На прошлой неделе было подписано соглашение между правительством Новгородской области и Национальным медицинским исследовательским центром онкологии имени Петрова (Санкт-Петербург). Директор Центра — главный внештатный онколог Северо-Западного федерального округа Алексей БЕЛЯЕВ — дал эксклюзивное интервью «Новгородским ведомостям».

— Алексей Михайлович, чем вызван ваш визит? Оцениваете работу новгородских онкологов?
— У вас очень хорошие онкологи. В Северо-Западном федеральном округе я бы особо выделил Новгородский онкологический диспансер — это свежее здание, отличное оборудование, чёткая система работы врачей. В наш Центр пациентов из Новгородской области приезжает не так много. Сначала я думал, что они едут в Москву, но после знакомства с онкодиспансером, после проведения аудита его работы сделал вывод: много чего в нём делается на высоком качественном уровне. Если говорить о лечебно-диагностических технологиях, то Центр имени Петрова — экспертный. Новгородские онкологи приезжают на его конференции, они подключаются, когда проводятся интересные операции. В совместных акциях, как, например, в последних проведенных в Великом Новгороде мастер-классах по раннему выявлению заболеваний молочной железы, врачи Центра делятся с вашими специалистами профессиональными секретами. Но на что я бы хотел обратить внимание: сегодня основная деятельность онкологов направлена на снижение смертности от онкологических заболеваний. А данная задача подразумевает, что нужно проводить большой комплекс мероприятий на этапе работы со здоровыми людьми — это первичная и вторичная профилактика, скрининг, диспансеризация, что не является работой онколога. Он занимается больным с момента постановки ему диагноза или подозрения у него заболевания.

— Что тогда не хватает в борьбе с онкологией? Культуры поведения у населения или медицинской грамотности?
— Я бы говорил о том, что нужно повышать уровень онконастороженности у врачей. Когда я ещё учился в вузе, нам, студентам-лечебникам, преподаватели повторяли: «Когда осматриваете пациента, не пропустите рак. Оценивайте его состояние с этой точки зрения, кем бы вы ни стали: хирургом, дерматологом, оториноларингологом...». Увидел стоматолог во рту пациента язвочку, сразу направил к онкологу. Это залог ранней диагностики. Но, к сожалению, часто бывают такие ситуации, что на приеме в медицинской организации никто из врачей не заметил подозрение на рак. А за помощью пациент обращается, когда у него — опухоль. Если женщина пришла на обычный приём в поликлинику, врач должен осмотреть её молочные железы, поинтересоваться, когда она последний раз была у гинеколога. Задача снижения смертности от онкологического заболевания — многогранная. Придерживаться культуры здорового образа жизни, заниматься спортом, правильно питаться — это обязанность гражданина. И работодателю нужно помнить, что есть диспансеризация. Вопросы о здоровье своих работников он должен держать в голове в первую очередь. Думаю, что появится в конце концов законодательный акт, обязывающий его их решать.

— Какую бы вы дали оценку показателям смертности в Новгородской области?
— СЗФО отличается относительно высокими показателями смертности от онкологических заболеваний. Они выше, чем в целом по России. Из 11 субъектов в округе Новгородская область находится в числе регионов с худшими показателями. По одногодичной летальности, по смертности высоки показатели по колоректальному раку, раку лёгкого, раку шейки матки. Почему? С другой стороны, СЗФО характеризуется хорошо организованной регистрацией онкологических заболеваний. Мнение о том, что высокий уровень заболеваемости связан с плохим воздухом, с грязной работой или с тем, что население не совсем культурное, весьма спорное. Констатируем факт по цифрам, а почему они такие, надо разбираться в каждом регионе. Нельзя сделать так, что, убрав какой-то один фактор, все станут здоровыми. Высокие показатели смертности также и в Петербурге, и в Москве. Стареет население, растёт удельный вес онкозаболеваний. А Новгородская область, как и ряд других субъектов, отличается тем, что её население стареет, а молодёжь уезжает.

— К факторам, вызывающим онкологию, относят не только неправильный образ жизни — курение, алкоголь, переедание, но и инфекции. Как в этом случае можно справиться с ситуацией? Или роль вирусов в развитии онкологии преувеличена?
— Доказано, что три формы вируса папилломы человека (ВПЧ) запускают механизм развития рака шейки матки. Более 80 стран ввели вакцинацию девочек от ВПЧ в свои национальные календари прививок. Она делается в школьном возрасте трёхкратно. ВПЧ является также причиной рака полости рта, рака носоглотки. И есть страны, где прививают также мальчиков. В России рак шейки матки — единственная нозология, где растёт смертность среди пациенток до 45 лет. С 2015 года он занимает у женщин первое место по смертности, опережая рак молочной железы. А у мужчин по темпам прироста смертности и нетрудоспособности молодых занимает рак ротоглотки. По некоторым данным, к 2030 году в России он будет превалировать, поэтому и в нашей стране необходимо ставить вопрос о первичной профилактике ВПЧ у мальчиков и девочек в школьном возрасте.

— Но обследование на рак шейки матки входит в программу диспансеризации. И, судя по тому, что вы сказали, эффекта она не принесла.
— Нужны другие принципы проведения обследования, а именно: использовать тест на ВПЧ-инфекцию, а цитологию делать тем, у кого он положительный. Некоторые страны перешли на данный скрининг, он для них оказался более экономически целесообразным. Лучше иметь дорогие, но достоверные исследования. Онкологи не увидели эффекта от диспансеризации, где используются цитологические исследования. Проводя в некоторых регионах акции по раннему выявлению рака шейки матки, врачи нашего Центра смотрят женщин, которым была проведена диспансеризация, и выясняется, что у них — рак, и уже не первой стадии. А с момента начала рака до появления первых цитологических признаков может пройти лет 15. Нужно ориентироваться не на то, чтобы галочку поставить, а на то, чтобы качественные исследования делались высококлассными специалистами. Должный скрининг рака шейки матки подразумевает, что обеспечен контроль качества, специалисты отдельно обучаются ему, охват населения составляет 70% и более, создается база пациентов группы риска.

— В каких случаях пациента из Новгородской области направляют в ваш Центр? Может ли он поехать туда по своему предпочтению?
— Национальный центр онкологии — это высокие технологии, некоторые из них — лучшие не только в России, но и в Европе, это высокотехнологичная медицинская помощь (ВМП). И, конечно, многие пациенты стремятся туда попасть. Но это не значит, что всем там надо лечиться. Если заболевание обычное, не запущенная стадия, его лечение отработано на потоке в новгородском онкодиспансере, то ехать к нам незачем — будет сделано то же самое, что и у вас. Технологии ничем не отличаются от наших. Другое дело, когда заболевание редкое, например, это детская онкология, или необходима трансплантация костного мозга, или перфузия лёгкого, или имплантация суставов. Госпитализация для оказания ВМП будет бесплатной, её профинансирует Министерство здравоохранения. А вот чтобы лечиться по ОМС, необходимо направление от региона. Но сейчас для его получения устанавливают барьер, поскольку вместе с пациентом уйдут деньги по ОМС по тарифам Санкт-Петербурга, а они несколько выше, чем в вашем регионе. За лечение региону будет выставлен счёт. Но если всё-таки есть желание обратиться за консультацией специалиста нашего Центра, то можно записаться к нему через нашу колл-службу.

— О чём соглашение, которое вы подписали с губернатором Андреем Никитиным?
— Оно направлено в том числе на создание более тесной связи двух медицинских коллективов: Центра и диспансера. Речь идёт о том, чтобы взять ваш онкодиспансер как подразделение Центра для обучения специалистов. Возможно, некоторые из них захотят потом остаться в регионе.

— Как вы думаете, какому человеку всё же не стоит идти в профессию врача-онколога?
— Онкология стала наукоёмкой, со стороны хирургии она — самая интересная. Но чтобы в ней остаться, надо уметь общаться с людьми, уметь войти в их положение, когда им озвучивают диагноз. Когда мне приходится регулировать конфликты между пациентом и врачом, то я сразу понимаю, что, как правило, проблема возникает на уровне общения. «Выгорание» — сейчас ходовой термин. Когда мне врач говорит, что он работает на износ, я предлагаю ему идти в физиотерапевты. Я этот термин не признаю, тяжело объяснить пациенту, которому нахамили, что его доктор — «выгорел». Но есть и другая крайность, когда врач настолько близко принимает ситуации больных, особенно это актуально в детской онкологии, что это становится вредным и для его работы, и для его собственного здоровья.

— Комнаты психологической разгрузки в своём Центре не планируете обустраивать?
— Я хочу в каждом его отделении сделать смотровую комнату, где могли бы уединиться доктор и пациент, чтобы побеседовать. Больному не всегда комфортно в палате при других говорить с врачом.

Фото ru.wikipedia.org