6 августа 1831 года в Новгороде побывал император Николай I
Визит государя был отнюдь не праздным. Он ехал, чтобы разобраться в причинах бунта новгородских и старорусских военных поселян и наказать виновных.
Сразу же «были арестованы и привлечены к суду все нижние чины военно-строительного батальона, 90 мещан, 32 торговца, — писал в 1871 году в альманахе «Русская старина» Максим Полянский. — Лишь 18 человек были оправданы, остальные были приговорены к разным видам наказаний: зачинщики — к каторжным работам, активные участники — к телесным наказаниям шпицрутенами и розгами, которые были проведены с таким рвением, что 7% наказанных умерли во время экзекуции».
Про эту поездку в Новгород граф Александр Бенкендорф писал в своих мемуарах: «Государь хотел сам все лично видеть и потушить бунт в его начале, угрожавший самыми опасными последствиями. Он отправился в поселения совершенно один, оставя Императрицу в последнем периоде ее беременности и в смертельном беспокойстве по случаю этой отважной поездки. Постоянный раб своих царственных обязанностей, Государь исполнял то, что считал своим долгом, ничто лично до него относившееся, не в силах было остановить его.
Он приехал прямо в округ военных поселений и предстал перед собранными батальонами, запятнавшими себя кровью своих офицеров. Лиц ему не было видно: все преступники лежали распростертыми на земле, ожидая безмолвно и трепетно монаршего суда. Повторив сказанное их депутатам, Государь приказал вывести из рядов главных виновных и предать их немедленно военному суду. Все было исполнено со слепой покорностью. Одному батальону, более других осквернившему себя злодеяниями и также лежавшему лицом к земле, Государь тут же велел выйти из экзерпицгауза и идти немедленно в полном его составе в Петербург, где людей разместят по крепостям, подвергнут суду и выключат из списков. Весь батальон поднялся, повернулся направо и пошел в величайшем порядке к месту своего назначения. Ни один солдат не отважился даже попросить позволения проститься с семьей или взять что-нибудь из своего имущества.
Потом Государь обратился к начальникам, отдал им приказания о составе военно-судных комиссий и о дальнейших распоряжениях для восстановления порядка. Старорусские жители также хотели просить себе помилования, но Государь, наиболее против них раздраженный, отозвался, что его ноги не будет в их преступном городе и что их разберет также военный суд».
Действительно, в Старой Руссе в это время события были в апогее. 5 августа (24 июля по старому стилю) в городе продолжались убийства и истязания офицеров, начальников и даже священников. Вечером в город вошли войска, но это не успокоило бунтовщиков: беспорядки распространились за пределы Старой Руссы.
1 августа солдаты одной из частей отказались подчиняться начальству, поддавшись общим паническим настроениям. Беспорядки, казалось, шедшие на убыль, получили повторный импульс: снова были убиты офицеры, в том числе — генералы Леонтьев и Эмме. Так продолжалось до 7 августа, когда в Руссу вновь вошли войска. Теперь уже — по приказу императора. 8 августа при первых же признаках неповиновения по толпе горожан и солдат был открыт огонь.
В тот же день, 8 августа, в Санкт-Петербурге был оглашен Высочайший манифест:
«Божией милостью. Мы, Николай Первый, император и самодержец Всероссийский... и прочая, и прочая, и прочая...
В столице в середине июня простой народ, подстрекаемый злонамеренными людьми, покусился насильственно сопротивляться распоряжениям начальства и пришел в чувство только тогда, когда личным присутствием Нашим уверился в справедливом негодовании, с каким мы узнали о его буйстве...
Злодейство, несвойственное доброму и православному народу русскому, совершено в городе Старой Руссе и в округах Военного поселения гренадерского корпуса. Ныне восстановлен уже там повсеместно должный порядок: виновные предаются в руки правительства самими заблужденными, и главнейшие из них подвергнутся примерному законному наказанию».
В общей сложности за участие в бунте в Новгородской губернии из 2673 мятежников наказанию будут подвергнуты 2541 человек: 104 будут наказаны розгами (от 25 до 500 ударов), 1581 — шпицрутенами (500—4000 ударов), 83 — кнутом (9—45 ударов), 773 — исправительными работами. 129 мятежников умрут после или во время экзекуций. 132 бунтовщика будут помилованы или освобождены за недоказанностью вины.
По официальной статистике, в 1831 году холерой, из-за слухов о которой все и началось, заболело 466 457 человек, а умерли 197 069. То есть почва для восстания была богато удобрена.
Александр Пушкин по поводу новгородской поездки императора писал 26 июля 1831 года: «Народ не должен привыкать к царскому лицу как обыкновенному явлению. Расправа полицейская должна одна вмешиваться в волнения площади, и царский голос не должен угрожать ни картечью, ни кнутом. Царю не должно сближаться лично с народом. Чернь перестает скоро бояться таинственной власти и начинает тщеславиться своими отношениями с государем. Скоро в своих мятежах она будет требовать появления его как необходимого обряда. Доныне государь, обладающий даром слова, говорил один; но может найтиться в толпе голос для возражения».
Высочайшим указом 8 ноября 1831 года новгородские военные поселения были преобразованы в 14 округов пахотных солдат, разделенных на два удела: новгородский и старорусский. Поселенные батальоны и фурштатские роты были расформированы, поселенные роты переименованы в волости. Пахотные солдаты, в отличие от военных поселян, не привлекались поголовно на военную службу, а отбывали рекрутскую повинность на общем основании, но при этом полностью оставались в ведении военного начальства. Они могли заниматься земледелием, ремеслами и торговлей. Им выдавались ссуды деньгами и хлебом.
