Глава из книги Геннадия РЯВКИНА «Апостолы и отступники»
17 июля 1928 года. Москва, Кремль
1
До сих пор Сталин считал, что в партии у него были два больших врага — Троцкий и Свердлов. Янкеля он на дух не переносил, будучи убежденным в патологической жестокости и коварстве этого, безусловно, очень умного человека. Лейба же относился к Сталину точно так, как он — к Свердлову.
Троцкий, вернувшись в 17-м году в Россию, примкнул к большевикам и сделался ближайшим помощником Ленина в военно-практических вопросах. Ближе был только Сталин, что Лейба, конечно же, сразу понял. Не понял он, ослепленный самомнением, что Ленин никогда ему не доверял и, элементарно играя на самолюбии и тщеславии Троцкого, постоянно сталкивал его со Сталиным лбами. В результате оба, стараясь доказать Старику, кто из них лучше, работали изо всех сил.
Разумеется, Сталин не знал точно, что думает на его и Троцкого счет Ленин. Но помнил короткий разговор в поезде, который вез Старика из Швейцарии в Питер. Сейчас уже все поверили, что Сталин вместе с Каменевым и Молотовым встречали товарища Ленина на Финляндском вокзале в полночь 3 апреля. На самом деле это Молотов с Каменевым встречали товарищей Ленина и Сталина.
Он еще накануне, когда сестра Старика Мария Ильинична показала телеграмму брата, что тот прибудет в Петроград 3-го в 23.50, выехал навстречу — в Белоостров, деревню о ста дворах, что в трех верстах от финской границы. По причине такого расположения в Белоострове, который местные по старинной новгородской традиции называли с XVI, кажется, века Волгосарем, был устроен таможенный пост. И все поезда, пересекающие границу, обязательно здесь останавливались. А так как поблизости от деревни какой-то делец построил небольшую бумагоделательную фабрику, то жил Белоостров-Волгосарь полнокровной жизнью. Чему способствовали и обступившие его со всех сторон хвойные леса.
2
В Белоострове приставленная к пломбированному вагону охрана, укомплектованная из пока еще не оставивших службу офицера, прапорщика и трех солдат, сочла свою миссию исполненной и покинула поезд. Сталин видел, как все пятеро, сойдя с поезда, быстро перешли пути, сели на паровую дрезину и тотчас отправились назад, в Финляндию.
А потом дверь темно-зеленого вагона открылась, и на траву спрыгнул Григорий Зиновьев. Он смешно потянулся, вдыхая свежий лесной воздух, и тут заметил идущего к нему Сталина:
— Иосиф! Ты откуда здесь?
— Вас всех встречаю, дорогой! Чтобы спокойно путь закончить…
— Да, нам на той стороне вдруг сказали, что охрана дальше Белоострова не поедет. И Платтена не пустили.
— Почему?
— Не знаю. Что-то такое говорили, мол, немец, воюющая сторона. Бред, словом…
— Владимир Ильич как себя чувствует?
— Отлично! Что ему сделается? Запретил всем курить в вагоне. Выдает талончики, когда можно пройти в тамбур. По одному!
— Строго у вас.
— И спорить нет смысла. Так ты нас приехал встречать?
— Да, выделили товарищи группу. Поручили мне ее возглавить. Место найдется для пятерых?
— И десятерым найдется! Но ты, Иосиф, не спеши. Нам сказал Парфенов, что стоим тут сорок минут.
— Парфенов — это кто?
— Поручик, который караулом командовал. Да ты их видел, должно быть. Парфенов сказал, что они сразу на дрезине возвращаются в Раяйоки. Через Сестру…
— Через какую сестру?
Зиновьев рассмеялся:
— Река так называется — Сестра. По-фински «раяйоки», как и станция их пограничная. На той стороне.
3
Едва поезд тронулся, Ленин сразу затащил Сталина в свое купе и закрыл дверь на щеколду. Начал расспрашивать в своей привычной манере. Вроде бы, торопливой, даже суетливой: задает вопрос и хватает тебя за рукав, чтоб не убежал без ответа. В действительности, если толково отвечаешь, каждый следующий вопрос дополняет картину, которую ты рисуешь своими ответами. И быстро делает ее законченной.
— Каменев как? Вы же вдвоем там от ЦК. Что за глупости он пишет про ростки демократии, про революцию, время которой еще не пришло? Иосиф Виссарионович, вы — человек последовательный! Дайте по лбу, батенька, этому оборонцу, чтоб пришел в себя. По лбу! Нельзя больше заниматься политической проституцией.
Сталин пожал плечами:
— Я от него об этом еще в Ачинске наслушался. Он там вообще убеждал всех, как немец нас победит, так еще лет 20–30 революцию готовить будем.
Ленин вскочил с места, едва не смахнув со столика разложенные бумаги и стопку книг. Он схватил со столика газету — это была знакомая Сталину «Правда» от 14 марта («Откуда уже у него газета?» — подумал Сталин, но спрашивать не стал: догадался, что, скорее всего, кто-нибудь в Раяйоки постарался).
— Вы посмотрите, что он пишет! — Ленин тряс газетой так, словно хотел, чтоб буквы каменевской заметки «Временное правительство и революционная социал-демократия» осыпались со страницы.
Потом нашел нужное место и с убийственным сарказмом прочел, то повышая в важнейших местах голос, то понижая до зловещего шепота:
— «Всегда и всюду, где Временное правительство, повинуясь голосу революционной демократии, представленной в Советах рабочих и солдатских депутатов, столкнется с реакцией или контрреволюцией, революционный пролетариат должен быть готов к его поддержке (Чудовищно! Он вообще не понимает, что вокруг происходит). Но это поддержка дела, а не лиц, поддержка не данного состава Временного правительства, а тех объективно-революционных шагов, которые оно принуждено предпринимать и поскольку оно их предпринимает (Нашел революционеров среди буржуев, душка Лев Борисович! Еще позови их в нашу партию). Поэтому наша поддержка ни в коей мере не должна связывать нам рук. Столь же решительно, как мы поддерживаем его в окончательной ликвидации старого режима, монархии, в осуществлении свобод и т.д., столь же решительно мы будем критиковать и разоблачать каждую непоследовательность Временного правительства, каждое уклонение его в сторону от решительной борьбы, каждую попытку связать руки народу или притушить разгорающийся революционный пожар». Пожалуй, вы правы! План у него лет на 20–25, не меньше. Будет с Керенским в кошки-мышки играть, пока тому не надоест, и он Каменева со всей его гоп-компанией опять не спровадит в Турухань. Кстати, Иосиф Виссарионович, вы ведь редактор «Правды». Почему вы не запретили ему такие фортели?
— Он такой же редактор, как и я, равный. А без вас так и вовсе назначил себя главным идеологом…
— Это — да, это в его характере. Ему бы еще Бухарина в напарники, чтоб дуэтом петь… Он что, вообразил себя вечным жидом? Или Кащеем Бессмертным? 20 лет! Ну ничего, с нашим Львом мы разберемся быстро. Он в прямом споре слабоват. Он к монологам тягу имеет… Но вот что существенно: к нам в друзья набивается еще один Лев, который Давыдович…
— Троцкий?
— Он самый! Мне тут передали его статьи, что в Америке писал. Все основные формулировки — отношение к крестьянству, к буржуазии, к Временному правительству, к войне, к международной революции — совершенно тождественны нашим. Почуял Иудушка запах пороха и крови, опять хочет быть на виду. Мне в Раяйоки передали от него телеграмму, отравленную, правда, еще два дня назад. Телеграфирует, что, похоже, застрял в Галифаксе, это в Канаде. Что-то там канадский сыск хитрит. Но пишет уже как вождь! Вот послушайте, — Ленин достал телеграмму из внутреннего кармана пиджака. — «Диспозиция политических групп приобрела полную ясность. С первого дня предстоит совместная с большевиками непримиримая борьба против меньшевиков и народников, против временного правительства». И ведь правильно пишет! Только как он быстро и смело решил за нас всех, что борьба предстоит совместная. Нет, Льва Давыдовича ни с кем не спутаешь: гордыня и самовлюбленность — его архиглавнейшие качества!
4
Сталин промолчал. Троцкого он считал безыдейным авантюристом, интеллектуальным боевиком, которого обуяло желание разрушать и уничтожать. Его рассуждения о мировой революции оставляли Сталина равнодушными. Он считал, что Лейба просто-напросто набрасывает большое покрывало мировой революции на поляну, где развернется сражение за Россию. И это покрывало скроет многое из того, на что он пойдет. А пойдет он на всё, потому что России для него нет. Есть революционная сокрушительная, сокрушающая идея.
Сталин почти наизусть помнил его хлесткие выступления:
«Не мы одни живем на свете. Мы всего лишь крайний левый фланг большого и извилистого фронта, проходящего по всем пяти частям света. Тот отряд неприятельских сил, который непосредственно противостоял нам, мы сокрушим «всерьез и надолго». Но во всем мире еще идет борьба. И она в любой момент может перекинуться на нашу территорию, или наша прямая помощь может потребоваться — во имя нашего же самосохранения — на других участках. Понимание этого международного характера наших задач должно составлять стержень воспитания нашей молодежи. Если мы переживаем внутри как бы полосу малых дел, то Красная Армия есть наиболее зримое звено, соединяющее нас с еще неразрешенными революционными задачами мирового масштаба».
Красивы, убедительны и… несвоевременны эти его «Мысли о партии»**. И когда Лейба понял, что Сталин думает о нем именно так, они стали врагами.
Ленин вдруг замолчал и даже мгновенно успокоился. Откинувшись на спинку купейного дивана, он несколько минут отрешенно смотрел в окно на однообразный строй карельских берез, заботливо посаженных когда-то вдоль путей. Поверх берез на проезжающих высокомерно смотрели неподвижные вершины корабельных сосен.
— Нас больше нигде не остановят? — спросил Ленин, не поворачивая головы.
— В Парголове Мария Ильинична ждет и еще группа товарищей. Остальные готовят встречу на Финке.
— Будет кому встречать? Я ведь помню, что вчера Пасха была. Сегодня что? Чистый понедельник?
— Да, Владимир Ильич, для большевика вы хорошо знаете церковный календарь.
— С кем поведешься, — усмехнулся Ленин, имея в виду, наверное, семинарию Сталина. — Но вы уверены, что там будет встреча, а не провокация и арест? Мы же раньше 11 вечера не доберемся.
— Всё будет как надо, — успокоил Сталин. — Не только ж ошибками мы сильны.
— Да уж, — вздохнул Ленин. — Встретят как немецких шпионов. Думаете, я не знаю, какая там кампания разворачивается?
— Не думаю. Уверен, что знаете. Знаете, что сказать людям. Они вам поверят.
— Поверят, поверят, поверят, — несколько раз задумчиво повторил Ленин. — Но если хоть один малейший факт о немецких деньгах подтвердится и просочится в печать, будет величайшей наивностью думать, что избежим смертного приговора…
Сталин снова промолчал.
Из трех часов, проведенных с Лениным в одном купе «немецкого поезда», он навсегда запомнил эту фразу о деньгах и приговоре (значит, были деньги!) и остро неприязненную характеристику Троцкого. Характеристика потом часто вспоминалась, ибо на публике Ленин был не просто корректен с Лейбой, но открыто ставил его выше политбюро, вровень с собой, советовался с ним и, даже когда вопрос бывал решен, позволял себе вопрос: «А вы согласны, Лев Давидович?», что напрягало присутствующих. Прежде всего самого Троцкого, который довольно скоро разгадал нехитрый прием Старика, регулярно противопоставляющего его большинству.
5
Со Свердловым Сталин познакомился в 1912 году в нарымской ссылке. Помнится, на другой день, как пароходик «Колпашёвец» привез его из Томска в Нарым. Жандарм препроводил в дом крестьянина Алексеева, предупредив, что «Агафоныч — строг человек, а я еще пуще — не убежишь», а на другой день в дом ввалился рослый, пропахший потом и табаком мужик.
— Шая, — заявил он, опускаясь на лавку.
Сталин стоял у окна и видел, как тот подходил к избе. Спросил, не обернувшись:
— И что с того, дорогой?
— Зовут меня так — Шая. Можешь звать Филиппом, не ошибешься.
— Зачем мне тебя звать? Я и сейчас не звал. Почему пришел?
— Ждут тебя, пойдем.
Сталин пожал плечами и, повернувшись к незваному гостю, отошел от окна: улица была пуста. Значит, пришел один.
— Пойдем, я от Соломона. Ждет он тебя.
— Кто такой Соломон? Зачем я к нему пойду?
— Не дури, кацо. Это Свердлов Яшка. Он здесь — пахан по столу.
Сталин почувствовал, что злость поднимается в нем. Но сдержался, прикинулся простаком:
— Мне русские люди говорили, что пахан — это поп в деревне. Почему я попу нужен?
Гость оторопел:
— Какой поп? Какому попу? Ты чего блеешь? Это ссыльный, тоже наш. Обувайся! Шлепаешь тут босой…
Тут Сталин вспомнил, откуда слышал про Соломона. Это кличка Свердлова, екатеринбургского боевика, снискавшего репутацию отъявленного головореза. Видно, Филипп-Шая был из его свиты.
Он кивнул гостю:
— Теперь я тебя понял, Шая. Иди, покури на воздухе. Сейчас выйду.
Ему было неприятно, что шпана так ведет себя с ним.
6
Дом Соломона, точнее — изба, в которой он снимал угол, была на соседней улице. Такая же высокая, крепкая, как и большинство домов в Нарыме, которые Сталин успел разглядеть с парохода и по пути к Алексеевым.
Перед дверью Шая предупредил:
— Соломон не встает, простудился. Бежать он вздумал две недели назад, а лодка перевернулась. Пока жандармы подоспели, нахлебался из Оби. Не Волга ведь, надо понимать.
Сталин кивнул и вошел в избу. В полутемной комнатушке на деревянной постели под лоскутным деревенским одеялом лежал Соломон. Из-под одеяла торчал только длинный еврейский нос, и блестели глаза, мокрые от пота волосы прилипли к черепу.
— Здравствуйте, Коба, — просипел Свердлов. — Мне уже доложили, что вас везут сюда. Вот попросил сразу пригласить. Сам прийти не могу, так что — извините.
— Ничего страшного, Яков, — улыбнулся Сталин, он ждал, что Соломон поведет себя так же, как и его прихвостень. — Не очень дальняя была прогулка.
— Вы у Алексеевых остановились?
— Да, у Якова Агафоновича.
— Надежный мужик, спокойный, не любопытный… Мы постарались для вас, когда узнали, — тут он вспомнил про Шаю, мявшегося у двери, и коротко бросил ему. — Иди пока.
Шая вышел, не сказав ни слова. А Свердлов пояснил зачем-то:
— Из моей дружины, из Екатеринбурга. Товарищи прислали помощником. Он в Туринске ссылку коротал, под Тобольском. Переправили ко мне. Тот еще тип — хамоватый и нервный, людей сторонится. Я думаю, он кокаином балуется. Баловался — здесь не найдешь, вот и психует. Не грубил вам?
— Нет, все нормально, — уклонился от темы Сталин. — Что за недуг среди лета?
— В реку упал на рыбалке, — спокойно ответил Свердлов. — Не повезло. Скоро жена с сыном приедут. Они, не зная дела, в Максимкин Яр направились еще зимой, а меня оттуда в феврале перевели. Из-за распутицы они и застряли там с Андреем.
— С Андреем?
— Это сын. И ведь ему через восемь дней, 3 августа, годик исполнится.
— Ты, значит, ему свое партийное имя передал? — переходя на ты, улыбнулся Сталин. — Зато Шая опять тебя Соломоном зовет, я и не понял сразу, о ком он?
Свердлов тоже улыбнулся, но ничего не сказал.
7
…Знакомство их было недолгим по очень простой причине. Сталин собирался бежать еще из Томска, но заметил слишком пристальное внимание жандармов и вынужден был сесть на нарымский пароход. Хорошо, товарищи успели сообщить, что будут ждать в Томске до середины сентября, и передали сухопутный маршрут бегства из Нарыма и деньги под наем лошадей.
В конце августа он из Нарыма скрылся, даже не прощаясь со Свердловым и, конечно, не поставив того в известность о своих планах. Не так они знали друг друга, чтобы рассказывать обо всем. К тому же к Соломону действительно приехали жена с сыном.
Нарымское знакомство не оставило зарубок в сознании Сталина. Разошлись они уже в Петербурге, где через полгода оказался и Свердлов, прикомандированный Лениным к «Правде», которой руководил Сталин. Понятно, началась скрытая борьба за первенство. До тех пор, пока жандармы не арестовали обоих.
Так они оказались в Курейке Туруханского края — опять вместе, опять в ссылке, — где окончательно разочаровались друг в друге. Сталин и сам имел отношение к организации экспроприаций на Кавказе, но в этом низкорослом худощавом еврее он не видел боевика. Это был совершенный убийца, хладнокровный и безжалостный. Как и его подельники — Шая Голощекин, Янкель Юровский из Боевого отряда народного вооружения, созданного Свердловым еще в 1906 году в Екатеринбурге.
БОНВ был настоящей бандой. Об этом Сталину «по секрету» рассказывал позже Ярославский, стоявший у истоков организации, призванной добывать деньги для партии. Каждый боевик в отряде получал ежемесячно по 150 рублей. Сколько получали Свердлов, Юровский, Голощекин и Ермаков — неизвестно, но эти четверо составляли костяк отряда. Причем трое главарей, как и все остальные, беспрекословно подчинялись Свердлову.
Ярославский божился, что летом шестого года «заподозренный Яковом Михайловичем в шашнях с жандармами Петя Ермаков, чтоб оправдаться, застрелил урядника и принес Свердлову его отрезанную голову и половые органы. И был пожалован доверием»…
Кстати, в Курейке, когда неприязнь Сталина еще не вышла наружу, Свердлов и сам кое-что рассказывал о своем БОНВе, который возглавил в 19 лет. Показал даже фотографию, на которой он, с виду молодой студентик в очочках и с бородкой, стоит, подбоченясь и распахнув пиджак, чтоб был виден ремень с большой пряжкой. А на пряжке — череп и скрещенные кости.
— Литера нашего отряда, — добродушно пояснил он Сталину. — Каждому, кто провел в нем год, выдавали такую пряжку.
— Пиратский герб, — усмехнулся Сталин. — Что за детские игры?
— Причем тут пираты, Коба? — насупился Свердлов. — Это же знак Хирама. Он означает, что ты должен умереть, но не раскрыть тайну братства.
— Какого братства, Яков? — всё еще не понимал Сталин.
Свердлов смутился, а потом махнул рукой: что тебе объяснять?
Вспомнив как-то этого Хирама, Сталин спросил у Луначарского, что за странный такой знак? «Это масонский знак, Иосиф Виссарионович, — удивленно ответил тот. — Его посвященные получали при вступлении в ложу в память о библейском царе Хираме, который не выдал врагам тайные слова высших, предпочтя этому смерть».
Масонство? Конечно, никаким масоном Янкель не был. 14 арестов и почти 10 лет ссылки с короткими перерывами на побеги не предполагали ничего, кроме уголовщины. Каким образом он был выбран в председатели ЦИК, совершенно непонятно. Может быть, Ярославский замолвил слово перед Лениным. Может быть, Горький что-то наговорил: он хорошо знал эту семейку. Но вряд ли! Не те у Ленина были отношения с Горьким после революции.
Троцкий активно поддерживал Свердлова. Очень они были похожи характерами. Однако Троцкий в тот период подолгу в Петрограде не задерживался, и дружба их на виду не была.
8
Позже Гриша Каннер через свои связи собрал кое-что, наводившее на мысль о причинах необъяснимого взлета Свердлова. Весной 17-го он вслед за Сталиным, Каменевым и Мурановым вернулся из ссылки в Питер. Но никто его здесь не знал. Да и с чего бы? И Русское бюро большевиков, и ЦК состояли из людей, прошедших съезды и конференции. Свердлов не был нигде! Ну, несколько месяцев в «Правде»…
Короче, он недели три помыкался неприкаянный. А потом исчез. Выяснилось, что по поручению Троцкого уехал в Екатеринбург — устанавливать связь с тамошними партийцами. Возвратился через месяц с небольшой, но полномочной делегацией — Юровский, Голощекин, Ермаков, Белобородов, Минкин, еще двое или трое очевидных боевиков. Они так и ходили за Янкелем в пиджаках с карманами, оттянутыми лимонками и патронами, и с револьверами за пазухой.
Ленин обратил на них внимание: нравились Старику такие ребята, каким он никогда не был. Он рекомендовал Свердлова в ЦК, а тот в анкете понаписал, что чуть ли не с гимназических лет был в РСДРП. Может, и так. Хотя в гимназии-то он всего четыре класса прошел…
Видимо, талмудский бог повернулся к Янкелю ликом, когда Ленину надо было спрятаться от охранки. Свердлов спровадил его в Разлив, а потом и в Финляндию. Причем так ловко и быстро, что оказалось, ни у кого, кроме Янкеля, связи с Лениным нет. Всё через него!
Думается, Ленин тоже понял, что заигрался. Но повернуть вспять уже не мог и двинул слишком активного «масона» на ЦИК: работы много, а власти нет! Не было поначалу, а потом увидели, что получилось…
Да уж, вовремя убрали «красного царя», а то бы пришлось его вместо Старика короновать, а самому отправляться в близко знакомую Турухань или в Нарым.
9
Два врага были. Один — в могиле, другой — в Турции. И вдруг Бухарин! Года не прошло, как они громили Троцкого, Зиновьева и Каменева; обнимались и пили вино за победу… И вот он, за спиной… Сталин придвинул развернутую папку и стал читать:
«Среда 11/7. 9 часов утра.
Разговор с Сокольниковым:
1) Дело зашло гораздо дальше, у Бухарина окончательный разрыв со Сталиным. Вопрос о снятии поставлен был конкретно, но Калинин и Ворошилов изменили. Теперь относятся к Сталину легче, ввиду его уступок.
2) Бухарин дважды говорил: разве вы не понимаете, что я сейчас отдал бы Сталина за Зиновьева и Каменева? У Бухарина трагическое положение: больше всего боится, что вы скажете: линия Сталина правильная.
3) На пленуме речь Сталина — две струи троцкизма. Подлинная — восстановительные цены. Бухаринцы — троцкисты: «чтобы развивать промышленность, нужна дань с крестьян». Микоян тоже: «ножницы — рабочие или крестьяне? — будут еще долго, закрыть ножницы нельзя» (Троцкий тоже хотел закрыть ножницы, да не смог). Сокольников протаскивает троцкизм. Молотов: «Середняк окреп и потому пришел в столкновение».
4) Ответ Бухарина: теория дани ничем не отличается от теории Преображенского «закон первоначального накопления». Ответ Томского: «Если Молотов прав, то какая же перспектива? Вы хотите нэпа без нэпманов, кулаков и концессионеров — не выйдет». Расколотил Кагановича. Выводы: линия Сталина будет бита.
Бухарин в трагическом положении: не хвалите Сталина. Положительная программа напишется вместе с вами. Бухарин сам хочет поговорить со мной. Блок для снятия Сталина. Слова Бухарина: Вы для него — X.Y.? Сталин пускает слухи, что имеет вас в кармане».
Эту записку сегодня утром переслал ему Каменев. Он всего месяц назад вернулся из Калуги, куда его выслали после исключения из партии. Каялся, обещал работать честно на любом месте. Да почти то же самое он говорил и на съезде в октябре 27-го…
Странно и необъяснимо, что к нему — еще без работы сидит! — пошли Сокольников и тем более Бухарин. С этим надо разобраться отдельно.
Сталин нажал на звонок. Вошел неизменный Поскребышев.
— Пригласи Каннера!
Гриша пришел тотчас, как будто за дверью ждал.
— Каменев встречался с Бухарчиком?
— Бухарин приходил к нему домой в среду, 11 июля. Пробыл часа полтора...
— Мне нужна запись этого разговора. Иди к Каменеву и скажи, что этого отчета мало. Если хочет остаться в Москве, пусть расскажет всё. Сядь у него и жди, пока напишет. Хоть весь день жди, всю ночь! Понял?
— Понял, товарищ Сталин!
Каннер вышел. «Ах, Коля, что ж ты такой хитрый?» — улыбнулся Сталин. Он не сомневался, что Каменев напишет всё как было. А потом… Сталин уже был почти уверен в том, что ему нужно делать за этим. Троцкого вышиб. А эту троицу — одним ударом!
*Новый Завет, 1-е послание св. Ап. Павла к коринфянам.
** «Правда», 14 марта 1923 г.
