Обнаружены новые свидетельства трагической судьбы пациентов Колмовской психиатрической больницы
Пожалуй, нечасто медики приглашают на свои сугубо профессиональные встречи специалистов из других сфер.
Тем любопытнее становятся выступления тех, кто, не занимаясь врачебной деятельностью, раскрывает темы, касающиеся медицины. Именно к таким можно отнести доклад доктора исторических наук, профессора НовГУ Бориса КОВАЛЁВА «Медицинская этика в психиатрии: история уничтожения Колмовской психиатрической больницы».
На прошлой неделе он представил его на конференции, посвящённой актуальным вопросам неврологии и психиатрии, в Институте медицинского образования. Корреспондент «НВ» побеседовала с известным историком перед его выходом к медицинской аудитории.
— Борис Николаевич, как так получилось, что вы оказались участником данной конференции?
— По большому счёту, это стечение обстоятельств. Удачно сложились два фактора. Первый заключается в том, что Санкт-Петербургский Институт истории Российской академии наук, чьим ведущим научным сотрудником я являюсь, задумал организовать семинары для новгородцев, интересующихся историей. Второй — немецкие коллеги передали мне несколько десятков фотографий Новгорода, когда он был оккупирован немцами. Снимки долгое время хранились в военном архиве ФРГ. Среди них есть бытовые фото немецких солдат, а также покадровая съёмка больных Колмовской психиатрической больницы буквально за несколько дней, а возможно — часов, до их уничтожения.
— Покажете то, что прежде нигде не публиковалось?
— О трагической истории больницы хорошо известно. Известно и о многочисленных жертвах. Но обнаруженные изображения персонала и пациентов больницы действительно уникальны. А кроме того, эти снимки демонстрируют, как палачи совершенно спокойно и рассудочно фиксировали лица жертв перед смертью.
— Вы учитываете специфику публики, перед которой собираетесь выступать?
— Тема, безусловно, медицинская. Когда я обратился к Виктору Робертовичу Веберу, и не столько как к ректору НовГУ, а как к заведующему кафедрой внутренних болезней, неврологии и психиатрии, то думал, что он мне предложит выступить перед студентами-медиками. Но он дал возможность, что называется, заняться высшим пилотажем. К сожалению, никто из психиатров темой Колмовской больницы серьёзно не занимался. Она была частично засекречена. И советское руководство пыталось эту страницу если и не стереть из истории Новгорода, то хотя бы подтереть.
— Потому что оккупационный режим предполагает не только героизм, но и предательство? То есть неловко было вообще о нём вспоминать?
— Причина в другом. В одном из уголовных дел, которое хранится в архивах ФСБ, есть записочка, объясняющая, как так произошло, что сотни больных (по архивным данным, их было более 800) были фашистами в итоге умерщвлены. Одни получили смертельные инъекции. Другие зимой 1941—1942 года умерли от голода. В справке от исполкома Новгородского горсовета трудящихся депутатов говорится о том, что пациенты психиатрической больницы не были вывезены в глубь страны из-за отсутствия транспортного средства. Между тем для эвакуации пивного завода он был найден.
— Что самое страшное в этой истории?
— Самое страшное даже не в том, что пациентам вводились убийственные дозы скополамина. К слову, согласно одному из источников, уколы делал Борис Филистинский, будущий профессор Вашингтонского университета, литературовед, один из дикторов «Голоса Америки». Страшно, как общество готовили к этому убийству. На примере Колмовской больницы я хочу показать, что она — лишь частный случай. Для тоталитарного режима Третьего рейха характерно отношение к больным людям как к шлаку. Их уничтожение рассматривается как высший акт гуманизма. Но на самом деле он является циничным, бездуховным, а для врача — аморальным. Это история о подмене понятий.
— Тогда каково ваше объяснение тому, как в стране, где началось развитие психиатрии, к психиатрическим больным стали относиться как к недочеловекам?
— История Третьего рейха показывает, как тонкий слой цивилизованности и псевдонормальности может быть стёрт. Нет страшнее той заразы, которая охватила Германию в начале 30-х годов прошлого века. Тогда появилась фотография, запечатлевшая, как заключённый концлагеря пожимает руку эсэсовцу и благодарит его за своё исцеление. Концлагерь рассматривался как лечебное учреждение, а эсэсовец — как врач. И именно в то время наиболее обсуждаемым вопросом стал вопрос об эвтаназии. Было подсчитано, что страна легко может расстаться со 100 тысячами своих недограждан. Гитлер издал указ, согласно которому объявлялось, что любой дипломированный врач имеет право в качестве акта милости даровать своим пациентам смерть.
— Некую психологическую подготовку перед массовым убийством пациентов проходили и колмовские медики?
— История об уничтожении больных Колмовской психиатрической больницы всплыла на Нюрнбергском процессе. И генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич обратил внимание, что местное население считало, что умалишённых можно исцелить. А также он отметил, что русские врачи негативно относились к эвтаназии. Между тем в больницу приезжали немецкие психиатры. Они убеждали своих русских коллег, что недуг их пациентов не лечится, а уничтожается. И добавляли (звучит это жестоко и цинично), что грядёт голодная зима и продуктов питания не хватит даже на здоровых. Так сделайте доброе дело — не мучайте больных пыткой голодом.
— Есть ли сведения, что врачи больницы были каким-то образом причастны к гибели пациентов?
— Скажу, что в 45-м году органами госбезопасности СССР были осуждены медики Псковской психиатрической больницы «Черняковичи». Факт, свидетельствующий, что лекции немцев всё-таки принесли результаты. Следов, что они подействовали на новгородских врачей, в розыскных и уголовных делах, хранящихся в архиве управления ФСБ, я не нашёл. Поэтому говорю, что клятва, которую они произнесли при получении диплома, нарушена ими не была.
Фото из архива Бориса КОВАЛЁВА
