Почему после революции у рамушевского старосты возникла надобность писать в Париж?
И довольно долго он состоял в переписке со своим бывшим помещиком графом Беннигсеном — с десяток лет. Надо думать, в государстве победившего пролетариата еще не все было в порядке с точки зрения госбезопасности. А то быстро отвадили б мужика от Парижа.
Конец 1920-го. «Ваше сиятельство, — пишет староста, — все крестьяне мечтают, чтобы вы обратно вернулись в деревню, в свое имение, но все боятся ареста. Дом ваш занят под детский приют, мебель растащена...».
Сообщается, впрочем, что остались-таки рояль и два трюмо. А из бархатных занавесей в исполкоме сделали революционные флаги... Библиотека частью растащена, частью скурена.
«Преданный вам... Низкий поклон ее сиятельству и молодым графиням».
Три года спустя. И уже — совсем другие интонации. «Мы живем при советском правительстве шестой год. Все было за это время — хорошее и плохое. В настоящее время живем, сказать, не плохо, а удовлетворительно».
То есть «хлеба едим досыта, одеты и обуты». Торговля вот возобновляется. НЭП, граждане, НЭП.
Староста сочувствует желанию графа вернуться на родину и уверяет его, что «образ правления наш изменился порядочно, и советская власть никогда не оттолкнет тех, кто идет с нею рука об руку».
Эммануил Беннигсен не вернется в Россию. Последняя его попытка была в 1944-м, когда Бразилия, где он осел, установит дипломатические отношения с СССР. Граф отправится на встречу с первым советским послом. Он будет говорить, что всеми силами пытается помочь своей Родине...
И это — чистая правда. Беннигсен организовал в Бразилии фонд поддержки Красной армии. Правые эмигрантские газеты называли его «агентом Кремля», «сталинским подпевалой». А он собирал деньги для госпиталей, для солдат.
Он делал то же самое, что и в канун первой русской революции, когда занимался помощью раненым в русско-японскую войну, активно работал в Красном Кресте. И то же самое, что и в Первую мировую. Вышвырнутый революцией вон из страны, он смог преодолеть личное — Отчизна выше обид.
Один из
Потомок иноземца, прельщенного русской службой, праправнук Леонтия Беннигсена, начальника штаба в армии Михаила Кутузова в Отечественную войну, он поселится в Новгородской области в 1890-е, вняв наставлению отца: русский дворянин может считать себя таковым, лишь будучи помещиком.
Хозяин Рамушевского поместья станет предводителем дворянства, почетным гражданином Старой Руссы — звание присвоено лично Николаем II по ходатайству городской думы за большие заслуги во благо города и местного образования. В течение десяти лет он будет представлять Новгородскую губернию в Государственной Думе (III–IV созывы).
Разумеется, доктор исторических наук Борис КОВАЛЁВ не мог не посвятить Эммануилу Беннигсену одну из своих публичных лекций, которые проходят в рамках научно-просветительского цикла «Новгород и новгородская земля в 1917 году», организованного музеем-заповедником совместно с отделением Российского исторического общества.
— Мне он представлялся личностью незаурядной, но вместе с тем — одним из многих депутатов Госдумы, — говорит Борис Николаевич. — Но когда брошюра о нем была почти готова, на меня вышел его племянник Андрей Георгиевич Римский-Корсаков, сообщив, что дядя Эммануил написал мемуары. Ни много ни мало 1200 страниц. И часть воспоминаний он мне любезно предоставил. Должен сказать, это — увлекательное чтение.
Много живых характеристик времени и людей...
Вы, батенька, шовинист
Ну где еще можно было прочесть, как простолюдины встречали графа, севшего за руль авто? Между прочим, он первым в губернии приобрел машину. Крестьяне падали на колени, сильно подозревая, что сия повозка без коня, движимая незнамо чем, — есть дьявольское порождение.
Но потом народ научился извлекать пользу. Не раз графу подбрасывали под колеса курицу. По замыслу ездок должен был возместить ущерб, а убитая птица убежать.
Возможно, граф, видя такие картины, укреплялся в мысли о крайней необходимости народного просвещения. Будучи человеком православным, он ратовал, однако же, за светское образование, в интересах которого стоило бы пересмотреть вопрос о поддержке церковно-приходских школ. Эта «научная» позиция едва не вышла ему боком на выборах в Госдуму.
— В Новгородской губернии абсолютное большинство населения было неграмотным. И Беннигсен с думской трибуны требовал, умолял увеличить финансирование Министерства просвещения. За что надо сказать спасибо революции и большевикам, так это за социальный лифт, ликвидацию безграмотности, — рассказывает Борис Ковалев. — Поклоннику Столыпина, стороннику реформ такое было не под силу. В глазах Владимира Ульянова (Ленина) октябрист Беннигсен являлся лишь одним из оттенков «отвратительного буржуазного национализма и шовинизма».
Но не на усадьбе ли графа-шовиниста впервые соприкоснулся с искусством дворовой мальчик Коля Гришин? Будущий признанный мэтр, монументалист, четырежды лауреат Сталинской премии Николай Васильевич Гришин-Томский. Эммануил Павлович, судя по его мемуарам, помнил мальчонку, отмеченного богом.
Депутатский наказ
В воспоминаниях графа — много картинок с думской натуры. Беннигсен порою откровенно сердит на язык. Калужский депутат у него — «абсолютный кретин». Керенский — «болтун». Не щадит даже товарища по партии самарского инспектора училищ. Тот как-то забыл на своем рабочем месте блокнотик. Коллеги полюбопытствовали, и оказалось, что инспектор ставит им за выступления оценки по 5-балльной шкале. Сделал пару речевых ошибок — получи двойку! «Хохоту было немало», — пишет Эммануил Беннигсен.
Критикует Думу за пустопорожность, пренебрежение самым важным. Товарищ Ленин определенно был в чем-то прав.
Да как не вспомнить еще об одном невыполненном Беннигсеном предвыборном обещании — речь шла о крайне неудовлетворительном состоянии новгородских дорог. Новгородские подрядчики, принужденные по старой русской традиции делиться с заказчиками, додумались часть материала, привезенного для ремонта какого-нибудь участка, после визита комиссии погрузить и отправить в другое место, продав таким образом дважды.
* * *
Рамушевский староста, рассказывая графу «последние новости», напоминал: «А часовенка ваша стоит». Память об умершем трехлетнем сыне.
Война стерла все. Никаких следов от усадьбы. И все же вместе с Борисом Ковалевым скажем Эммануилу Павловичу: «С возвращением».
Фото из личного архива Бориса Ковалева
