Окраина посёлка Торбино скрывает зловещую военную тайну
Улица Лермонтова... Все, дальше идти некуда. Дорога превращается в заросшую тропу, ведущую к заболоченному озеру Сосноватик.
Говорят, до войны здесь, в конце поселка, росла ольха. Теперь елки да сосны стоят, обрастая всякой разной порослью.
Местная жительница Галина ПЕТРОВА показывает нам пару сосен с метками, похожими на кресты. Мол, люди так захоронения обозначали. Не сказала бы — не догадался бы. Не очень-то похоже на кресты. Но для торбинских старожилов массовые расстрелы августа — октября 1942 года — никакая не легенда. Тех, кто в войну взрослым или почти взрослым был, среди здешнего люду, считай, не осталось. Их память перешла к детям, к внукам...
Торбино — станция на железной дороге. В войну — тыловая. Немцы тут если и бывали, так диверсанты разве что. Историю про них тоже можно услышать в Торбине. Как частный случай: изловили как-то... Их судьба никого не волнует. Зато советских солдатиков, свозимых сюда на верную гибель, жалеют, что ли. Скотомогильники, и те обозначены на местности, говорит Петрова. А тут — люди...
Верно. Но кто они? Изменники Родины? С точки зрения наших спецслужб того времени. По законам военного времени — разговор короткий.
— Рассказывают, что ребята были молоденькие совсем, — гнет свою женскую линию Петрова. — Может, вся их вина была, что растерялись, испугались?
Рассказывают про девушку, оказавшуюся однажды среди этих обреченных парней. Дважды вымолила себе жизнь, а на третий раз все равно расстреляли. Может, так и было. Может, это уже местный торбинский миф.
Сгоношила нас Галина Федоровна. Почему именно сейчас вышла на журналистов, а не год, не десять лет назад? Оказывается, насторожила ее новость, что лес в аренду собираются отдавать. Вдруг хозяйственная деятельность начнется на могилах?
Мы приехали с бывалым поисковиком, командиром отряда «Гвардия» Александром ОРЛОВЫМ. Смутил он нашу проводницу своим щупом.
— Это такое оборудование у вас?
Александр Николаевич улыбнулся:
— Знаете, сколько человек я уже поднял с этим оборудованием?
Но здесь не вышло пока. Хотя некоторые места, где действительно могут быть останки, Орлов нащупал-таки. И подытожил предварительную разведку:
— Скорее да, чем нет. Надо приехать еще разок — с нашими ребятами, с остановочкой, с ночевкой и спокойно поработать. Но это будет уже по осени, а то и весной, в более благоприятное время для поиска.
Александру Николаевичу далеко не впервой выезжать вот так, по сигналу. Не всегда это находит подтверждение. Бывает и так, что люди показывают в одном месте, а останки обнаруживаются где-то в стороне.
Кто знает, может, и в Торбине будет та же история. Общение со здешними сведущими людьми создает впечатление приблизительности. Совпадает магистральное направление — вот эта окраина, этот лесок.
— Надо от проулочка отмерить размер футбольного поля — там могила была.
Это совет Марии ПАВЛОВОЙ. Живет она совсем в другом конце деревни. Но уверяет, что расстрельное место с детства помнит.
— За стадионом оно было. Перед стадионом школа стояла — у нас же в поселке тысяча детей была когда-то. Не то что сейчас. И садик детский там же был круглосуточного содержания. Моя мама в нем работала, я при ней была. Днем тихо было обычно, а по вечерам — автоматные очереди.
И все же, столько лет — иконку на сосну, а рот — на замок...
— Вы не забывайте, какое было время, — не медлит с отповедью Мария Михайловна. — Приучены были люди молчать и не совать нос куда не следует. В 1932 году у моего отца отобрали дом — ишь, построился, кулак! Папе пришлось уехать на заработки в город, мама с тремя детьми четыре года скиталась по чужим углам.
А все равно, если по рассказам торбинским, детишек с махоркой для «предателей» наших посылали к конюшне, в которой их держали.
— Мой дядя говорил, что бегал с той махоркой, — рассказывает Анна ЛУШНИКОВА, чей дом — ближайший к лесочку. — Сколько себя помню, всегда знала, что недалеко от нас люди лежат. Ребенком была — не задумывалась. Теперь молюсь, поминая убиенных...
Галина Петрова считает, что в лесочке должен стоять поклонный крест. Добавляя, однако:
— Хотя не всем это, наверное, понравится.
Это так. Например, местный краевед полагает, что здесь не передовая битвы за память:
— Может, это жестко прозвучит, но я считаю, что пока «Долиной» не поднят и не перезахоронен с почестями последний, кто погиб, защищая Родину, те, кто лежит в земле у нашего поселка, могут подождать. Когда немец подошел к Малой Вишере, в нашей школе заседали «тройки». Не думаю, что смертные приговоры выносились невинным. Хотя как уж у нас, русских, заведено: лес рубят — щепки летят.
В свою очередь Наталья ПИСКАРЕВА, глава Боровенковского сельского поселения, резонно замечает, что прежде чем ставить или не ставить кресты, надо получить не изустную, а документальную информацию. По просьбам жителей, периодически поднимающих вопрос на сельских сходах, Наталья Геннадьевна обращалась в военкомат. И получила ответ об отсутствии каких-либо данных.
Так что лучше бы «Долине» расставить точки над «i» еще в этом году. Благо что лес торбинский никто вроде пока не пилит.
КОММЕНТАРИЙ
Борис КОВАЛЕВ, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор НовГУ:
— А что дальше? Давайте зададим себе этот вопрос. Допустим, дальнейшие поиски дадут результат, и останки будут найдены. Совершенно очевидно, что существует проблема морального порядка. Если вы спросите меня, есть ли в таких могилах, а их немало найдется в России, невинные страдальцы, то я отвечу, что, скорее всего, да. Это реалии сталинского правосудия. Но главное — это война, а она — вещь крайне жестокая. А есть ли там каратели, изменники, мародеры, шпионы и прочая сволочь? Я тоже скажу: да. Несомненно! В данном случае поднимается тема сохранения исторической памяти вовсе не о героях. Речь идет о людях, среди которых могла быть вовсе не только необстрелянная, растерявшаяся молодежь. К слову сказать, дезертиров как-то не очень было принято куда-то увозить. В целях жестокой военной педагогики их расстреливали не тайно, а так, чтобы видели — в назидание. В данный момент о том, что происходило на станции Торбино, мы не знаем почти ничего. И очень непросто будет узнать. Возможно, там поработал СМЕРШ. Возможно, надо обращаться к архивам спецслужб Волховского фронта. Повторюсь, это сложно. Но как историк я, конечно, хотел бы, чтобы и эта торбинская загадка с расстрелами, о которых мне лично ранее не приходилось слышать, была расследована.
Фото Фархада Юсупова
