Открываю 912-ю страницу, с которой начинается перепись населения боровичского Петровского-Борисоглебского погоста: Жданко пономарь, Обида Нестеров подьячий, Куземка Иевлев кормщик, Лобанко Гаврилов извозник, Иванко Левонов Погоняло портной мастер, Игнашко Харлов коровей пастух, Шестак Васильев пашенной, Пьяница Савин пирожник. Непривычно, таинственно и забавно. Что хранят в себе эти имена, когда исчезли и слышатся ли сейчас их отголоски?
«Первых родов и времён человецы бывше и прежде закона и сущии в законе и благодати до некоего времени даяху детем своим имена, якоже отец и мати отрочати изволит, или от взора и естества детища, или от времене, или от вещи, или от притчи», — цитирует текст одного из Азбуковников филолог Николай Тупиков в «Словаре древнерусских личных собственных имён». Выходит, вопрос имени «с первых родов и времён» решался обыденно и незамысловато: по выдающимся чертам и приметам, по времени года, по ассоциациям и чувствам в период ожидания и рождения младенца, да мало ли ещё по чему.
Росли себе подрастали Ушачко и Лобанко, Ждан и Неждан, Вешняк и Мороз, Ведро и Фуфайка, Поздяк и Первуша, Муха и Таракан. Но поразительнее всего то, что и в XVI веке, когда прошло более пяти столетий с момента крещения Руси, языческие имена всё ещё жили, причём «в тесной дружбе» с именами христианскими. В Писцовой книге Бежецкой пятины, например, имена языческие, а фамилии христианские: Злоба Семёнов, Лютой Терехов, Первушко Иванов, Неклюдко Петров, Пестрик Талызин, Худяк Сидоров, Молчанко Ефромеев. Или наоборот, фамилия сохраняется языческая, а нарекают младенца по новой вере: Васюк Корманов, Гришка Шумов, Степанко Выдрин, Фёдор Некрасов, Федотко Власьев.
Искоренить язычество было делом длительным и тяжёлым, особенно на Новгородской земле. Все события, происходящие в жизни славян, приписывались к действию высших сил. От рождения и до смерти старался человек защитить себя от злых духов, сглаза и порчи. С этой целью давали младенцу «худое» имя, дабы не привлекать внимания духов: Нелюбим, Нехорош, Упырь, Лихой. В Писцовой книге я встретила Злобу Семёнова, Демешку Ананьина (демешка, дёмка — обманщик, плут и сатана), Микифорку Дементьева, Горяина Алексеева, Бедыра Тутманова, Чурилку Овсеева (чураться — ограждать себя словом, заговором), Лютого Терехова. Кроме имён-оберегов, были и имена-номерки, которые давались детям в зависимости от такого, какими те были в семье по счёту. Так, в 1564 году проживали в погосте Петровском- Борисоглебском Первушко Иванов, Третьяк Алексеев, Четырка Яковлев, Шестак Васильев, Поздяк Ортемьев.
Сколько выразительных и неведомых нам имён хранит в себе Писцовая книга! Словно яркая, запоминающаяся мелодия звучат они — отражение русской души, загадочной и певучей, простой и неказистой, без вычурности и ложных прекрас. От них веет жизнью, стариной и современностью…