Пытки гражданского населения украинской армией стали нормой. Своим мнением делится Максим ГРИГОРЬЕВ, член Общественной палаты РФ.
Фонд исследования проблем демократии, который я возглавляю, на протяжении долгого времени старается затрагивать наиболее острые темы. Сравнительно недавно мы наблюдали за ситуацией на Евромайдане, присутствовали в Крыму, расследовали ситуацию с Одесской Хатынью. Очередным предметом работы стало все, что связано с Донецкой и Луганской народными республиками. Отдельно отслеживаем то, что происходит на юго-востоке Украины.
Шестидневная поездка в Донецк, которую я совершил на прошлой неделе, была связана именно с этим. Кстати, достаточно символично, что 4 ноября наши коллеги из Общественной палаты Новгородской области были в Москве, участвовали в акции «Мы едины!», призванной сплотить народ. Я поддержал их из девятиэтажки в аэропорту Донецка, поблизости от которого опять шли бои.
Надо сказать, ситуация там непростая. В первый раз, когда мы пытались проехать в аэропорт, начался обстрел, и я видел, как на расстоянии в 50 м от меня горит дом, в который попал артиллерийский снаряд. Из соображений безопасности нам пришлось повернуть обратно. В следующий раз мы тоже были вынуждены возвращаться. Только третья попытка пробраться в аэропорт оказалась удачной, но через несколько часов пришлось уехать, потому что опять начинали стрелять.
Я был и на месте, где упал «Боинг». Совершенно очевидно, что международное расследование, которое сейчас проводится, пока не идет на достаточном уровне. Мне сложно судить, являются ли виной всему недостаточная активность, некомпетентность или давление на уполномоченные международные организации, но совершенно очевидно, что все части «Боинга» следовало вывезти давным-давно и подвергнуть экспертизе, а их начинают вывозить только сейчас. И это при том, что в каждой из них может быть фрагмент боевой части ракеты или авиационного снаряда. Конечно, мы ничего не трогали, только осмотрели, но даже то, что я видел, — достаточно важные объекты для экспертов. Повреждения, вполне возможно, нанесены ракетой или снарядами, но оценивать это должны специалисты.
Довелось присутствовать при обмене пленных и беседовать с теми, кого выдала Донецкой народной республике украинская сторона. Буквально сразу после обмена ехал с ними в автобусе, беседовал и фиксировал свидетельства.
То, что происходит, является нарушением всех норм. О большинстве фактов, которые я услышал от людей, читателям, наверное, не нужно знать для их же душевного спокойствия. Мне это напомнило о действиях фашистов в годы Великой Отечественной войны.
Могу сказать, что самые жестокие пытки пленных — это норма для силовиков. Практически всем имитируют расстрел, пугают убийством и насилием над родственниками, часто используют электроток, кидают в ямы с уже убитыми людьми, специально разрывают раны после ранений, используют дыбу, не дают есть и пить по нескольку суток, кого-то отправляют на минные поля. Недавно начали использовать американскую методику с утоплением: топят, человек задыхается, потом его откачивают. При этом почти половина всех пленных, если не больше, — мирные граждане, которые даже не держали в руках оружия. Я беседовал с человеком, которого задержали, так как у него в телефоне записан номер российского журналиста.
Мы встречались и с мирным населением, заходили в дома, в том числе в те, где побывала украинская армия. Мне рассказывали, как колонны украинской техники вывозили из домов ковры, диваны. Мародерство носит абсолютно бытовой и массовый характер. Забирают белье, одежду, еду из холодильников. Людей не выпускают из домов, пугают расстрелами.
Тем не менее надежда на лучшее еще есть. Сейчас украинские войска показали свою неспособность решить конфликт силой, а население Донецка и Луганска, по большей части, не хочет иметь никакого отношения к Украине. Основной вопрос — обеспечить отвод войск. Россия предпринимает шаги, чтобы донести правду о происходящем до мирового сообщества. Это очень важно. Мы продолжаем работу, чтобы добиться мира.
