Записки следователя Палина, подлинные, но отредактированные
В начале 1970-х после окончания юридического института Валерий ПАЛИН был направлен следователем в прокуратуру Окуловского района.
Ушёл из органов в конце 90-х, будучи прокурором-криминалистом в областном аппарате. Тогда многие спецы увольнялись. «Крен такой, что выбило опоры, система рухнула, — вспоминает Валерий Михайлович. — Появились нераскрываемые дела, мхитаряны да кравченки пошли в рост...».
Преподавал, почти полтора десятка лет работал в университете. Теперь на пенсии. Есть время и есть что вспомнить. Недавно мы узнали, что Валерий Михайлович пишет воспоминания. И уже подходяще отстучал на печатной машинке. К ней — профессиональная привычка и уважение.
До компьютеров немного не дослужил.
Грешным делом, пришлось нам мемуары Палина основательно уменьшить в размере, подгоняя под газетный формат. Автор отнесся к этому с пониманием. Для читательского понимания заметим, что случаи, которые он описывает, в советское время стояли особняком. Чтобы не создалось впечатления, будто товарищи преступники беспредельничали покруче, чем это делают их нынешние последователи. Хотя встречались примеры и ныне не превзойденной дикости...
Что еще обращает на себя внимание, так это четкая человеческая позиция. Схемы «плохой следователь — хороший следователь» Палин не признает. «Кто распускает кулаки, тот сам такой же, как те, чьи подвиги он расследует». Не терпит формализма, равнодушия, поэтому в своих записках не щадит кое-кого из бывших коллег. «Как было, так и пишу» — и весь девиз.
Под грифом «М/Ж»
Тихий городок на валдайских холмах. Если бы не железная дорога, соединяющая два мегаполиса, наверное, совсем было бы тихо. Два года я набирался опыта, ничего особенного. Но не зря говорят, что затишье — перед бурей.
Летней ночью в медвытрезвитель зашел мужчина. Днем на бумкомбинате выдали зарплату, все «спальные» места были заняты. Работники вытрезвителя тоже «расслабились». Ответственный дежурный лейтенант М. спал, положив голову на протоколы. Фельдшер Ю., свалившись с топчана, расположился под столом. Видимо, от удара о пол, мозг у него отчасти бодрствовал. Решив, что именно тот, кто под столом, способен его выслушать, вошедший заявил, что в туалете у железной дороги убивают человека. Назвал свою фамилию и удалился.
Наутро Ю. проснулся с мучительным воспоминанием и даже позвонил в райотдел, сообщив, что в туалете, возможно, есть труп. Дежурный выехал на место и убедился, что сон фельдшера вещий. Тут же оповестил начальника.
В восемь утра ко мне пришли из милиции. Худшего на свой день рождения я не мог и придумать. Отхожее место под грифом «М» и «Ж» представляло собой полуразрушенную кирпичную постройку, о предназначении которой можно догадаться минимум за 20 метров.
Передо мной пулей выскочили понятые. За ними — угрозыск. Картина убийства была мерзкой и жуткой. После осмотра места происшествия никто не хотел выносить тело. Даже под угрозой увольнения. Пока все препирались, присланный к нам водитель, оценив обстановку, вспомнил, что заканчивается бензин, и умчался на заправку.
Судебный медик определил, что убитый все равно был не жилец. Ему оставалось от силы полмесяца: последняя стадия туберкулеза. В одежде оказалась справка об освобождении из мест лишения свободы. В руке остался клок чужих волос. Дело было возбуждено по факту умышленного убийства из хулиганских побуждений с особой жестокостью.
Фельдшер, собрав в кулак волю и разум, смог описать ночного визитера — невысокого мужчину, похожего на татарина. Тот в свою очередь описал приметы вероятного убийцы. И даже опознал его, просмотрев фотоальбомы ранее судимых. Гражданин Лебедев пять раз был судим за злостное хулиганство с особой дерзостью! Он был высок, силен — как это и представляли себе эксперты. Место убийства — на его обычном маршруте. Много было других зацепок. Подозреваемый врал, путался, но признал, что заходил в тот туалет. При этом ботинки, в которых он был в тот вечер, у него потом почему-то украли.
В самый ответственный момент — закрепления доказательств — неожиданно получаю приказ о направлении на учебу в Ленинград. Прокурор области успокоил, что поручает дело опытнейшему Д., приехавшему к нам из Туркмении, где он работал следователем по особо важным делам.
Все тайное становится явным
Вскоре меня вызвали на совещание в облпрокуратуру. Докладчиком был Д. С его точки зрения, я привлек к ответственности невиновного, а настоящий убийца — Гальмутдинов, приходивший в медвытрезвитель, чтобы оговорить Лебедева. Мне устроили разнос, не дав возможности высказаться.
От оперативников узнал, что Д., задержав Гальмутдинова, увез его в Боровичи, где с ним и работал. Кроме того, задержал на несколько суток сожительницу Гальмутдинова и отпустил, получив нужные показания.
Спустя несколько лет председатель облсуда Недвецкий неожиданно сказал мне, что когда он находился по своим делам в одной из колоний, к нему подходил заключенный по фамилии Гальмутдинов и заявил, что незаконно осужден. Судья предложил ему подать жалобу в письменном виде. Насколько мне известно, Гальмутдинов по каким-то причинам этого не сделал.
Опытнейший Д. погорел в 1986-м, когда направил в суд уголовное дело, признав четверых человек виновными в убийстве беременной женщины в Новгороде. Обвинитель просил вынести им смертный приговор. Но процесс по нашумевшему делу Недвецкий вел лично. Очевидно, он не забыл про осужденного Гальмутдинова. Обвиняемые не были ангелами и получили свое, но не за это убийство.
Суд, несмотря на их признательные показания, направил дело на дополнительное расследование. И вот превратность судьбы — дело поручили мне. Листая многотомный труд, я отчетливо представил себе стиль нашего непререкаемого авторитета, не стеснявшегося в выборе средств для сбора доказательств.
Настоящим виновником гибели новгородки оказался маньяк, сознавшийся в 25 изнасилованиях. Возможно, не все потерпевшие обращались в милицию. Вскрылись случаи, когда милиция отказывала заявительницам.
Троих сотрудников привлекли к уголовной ответственности. И таким образом, можно сказать, была удовлетворена претензия мерзавца, приговоренного к расстрелу. Он совершенно официально подал жалобу на действия правоохранительных органов, обвинив их в том, что стал убийцей. Мол, если они взяли бы меня раньше, я никогда никого не задушил бы.
Людоед и душегуб
Кстати, о маньяках. Никакой закономерности: капитализм, социализм ли на дворе. Вот нет в нашей губернии уже много лет ничего подобного, и слава богу. А когда было, не утешение, конечно, но все же — звери-то пришлые. Не на нашей новгородской земле матери их произвели на свет.
Со стороны завелся у нас один такой и в поселке Кневицы Демянского района. Матерый рецидивист, 20 лет по тюрьмам. Нашел себе подругу жизни — даму весьма легкомысленную, но с квартирой в Ленинграде. Решили они строить новую жизнь. Купили сельский дом. Работать новоиспеченный семьянин не умел да и не хотел. А выпить любил, ну и закусить, конечно. И однажды мужика этого переклинило. Порешил он одного местного жителя и... освежевал. Как он сам мне впоследствии объяснял причину происшедшего: «Я смотрел на него и думал только про то, что хочется есть».
Есть такие моменты, когда человек не в состоянии преодолеть свой животный инстинкт. А этот был натуральный зверь. Шесть побегов за плечами, в таких случаях бывалые зэки, как известно, берут с собой кого-нибудь в качестве ходячего провианта. Не всегда, конечно, но случается такое, не сказки это. Вот и он человечинки попробовал.
Прошу прощения за подробность, заготовки еще сделал. И даже послал соседа-собутыльника на базар продать излишки. А там торговки заподозрили что-то неладное, бегом к участковому.
Людоед не отпирался. Никогда не забуду этот тупой волчий взгляд исподлобья. И посудой на кухне я был так впечатлен, что... ни слова больше.
К расстрелу, конечно, приговорили. Он ведь уже был судим за убийство. Правда, формулировку мою изменили. Я предъявил ему обвинение в убийстве с целью употребления в пищу. В окончательной редакции: убийство на почве ссоры. Надо же понимать, что в стране развитой социализм, а мы тут реликта такого раскопали. Нехорошо. А как быть с тем, что после ссоры кто-то кого-то скушал? Никак. За поедание мертвых статьи не полагалось.
Посадили его в автозак живым, а как открыли дверь — готов. Приговор привели в исполнение зэки. Просто из страха убили. Зазеваешься, того и гляди, ухо откусит.
Если опустить запредельщину самого преступления, технически дело было из простых. И наоборот, так часто бывает, что-нибудь довольно заурядное вдруг выдаст интригу, неожиданный поворот, да и не один. Таков еще один случай из моей окуловской молодости.
Двое с носилками
На этот раз дело было по зиме. Правда, по календарю — конец марта. А морозило будь здоров. Мы снова встретились на узкой железной дорожке с начальником РОВД О. Он — с выговором за развал работы в медвытрезвителе, а я — в «туалете». И вот еще одна возможность отличиться: поступило сообщение, что за городом у полотна лежит труп.
О. битый час препирался с коллегой из транспортной милиции — начальники выясняли территориальную принадлежность трупа. Каждый считал, что это «не его». Я заметил, что рано это обсуждать, не побывав на месте, чем еще больше возбудил обоих. И было чего переживать: минус 30, глубокий снег, несколько километров пешком — потому что не проехать.
Полдороги начальники спорили, в запальчивости ускоряя шаг, отчего мы с прокурором района Иваном Кивестом, нагруженные криминалистическими средствами, с большим трудом поспевали за этими жеребцами. На беду Иван Густавович провалился в яму, разбив банку с водой и облив себе сапог. Мало того — понятые безнадежно отстали. Люди они были уже старые, а дядя Миша к тому же с ногами несколько разной длины. Я пошел назад, подхватил обоих. Когда вернулся, О. жег бланки из моего портфеля, отогревая прокурорскую ногу.
Добрались затемно. На лыжне у ограждения железной дороги лежал труп женщины, накрытый пальто. Одежда разбросана, кровь, отчетливая дорожка следов к дырке в заборе. Складывалось впечатление, что нападавший что-то искал, что-то ему нужно было отнять у жертвы. По всей видимости, он ее даже пытал.
Начальники вернулись к своему спору. Прокурор ушел, чтобы решить вопрос о транспортировке тела. Я остался один. Снял гипсовый отпечаток со следа, только один раз и получилось. Раствор быстро замерзал, не схватывался. На мне было пальто «на рыбьем меху», стал бегать, как заяц по поляне. «А вдруг прокурор заблудился?» — всякие мысли лезли в голову.
Вдруг послышался треск кустарника, сопровождаемый отборным матом. Подумалось, что это могут быть преступники, решившие замести следы. Отошел в сторонку, достал из портфеля острый щуп — все что было. Из кустов, едва не споткнувшись о труп, выскочили двое с носилками. Оказалось, «суточников» прислали на подмогу. Погрузили тело, мой портфель с вещдоками и как припустили! Мужики сильно переживали, что останутся без ужина.
Обещал покормить за свой счет. Куда там! Опустив носилки у дверей морга, арестанты умчались, оставив меня дожидаться санитарки.
Марья Васильевна
Она считала себя начальником морга, не меньше. Вдвоем с нею мы внесли покойницу, там же я оставил до утра свою кримтехнику, не в силах больше ее таскать.
Неопределенного возраста, коренастая, косая сажень в плечах, каменный характер. И взгляд — от него мурашки по коже. А у меня работа такая, что надо общаться с этой милой дамой. Ругаться в основном. Любила осматривать покойников прежде нас, криминалистов. Одежда пропадала, и вообще затрудняла Марья Васильевна своим поведением нашу работу. Не раз состоялся разговор с главврачом, но он, проявляя полное понимание и участие, неизменно объяснял: «Рад бы заменить, но желающих не найти, может, у вас есть кто-то на примете?». Пришлось, как говорится, принять меры. После очередного демарша Марьи Васильевны, отказавшейся принять «клиента» ночью, мы оставили покойника в приемном покое больницы.
Наутро главврач моментально нашел новую санитарку. Продержалась она на работе почему-то аж три дня, после чего снова воцарилась Марья Васильевна, пообещав, что если я попаду в ее заведение, то буду зашит самым художественным образом, а лицо примет вид намного лучше прижизненного.
После доставки трупа из туалета хозяйка возненавидела меня люто. И все же удалось укротить строптивую. Попалась санитарка на «золотой» крючок. Однажды ко мне обратилась женщина, сообщив, что на похоронах соседка лежала в гробу без золотого кольца на руке, хотя в морг отвозили с кольцом.
Вызвал в прокуратуру, все разъяснил. В ответ — угрюмое молчание. Потом истерика. Санитарка обвинила меня в нарушении каких-то инструкций, дескать, направляю тела с золотыми украшениями, на которые любой может позариться. Однако спустя час после беседы начальница морга вернулась обратно, бросив мне на стол обручальное кольцо. «Вот, нашла среди барахла ваших покойников».
По моему предложению она отнесла кольцо родственникам, придя с полученной от них распиской. С тех пор у нас с Марьей Васильевной не возникало никаких разногласий.
Словом, я был совершенно спокоен за свой портфель и технику.
Командировка с катастрофой
Все только начиналось. Мне и в голову не могло прийти, какие приключения мне предстоят из-за той несчастной, которую нашли у тупиковой ветки. Никто не знал, кто она, как к нам попала. Нашлись только свидетели из местных, показавшие, что у дамы при себе имелись приличные деньги. По крайней мере мотив преступления представлялся ясным.
Через месяц после загородной прогулки по морозу в моем кабинете появился сотрудник угрозыска областного УВД капитан Кропачев, пояснив, что прибыл для участия в раскрытии убийства. Дело на особом контроле, следственные группы уже выезжали в Ленинградскую область и в Москву, но безрезультатно.
У меня — холодок по спине. Как же, помню, чуткий прокурорский контроль Александра Васильевича Алексашина и выволочку от него же. Рано утром меня ждал еще один сюрприз: прокурор области прислал за мной машину, чтобы я ехал в Новгород. Зачем? Водитель ничего не знал. Гнал как сумасшедший, наплевав на Правила дорожного движения. Захожу в кабинет к главному. На город упал самолет, есть жертвы, немедленно приступай к осмотру. И черт меня дернул спросить, где эта улица Карла Маркса? «Мне тебя еще и в туалет за ручку водить?!». Лучше бы не напоминал про туалет. Я рванул как спринтер. И такую энергетику приобрел от общения с прокурором, что с удостоверением в руках растолкал оцепление, через которое меня не хотели пропускать. На лейтенанта, направившегося было ко мне, так рявкнул, что тот чуть заикой не стал.
Не обращая ни на кого внимания, приступил к осмотру. Ко мне стали обращаться с вопросами — военнослужащие, милиция, специалисты. Все встало на свои места.
Разбор завалов и осмотр продолжался трое суток. Большая трагедия: 12 жильцов погибли, десятки людей пострадали. Огромный материальный ущерб.
Не успел, как говорится, отдышаться — командировка в Москву.
Правильный лещ
По дороге Кропачев меня наставлял. Чтобы я не козырял удостоверением сотрудника прокуратуры перед милицией, там наш «орган» не особенно любят. И вообще будет лучше, если я представлюсь младшим сотрудником угрозыска. В присутствии старшего, то есть его, Николая Михайловича Кропачева, ничего предъявлять не понадобится.
Мне это не больно понравилось, но Кропачев действительно старший. Разница в возрасте у нас была лет пятнадцать. Спокойный, рассудительный. Были в нем качества, которые неплохо бы перенять. К слову, и о его начальнике Олеге Ильиче Ларине у меня остались наилучшие воспоминания. Да и о своем руководителе Алексашине спустя годы думаю с теплотой. Натаскивали меня, юнца, а я было в обиду. Из-за его природного сарказма. Хотя Александр Васильевич без нужды этим острым оружием не пользовался. И на самом деле я многим ему обязан.
Мы работали по вокзалам. Через каждые несколько минут отправляются поезда, снуют туда-сюда огромные массы народа. Не знаю, как сейчас, тогда преступным раем считалась Ярославка.
Вторая ночь на вокзальных скамьях далась хуже. То и дело просили подвинуться, задевали чемоданами. Третий день в Москве. Напарник угрюмо молчит. Хочется домой. Наконец Кропачев, нарушив молчание, предлагает проехаться еще раз. Транспортная милиция уже нас узнает, сочувствует, предлагает чай. «Надо же, упертые какие. Мы думали, вы накупили колбасы и смылись».
Нам повезло. Кропачев в дежурке на Павелецком напал на след: была заява на женщину, похожую на нашу потерпевшую. Оказалось, некий кандидат наук, проводив жену на курорт, познакомился с Раей и Леной — дамочками легкого поведения. Само собой, романтический вечер дорого ему обошелся. Потом еще на одном вокзале опознали лицо окуловской жертвы. Нашлась ее сумка с вещами, из камеры хранения перемещенная на склад невостребованной клади, в ней паспорт на имя Раисы Кострыкиной.
Оставалась самая малость — установить личность убийцы. Помог начальник угрозыска Казбеков. Громогласный, уверенный в себе. Поинтересовался: «А что, в Новгороде нет больше важных дел, если вы шваль по Москве ищете? У нас на раскрытие убийств порядочных людей сил не хватает». Его подчиненные стали рассказывать всякую жуть: «Третьи сутки ищем гадов, которые надругались над мальчиком и бросили под поезд...».
И тут я понял, зачем Кропачев велел взять с собой копченой новгородской рыбы, а потом в поезде наорал на меня, когда я собрался ее есть. Объемный сверток с лещом лег на стол. Николай Михайлович достал фирменную новгородскую настойку. Завязался обмен опытом.
До конца командировки у нас появилась крыша над головой. Ну и по работе москвичи хорошую нам дали наводочку. Вскоре мы искали не кого-нибудь, а Лешу-сынка, и у нас пошли конкретные разговоры с постоянными обитателями Ярославки. Наконец, некто Мясник предложил посетить один барак. И забраковал Кропачева: «Ты стар для вора». «А ты подходишь», — это про меня.
На дне
Когда мы остались с ним вдвоем, я узнал следующую часть его плана: «Трезвым туда идти нельзя, братва насторожится». Зашли в рюмочную. «Ты на опера не похож, — начал Мясник. — На старшем твоем это прям написано, а ты, наверное, прокурорский? Следователь? Весь такой деликатный». Потом он стал подробно учить меня, как себя вести. Я вспомнил о регулярных наставлениях от прокурора. И уголовник — туда же. Забавно.
Вот и барак — длинное двухэтажное бревенчатое здание. Стекла забиты тряпьем, вдоль стен кучи мусора... «Идем наверх, внизу — босота», — пояснил провожатый. Крутая лестница, длинный коридор, ряды комнат. Женский смех, гитара, блатняк. Бьет по ноздрям зловоние. Какая-то дама приглашает составить ей компанию, партнеры лежат в стельку, ей скучно. Я не испытывал такого чувства гадливости даже в том привокзальном сортире, где был убит человек.
Да и вообще не по себе. Стоит кому-нибудь из этой публики всерьез задуматься: «А это еще кто?» — и... Потерял счет времени, наконец, Мясник говорит, что надо уходить, сегодня Сынка нет. Я вышел оттуда с мыслью, что пусть все-таки розыскной деятельностью занимается Кропачев. Когда вернулся из вертепа, он даже не спросил меня об успехах. В пепельнице было полно окурков.
Мы все-таки его нашли. Во время очередного просева на вокзале одна проститутка, узнав подозреваемого на фото, сказала, что недавно его видела — жаловался, что пришлось лечиться от сифилиса. Проверили диспансеры, к счастью, их в Москве оказалось только три. И, о, удача! Завотделением Анна Ивановна говорит: «Да это же Леша Вараксин!». Несет историю болезни, рассказывает, где он живет, кто родственники. Про его трудное детство и какой он на самом деле хороший мальчик. Этот мерзавец легко втерся в доверие к сердобольному врачу. Она его даже приглашала пожить у себя в квартире.
Взяли его в Сызрани. Я сразу выехал на допрос.
«Привет от Гавроша. Мясник по тебе скучает, девочки с «плешки» соскучились...».
С ним случилась истерика:
«С…и позорные, развязали языки поганые!.. Как я мог забыть про адрес у врача?!». Вину, однако, отрицал. На вопросы, куда подевались деньги потерпевшей и кто был третий в день убийства, ничего не отвечал. Молчал до окончания следствия.
Среди свидетелей по его делу была молодая особа, выглядевшая гораздо старше своих 18 лет. Звали ее Валя-поросенок. Потомственная проститутка. Бабушка еще при царе на Ярославке работала. Много чего про всю их «малину» порассказывала и про Сынка. Вор, сутенер, мокрушник. Хороший такой мальчик. Всего-то 20 лет.
А в Магадан?
Прокурор меня все-таки добил. «Надо бы, — говорит, — еще в Магадан прокатиться, а то один свидетель уже там сидит, который знает, кого именно обчистила Рая, убитая Сынком». Я психанул: «Все, переводите куда хотите, увольняйте, не поеду! Не буду больше копаться в этом д...е!». Через два дня обвинительное заключение было подписано.
Вараксина осудили на 10 лет. Мой начальник мне лично про это сообщил. И про премию в 120 рэ. 60 — мне и по 30 — обвинителю и окуловскому прокурору.
Как только Сынок вышел на волю, была убита Валя-поросенок. Она знала, что все так может закончиться, а все равно была со мной откровенна. Будто мстила за свою жизнь, загубленную с самого начала. Мои соображения о возможной причастности к ее смерти Вараксина в столице никого не заинтересовали. А говорили, что наш опыт расследования жестокого преступления следует распространить за пределы области.
