киева до Новгорода — больше 1100 км. На двух сменных конях гонец преодолевал в средние века примерно 80 км, да пусть — 100! Значит, весточку от Предславы о смерти отца Ярослав получил не ранее 26 июля. Но Предслава сообщает, что и братья убиты. Речь, скорее всего, идет о Борисе и Глебе (Святослав погибнет еще позже). Тогда следует отсчет вести самое раннее от 5 сентября. Значит, гонец и от сестры прибыл в Новгород вскоре после 16 сентября.
Отец мой умер…
Читаем летопись дальше: Услышав это (о смерти отца и братьев. — Г.Р.), Ярослав утром собрал остаток новгородцев, созвал вече и сказал: «Любимая моя и честная дружина, иссек я вас вчера в безумии моем, теперь мне златом не окупить погибших». И еще так сказал: «Братья, отец мой Владимир умер, а Святополк княжит в Киеве; хочу на него пойти. Помогите мне». И ответили ему новгородцы: «Мы, князь, с тобой идем». И собрал воинов четыре тысячи: варягов было тысячи, а новгородцев три тысячи. И пошли на Святополка...
Но обратимся к «Повести временных лет». Она этот эпизод преподносит в более экстремальной редакции: В ту же ночь пришла ему весть из Киева от сестры его Предславы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, а на Глеба послал, берегись его очень». То есть убиты не братья, а один брат — Борис. Стало быть, в Новгороде гонец мог быть через 11—12 суток после смерти Бориса — 4—5 августа. Услышав это, печален был Ярослав и об отце, и о братьях, и о дружине. На другой день, собрав остаток новгородцев (которых он не казнил за убийство варягов. — Г.Р.), сказал Ярослав: «О милая моя дружина, которую я вчера перебил, а сегодня она оказалась нужна». Утер слезы и обратился к ним на вече: «Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев своих». И сказали новгородцы: «Хотя, князь, и иссечены братья наши, можем за тебя бороться!». И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 000 (новгородский летописец назвал в 10 раз меньше. — Г.Р.), и пошел на Святополка, призвав Бога в свидетели своей правды и сказав: «Не я начал избивать братьев моих, но он; да будет Бог мстителем за кровь братьев моих, потому что без вины пролил он праведную кровь Бориса и Глеба. (Откуда Ярослав взял, что Глеб мертв? Ведь сестра предупредила, что Святополк «на Глеба послал»? — Г.Р.) Или то же и мне сделать? Рассуди меня, Господи, по правде, да прекратятся злодеяния грешного».
Как видим, в новгородской летописи нет слов Ярослава о том, что Святополк убил Бориса и Глеба. Ярослав как бы пропускает мимо ушей слова Предславы про убитых братьев и просто заявляет, что хочет выступить против Святополка, который, по логике Ярослава, не имеет права на киевский стол. Этот стол наследовали новгородские князи! В этом и причина похода. Хотя можно рассуждать и по-другому: власть в Киеве могла перейти к Святополку по причине старшинства.
Чужая родня
В нашей истории настойчиво проводится мысль, что Святополк был рожден не то чтобы незаконно, но от одной из наложниц. И, дескать, не исключено, что был он сыном не Владимира, а Ярополка, поскольку Владимир взял в жены Рогнеду уже беременную. Историк Николай Котляр на основании тамги (печати: двузубец без креста — знак Ярополка) на монетах Святополка считает, что князь декларировал своё происхождение от Ярополка.
Но это, смею утверждать, надуманная тема. У нас, во-первых, нет оснований утверждать, что Рогнеда была «любимой женой» Владимира. Во-вторых, Пискаревская летопись без особого акцента говорит, что Святополк рожден был не от нее, а от «грекини». Встречаются и указания на «болгарыню», что, впрочем, часто было тождественно «грекиням».
Кроме того, из ранних источников (например, епископ Дитмар Мерзебургский, современник этих событий) известно, что на склоне лет князь Владимир, заподозрив Святополка в заговоре, посадил его под домашний арест, из-под которого тот сбежал вскоре после кончины отца. Но бежал Святополк не на трон, а в Польшу, где искал укрытия у своего тестя короля Болеслава.
Кто же тогда захватил (сел) стол в Киеве? Русские летописи молчат. Зато норвежская «Эймундова сага» (XIII век) говорит словами заглавного героя: Я слышал о смерти Вальдамара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем тем двум. И зовется Бурислав тот, который получил большую долю отцовского наследства, и он — старший из них, другого зовут Ярицлейв, а третьего — Вартилав. Бурислав держит Кенугард, а это — лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий Пальтескью и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше.
Дело остается за малым — идентифицировать имена и названия. Итак, Ярицлейв? Это проще всего, потому что созвучно Ярославу и потому что Хольмгард — древнескандинавское название Новгорода. Кёнугард — так в древности скандинавы называли Киев.
Некоторые историки склонны считать, что в саге речь идет о Буриславе-Болеславе, захватившем Киев в 1016 году. Но Болеслав никак не мог быть сыном Владимира и не получал «отцовское наследство». Явным претендентом на него был князь Борис-Бурислав. То обстоятельство, что Бурислав назван в саге «старшим», значения не имеет: старший — по рангу, но не по возрасту (Ярослав был старшим).
Вместо эпилога
И вот здесь-то очевидная история начинает разворачиваться на 180 градусов. Оказывается, что после смерти отца стол в Киеве унаследовал Борис.
Да, летописи наши ни словом не упоминают об этом. Потому что летописи эти в свое время и не содержали вообще сведений о братской междоусобице в таком виде. Виднейшие ученые практически едины во мнении, что существующая версия рассказа о войне между Ярославом и Святополком — это вставка, сделанная через 50—80 лет. Сделанная для того, чтобы затушевать подлинные события.
