Зачем товарищ Сталин примирил советскую власть с православной церковью, и как это происходило в Новгородской области
Осенью 1943 года в отношениях между Советской властью и Русской православной церковью произошли радикальные изменения. 4 сентября состоялась встреча Сталина с митрополитами Сергием Страгородским, Алексием Симанским и Николаем Ярушевичем, которая явилась поворотным моментом в государственно-церковных отношениях.
8 сентября Архиерейский собор...
...избрал митрополита Сергия патриархом и назначил епископов в ряд епархий. Из лагерей стали возвращаться опальные иерархи. Была восстановлена деятельность Священного синода. Все еще шла война, и власть взяла курс на использование сил и влияния Церкви в своих интересах и под своим контролем. В 1944 году создается Совет по делам РПЦ и открываются богословские курсы в Саратове. Готовилось открытие Духовной академии и семинарии. В 1945 году организуется Издательский отдел РПЦ, начинает выходить «Журнал Московской патриархии», а в 1946 году создается Отдел внешних церковных сношений.
Обстоятельства диктуют
Сталин пошел на «примирение» с Церковью не столько по собственному желанию, сколько по целому ряду сложившихся обстоятельств. Во-первых, становилось уже неприличным хранить молчание по поводу позиции Церкви в войне, умалчивать о патриотическом и практическом вкладе Православной церкви в дело победы над врагом и акцентировать внимание общества на насаждении Церковью одних лишь религиозных чувств.
К началу Великой Отечественной войны в СССР сохранился 3021 действующий храм, 3000 из которых находились на территориях Молдавии, Украины и Белоруссии, вошедших в состав СССР в 1939—1940 гг.
Митрополит Сергий первым 22 июня 1941 года обратился к верующим с воззванием о защите Родины. В годы войны Русская православная церковь осуществляла сбор средств на нужды обороны, вещей и подарков для военнослужащих (на общую сумму в 300 млн. рублей), организацию приютов для сирот, медицинскую помощь, моральную поддержку партизанского движения. На церковные средства были построены танковая колонна «Дмитрий Донской» и авиаэскадрилья «Александр Невский».
Во-вторых, приближалось открытие Тегеранской конференции, на которой Сталин собирался поднять вопрос об открытии второго фронта. На этом настаивала и западная общественность во главе с настоятелем Кентерберийского собора Хьюлеттом Джонсоном. На Западе уже были наслышаны о борьбе Русской православной церкви с нацизмом. Поэтому на конференции вполне мог возникнуть вопрос не только о положении Русской церкви на текущий момент, но и об отношении к ней власти большевиков.
В-третьих, делегация Англиканской церкви, возглавляемая архиепископом Йоркским, получила разрешение посетить СССР с визитом, дабы воочию убедиться в положительных переменах. И, наконец, следовало дать адекватный ответ на идеологическую инициативу врага, открывавшего в ускоренном порядке в оккупированных областях православные храмы, закрытые Советской властью перед войной.
На этом же настаивали верующие в освобожденных районах страны, а также в избежавших фашистской оккупации северо-восточных районах Ленинградской области, куда до 5 июля 1944 года входили Новгородский, Боровичский и Псковский округа. Последовало распоряжение СНК СССР местным исполкомам о предоставлении сведений о состоянии и количестве действующих церквей на территории СССР.
В ноябре 1943 года в Боровичский райисполком поступил секретный запрос о количестве действующих церквей в городе и районе. Но оказалось, что на 15 декабря 1943 года таковых в наличие нет. Все три городские церкви были заняты под хозяйственные нужды. В Боровичском районе все 15 уцелевших церквей были заняты под склады и хранилища. В Опеченском районе из 17 церквей 11 использовались под хозяйственные нужды, шесть — стояли заброшенными. Лишь к 15 июля 1944 года в Боровичах смогли открыть Успенскую кладбищенскую церковь, но работы по ее восстановлению заняли много времени. Богослужение началось лишь 1 января 1945 года.
Чем хуже, тем лучше
Пропагандистская машина вермахта не преминула использовать ошибки Советской власти в религиозном вопросе и постаралась вбить клин в отношениях между населением оккупированных областей и Советской властью. В застольных беседах в кругу соратников Гитлер заявил: «Церковь — это всегда государственная объединительная идея, поэтому чем больше моментов, разрывающих на части СССР, тем лучше» (Генрих Пикер. «Застольные разговоры Гитлера». 1993).
Поэтому оккупационные власти действовали весьма оперативно и уже к 1942 году открыли в Псковской области 46 церквей, в которых службу вели 20 священников при одном миссионере из Прибалтики. А всего за время войны на оккупированных территориях страны немцами и румынами было открыто 7547 храмов.
Командиры партизанских бригад в своих донесениях в Центр неизменно подчеркивали, что «церковная политика оккупантов находит поддержку у большинства населения». Этого в Кремле опасались больше всего. Хотя, по воспоминаниям комиссара 5-й партизанской бригады Ивана Сергунина, действовавшей на Новгородчине, «многие священники не принимали фашистской идеологии и служили молебны за здравие односельчан, находящихся в Красной Армии».
Понятно, что подобное «подвижничество» оккупантов диктовалось прежде всего стремлением расколоть Русскую православную церковь, привлечь ее на свою сторону и таким образом обеспечить контроль над верующими. В создавшейся ситуации Сталин решил не отставать в благочестии от Гитлера и Антонеску. Но все равно даже к 1947 году в СССР было открыто всего 1270 православных храмов.
Положение усугублялось еще и тем, что определенная часть населения (пусть и небольшая) ненавидела Советскую власть еще со времен гражданской войны и коллективизации, а повсеместное закрытие церквей, конечно же, не способствовало процессу укрепления единства общества. С началом войны эта часть населения оказалась морально не готовой ни сотрудничать, ни защищать существующий режим.
В секретариат Ленинградского обкома ВКП(б) и Леноблисполком стали поступать спецсообщения УНКВД об отдельных случаях контрреволюционной агитации, уклонения от явки по мобилизации и причинения себе увечий: «В селе Подберезье Новгородского района бывший кулак Тимохин агитировал среди молодежи за неявку по мобилизации и заявил, что Гитлер все равно победит. В Поддорском районе колхозник Алексеев А.А. 1908 года рождения, заявил, что хотя и иду воевать, но защищать буду Гитлера. При аресте у него обнаружили револьвер «кольт». В деревне Андроновская Алексеев А.Л., получив повестку, вышел на улицу, вынул из кармана револьвер системы «наган» и стал угрожать депутату сельсовета Федоровой, заявив последней: «Я не буду воевать за Советскую власть, а буду воевать за Гитлера. Гитлер пройдет нашу страну за три дня, а мы ему поможем». В Ефимовском районе колхозник Васильев И.И., уклоняясь от мобилизации, отрубил два пальца на ноге. В Валдайском районе колхозник Николаев проколол себе глаз» и т. д.
Но Сталин медлил с принятием решения, так как не до конца доверял ни церковным иерархам, ни настоятелям церквей, да и имел к этому все основания. Внушавший доверие НКВД московский митрополит Сергий (Воскресенский) при приближении противника к Москве перешел на сторону немцев. Также поступили экзархи Прибалтики, а украинский архиепископ Поликарп, грубо нарушив церковные каноны, восстановил неканоническую Украинскую автокефальную церковь.
Оглашению не подлежит
Только через два года после начала войны в освобожденных и тыловых районах страны наконец-то юридически оформили открытие церквей постановлением СНК СССР от 28/XI 1943 г. «О порядке открытия церквей» и был создан специальный координирующий орган — Совет по делам Русской православной церкви (СДРПЦ), председателем которого был назначен полковник НКВД (впоследствии генерал-майор госбезопасности) Георгий Карпов. Официально Совет должен был осуществлять связь между правительством и руководством Православной церкви. На деле же все церковные мероприятия были поставлены под жесткий контроль НКВД и проводились только с его согласия. А через пять месяцев, 5 февраля 1944 года, была принята к действию инструкция Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР.
Выполнять постановление СНК СССР, руководствуясь инструкцией Совета, предстояло целой армии областных уполномоченных, которые изначально оказались в затруднительном положении, так как оба документа — постановление СНК СССР «О порядке открытия церквей» и инструкция в массовую печать не попали, ибо были закрытыми и «оглашению не подлежали». Областным уполномоченным категорически запрещалось знакомить верующих и духовенство с содержанием этих документов. Последнее обстоятельство ставило в тупик не только настоятелей церквей и членов церковных двадцаток, но и самих уполномоченных. Еще большей путаницы добавило сентябрьское 1944 года постановление ЦК ВКП(б), «призывавшее к усилению антирелигиозной пропаганды через пропаганду научного мировоззрения». Членам партии еще раз напомнили о необходимости борьбы с пережитками невежества и предрассудками людей. На страницах газет вновь появились статьи атеистического содержания. Все это не способствовало нормальной работе уполномоченных, тем более что они привыкли больше закрывать и разрушать обители, нежели восстанавливать их.
Совет по делам Русской Православной Церкви был сформирован согласно постановлению СНК СССР от 28/XI 1943 г. «О порядке открытия церквей». Его председателем стал полковник
НКВД Георгий Карпов
А между тем поток заявлений верующих об открытии церквей продолжал нарастать, и шел он в основном из незатронутых оккупацией районов страны и северо-восточных районов Новгородского и Боровичского округов. В занятых врагом северо-западных районах Новгородского округа велись упорные бои, и освобождение населенных пунктов шло медленно. В малолюдном и обескровленном Маловишерском районе, освобожденном от врага 20 ноября 1941 года войсками 52-й армии, на 1 января 1944 года оставалось всего 24 558 человек обоего пола, влачивших нищенское существование. Отступая, противник угонял в Германию население оставляемых сел и городов, а вместе с ним и членов церковных двадцаток. Обескровленные приходы не могли принять активное участие в восстановлении обителей. Поэтому заявлений об открытии церквей в райсовет поступило всего пять, хотя в районе к декабрю 1943 года недействующей, но и непорушенной оставалась 21 церковь.
В колокола не звонить
Нет, не торопилась Советская власть полностью реанимировать своего бывшего идеологического конкурента, хотя последний активно работал на Победу. А вот закрытие церквей в этот же период проходило без проволочек и куда быстрее. Особенно, когда речь заходила о церквах, открытых немцами или румынами в период оккупации. Предлоги выдвигались самые разные, а иногда просто абсурдные. Так, например, уполномоченному по делам РПЦ по Ленинградской области некоему Кушнареву не давал покоя звон колоколов, поднятых на колокольни еще по распоряжению оккупационных властей, и он просил разрешения снять колокола с церквей. «Колокола снимать не следует, — отвечал Карпов, — но колокольный звон не производить, объяснить это условиями военного времени».
Уполномоченные, окончательно запутавшиеся во взаимоисключающих постановлениях, ничего другого придумать не могли, как активно противодействовать пожеланиям верующих и не давать хода заявлениям, полагая, очевидно, что таким способом они практически борются за коммунистическое перевоспитание малосознательной части населения. Дальше — еще хуже. Уполномоченные по делам РПЦ стали «давать райисполкомам противозаконные установки», в результате чего, например, в Ярославской и Орловской областях исполкомы своей властью, которой они не обладали, отклонили ходатайства об открытии 8 церквей. Аналогичный случай имел место в Крестецком районе Новгородского округа.
Неправомочные действия областных и районных властей стали принимать скандальный характер. На одном из заседаний РПЦ при СНК СССР выяснилось, что за 1944 год и первую половину 1945 года уполномоченные не представили в Совет ни одного заключения об удовлетворении ходатайства верующих, и это при наличии 212 первичных и 312 вторичных заявлений об открытии церквей и молитвенных домов.
Бюрократическая неразбериха и перегибы в церковной политике, творимые уполномоченными на местах, шли в разрез с намерениями Сталина доказать обществу (особенно в присоединенных западных областях), что существует религиозная терпимость центральной власти по отношению к Церкви. Аппаратчики из ЦК ВКП(б), боясь разноса за свое головотяпство, быстро нашли выход. Все ошибки и искривления в религиозном вопросе, как и в случае с колхозным строительством 30-х годов, были ими переложены на плечи низовых исполнителей. Они, мол, «сами недостаточно четко изучили действующее законодательство о религиозных объединениях и о порядке открытия церквей».
Строго по согласованию
Дабы попридержать слишком уж активных «борцов с мракобесием», могущих спровоцировать нежелательные выступления верующих, областным, краевым и республиканским Советам были разосланы дополнительные инструктивные письма, составленные Карповым. Эти письма в какой-то мере защищали церкви от посягательств на закрытие, но лишь тогда, когда эти посягательства были особенно грубыми. Два пункта инструктивного письма (7-й и 8-й) разъясняли порядок слома церковного здания. Пункт 7 гласил: «Слом нефункционирующих церковных зданий может быть произведен лишь по ходатайству, возбужденному перед СНК республики, края, области исполкомами после согласования этого вопроса с Советом по делам РПЦ при СНК СССР, за исключением тех случаев, когда дальнейшее оставление церковного здания угрожает общественной безопасности».
Пункт 8 уточнил: «В тех случаях, когда по тем или иным причинам (отсутствие служителя культа и пр.) в церкви в течение года не производится богослужения, открытие вновь этой церкви возможно лишь по ходатайству верующих, с соблюдением порядка, установленного постановлением СНК СССР от 28/XI 1943 г. К сожалению, большинство закрытых сельских церквей в годы Советской власти по Новгородскому округу находились в плачевном состоянии и подпадали под действие пунктов 7 и 8 инструктивного письма. Оставшемуся в деревнях пожилому и измученному войной населению некогда было думать о восстановлении церквей. Все еще шли кровопролитные сражения, и в тылу забот с посевной, уборкой урожая и собственным пропитанием хватало с избытком.
Вот почему, действуя по инструкции, уполномоченные на местах иногда специально, по заранее составленным спискам, разрушали закрытые и не используемые в хозяйственных и культурных целях церкви, чтобы они, не дай Бог, не открылись в будущем. Кирпич чаще всего использовался для ремонта и строительства общественных объектов социальной значимости: школ, больниц, детских садов. Именно такая участь постигла обветшавшую Папоротскую церковь Николая Мерликийского (1522) в деревне Папоротно Маловишерского района. От разрушения этот храм не спас даже охранный паспорт памятника материальной культуры, выданный в 1932 году.
Владимир ЕРМОЛАЕВ
Владимир БОГДАНОВ (фото)
