А ведь и они сто лет назад хотели как лучше...
Всего два дня назад был великий день всеобщего восторга. Никто бы и не заметил этого, спасибо историку Борису КОВАЛЕВУ — напомнил. Очередной публичной лекцией «В терновом венке революции грядет шестнадцатый год», прочитанной им в рамках совместного проекта Новгородского музея-заповедника и Российского исторического общества.
— Картина Ильи Репина «Манифестация 17 октября 1905 года», — для начала Борис Николаевич предложил собравшимся взглянуть на экран. — Какие восторженные лица! Состояние абсолютной эйфории и уверенности, что завтра всенепременно будет лучше, чем вчера. Потому что государь император даровал подданным свободу — слова, печати, собраний, уличных шествий, политических партий...
Как много дум...
27 апреля 1906 года в Таврическом дворце уже заседала Государственная Дума. Первые две Думы распустит царь — за навязчивую идею насильственного передела частнособственнических землевладений и за отказ осудить терроризм. Последняя, четвертая, весьма консервативная по составу, в своей внутренней эволюции дойдет до приветствия Февральской революции. И будет петь «Марсельезу»...
Доктор исторических наук, руководитель новгородской группы Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор НовГУ Борис Ковалев работает сейчас над портретами наших земляков-думцев. Научно-популярный цикл «Новгородские депутаты Государственной Думы» — часть федерального проекта. Аналогичные издания выходят в свет и в других регионах.
Верноподданнический урок
110 лет назад провинциальный Новгород, губернский центр, мало чем отличавшийся от прочих «подчиненных» ему малых городов, был тверд и спокоен. Достойно пережит буйный 1905-й. За исключением инцидента, совершенно не претендовавшего на то, чтобы войти в «хроники».
— Если верить документам жандармерии, а у нас нет причин в них сомневаться, — говорит Борис Ковалев, — единственный эксцесс был связан с тем, что в здании мужской гимназии, ныне это торговый центр «Гагаринский», кто-то осквернил портрет Николая II. Какая именно учинилась пакость, нам неведомо, но директор не на шутку испугался и попытался картину тихо снять. Чем царя уронил окончательно — картина сорвалась и порвалась. О «порче» стало известно представителям новгородского «отделения» «Союза русского народа». Погромщики немалым числом выдвинулись к гимназии. Но закончилось почти мирно. Были биты только стекла...
На этом благостном фоне губерния вошла в «предвыборную кампанию». Ни один сын земли новгородской (женщины тогда еще и думать не могли о депутатстве) не был представлен на баннере или хотя бы на каком-нибудь столбе. Зачем? Сложная, многоступенчатая система преследовала отбор, а не прямые выборы.
Уругвай и жизни край
— Когда знакомишься с источниками, читаешь биографический материал о депутатах, — продолжает профессор Ковалев, — невольно задумываешься о том, насколько трагичен был финал. Расстрелян в 1918-м, расстрелян в 1919-м... Чью-то судьбу нам только предстоит узнать. Я имею в виду депутатов, бесследно сгинувших в постреволюционные годы.
Иным повезло умереть естественной смертью. Но и эти судьбы бесконечно далеки от того счастья, которое так отчетливо проступает на лицах с полотна выдающегося русского художника.
— Кто-то окончит свой земной путь в Уругвае, кто-то — в Бразилии. Например, граф Бенигсен — блестящий юрист, один из крупнейших землевладельцев Старорусского уезда. Человек, которому мы должны быть благодарны хотя бы потому, что он стоял у истоков создания Российского Красного Креста. А депутат Милютин, замечательный инженер, человек, который создал в Петербурге канализацию, избавив тем самым жителей Северной столицы от угрозы периодических эпидемий, в 1942-м глубоким стариком, в глубокой нищете скончается от голода в родном Череповце.
Родная земля примет и боровичанина Матвея Шульгина. Бывший депутат и градоначальник, так много радевший о нуждах своего края, навсегда смежит веки в бане, в которую жить из милости пустит его бывший слуга.
Из-под лжи
Как признается автор, в процессе работы ему пришлось пересмотреть свое отношение к Шульгину.
— Было некоторое предубеждение. Как мне представлялось, он пошел во власть из некоего чувства альпинизма. Вроде у человека есть все, но хочется взять еще и такую вершину. В библиотеке Академии наук есть брошюра, посвященная депутатам Государственной Думы. Если верить неизвестному журналисту, печатавшемуся под инициалами Б.С., а ему, я теперь точно это знаю, нельзя верить ни в коем случае, Шульгин за пять лет, проведенных в Думе, сказал лишь одну фразу. Что в России заключенные слишком хорошо питаются. Поднимаешь архивные документы и с ужасом понимаешь, насколько подлой является такая характеристика. Он выступал сотни раз! И имел только один повод не посещать заседания (чем грешили многие думцы), поскольку являлся попечителем Боровичской женской гимназии. Считал эту свою обязанность не менее важным государственным делом... Я, наверное, многого хочу от журналистики, но нельзя же так — совершенно не думая, чем слово наше отзовется.
По образу и подобию
Ровно на этом месте, убежден историк, напрашиваются невеселые аналогии. Если человек реально работает на общественное благо, это не очень понятно, не очень заметно. Почему? Неинтересно! А эпатажный политик, откровенно работающий на публику, в конечном счете — на себя самого, — чуть ли не пуп земли русской.
— Вот Пуришкевич. К счастью, не из новгородских. Это, аккуратно выражаясь, человек правых взглядов, традиционалист и националист. Очень крупный политик — явно за центнер весом. Матерщинник, грубиян, многократно лишаемый слова и удаляемый из зала. Поскольку он просто садился на свое место и складывал руки на животе, бедные думские смотрители были вынуждены выносить его тушу на руках. Но когда просматриваешь русские газеты того времени, встречаешь нехорошие пассажи, типа: «Сегодня Пуришкевич в Думе не выступал, писать не о чем». Или: «День прошел зря». Вам этот образ никого не напоминает?..
Фото из архива «НВ»
