Князь против принца

1612 год заканчивался для Новгорода смутой. В том смысле, что Якоб Делагарди со своим отрядом оказывал горожанам несомненную помощь в защите от рыскающих по округе воров и разбойников. А кроме того, готов был отразить натиск нацелившихся на Новгород поляков.

Разумеется, шведский полководец вел себя так не из великой симпатии к новгородцам. Как уже не однажды было сказано, Новгород был важным стратегическим плацдармом для Швеции на тот случай, если Сигизмунд решится на захват шведской короны.

Новгородские политики, видя, к чему идет дело, и зная, что позиции поляков в Москве сильно пошатнулись, в конце июня отправили представительную делегацию к князю Дмитрию Пожарскому.

В ее состав вошли игумен Николо-Вижецкого монастыря Геннадий, князь Феодор Черный-Оболенский с дворянами из нескольких пятин и новгородские торговые люди. При приеме их присутствовали также многие всяких чинов люди из разных городов.

Князь Оболенский без обиняков рассказал о желании новгородцев принять к себе государем шведского королевича Карла Филиппа: «Митрополит Исидор, и боярин, и воеводы, и всяких чинов люди служилые и земские, по вашей присылке и по доброму совету, прислали нас к вам за тем, чтоб вы все, меж собой договор учиня, остались бы с Beликим Новым городом в общей любви и в добром совете и предлагаем вам на государство Московское и на все государства Российского царствия Государя нашего, пресветлейшего и благородного великого князя Карла Филиппа Карловича. Да и ведомо вам самим, что Великий Новгород от Московского государства никогда отлучен не был ни в которое время, и ныне бы вам также, общий совет между собой учиня, быть с нами в любви и в соединении под рукою одного государя».
Князь Пожарский на это ответил, что бояре, воеводы и всяких чинов люди Московского государства молят Бога и Его Пречистую Матерь, чтобы снова водворились покой и тишина и чтобы все Московское государство было в соединении. «При прежних великих Государях, — сказал он, — послы и посланники приходили из иных государств, а ныне из Великого Новгорода вы пришли такими послами. Вы, которые искони нас учили, кому быть государями на Российском государстве. Великий Новгород от Российского государства отлучен не бывал; и должно б и ныне нам то видеть, что Новгород с Российским государством был по-прежнему».
Но, по всей вероятности, стороны поняли, что слишком острой дискуссия быть не должна. Кто знает, как там дальше события повернутся? Потому в заключение Пожарский сделал тонкий дипломатический ход. Он сказал новгородским послам, что правильно было бы, чтоб на Московском государстве был царь православной веры, греческого закона, и обещал, что если королевич примет православие, то к нему в Новгород явятся выборные от всего Российского государства с наказом о государственных и земских делах.
На том и расстались. А через месяц (конкретно, 26 июля) в Новгород приехали посланцы князя Пожарского дворяне Секерин и Шишкин. При себе они имели грамоту, в которой подчеркивалось, что королевич уж чересчур долго не едет в Новгород. Князь Пожарский советовал новгородцам, что если так и будет продолжаться, они могут запросто отказаться от данной шведам присяги: И буде, господа, королевич по вашему прошению вас не пожалует, и по договору в Великий Новгород нынешнего 1612 года по летнему пути не будет, и во всех городах о том всякие люди будут в сомненье, а нам без государя быть невозможно. Сами ведаете, что такому великому государству без государя долго стоять нельзя.
Следует сказать, что Пожарский вел свою игру. В то время как Секерин и Шишкин отговаривали новгородцев от присяги шведам, сам Пожарский с послом германского императора Матфия обсуждал возможность воцарения на Москве его брата Максимилиана. Переговоры прошли успешно, и князь направил в Германию своего посла Еремея Еремеева с письмом к императору Матфию, подписанным 24 человеками, прося денежной помощи и содействия к прекращению войны с польским королем. Но! Максимилиан внезапно отказался, сославшись на возраст и болезни.

Шведы тоже чувствовали неладное. Как сообщает «Новый летописец», пришел же из Новгорода от Якова Пунтусова посланник Богдан Дубровский с тем, что королевич идет в Новгород. Они же ему отказали, говоря: «Того у нас и на уме нет, чтоб нам взять иноземца на Московское государство; а что мы с вами ссылались из Ярославля, то мы ссылались для того, чтобы нам в ту пору не помешали, боясь того, чтобы не пошли в поморские города. А ныне Бог Московское государство очистил, и мы рады с вами, с помощью Божией, биться, идти на очищение Новгородского государства».
Это было в тот момент, когда вопрос с избранием царя новой династии был уже практически решен: Благословил Бог и прославил племя и родство царское, достославного и святого и блаженной памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича, всея Русии племянника, благоверного и Богом избранного и Богом соблюдаемого от всех скорбей государя и великого князя Михаила Федоровича, всея Русии самодержца, сына великого боярского рода боярина Федора Никитича Юрьева. И положилась во всех людей мысль, не только в вельмож и служилых людей, но и в простых, во всех православных христиан, и в сущих младенцев, и возопили все громогласно, что люб всем на Московское государство Михаил Федорович Юрьев.
Первый царь из династии Романовых был избран Земским собором 3 марта 1613 года. Избрание проходило в драматической, если не сказать — истерической, атмосфере. Мать уговаривала 16-летнего претендента отказаться от престола. Он и сам колебался. Однако под напором отца (будущего патриарха Филарета) все же дал согласие.
В скором времени царю напомнили и про новгородские проблемы. «Новый летописец» доводит до нас, что царь государь и великий князь Михаил Федорович всея Руси приговорил с боярами послать под Великий Новгород боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого со многой ратью; да к ним послал вприбавку Василия Ивановича Бутурлина.
Они же пришли в Торжок. Было у них в рати нестроение великое и грабили казаки и всякие люди; и тут зимовали. Весной же пришли под Новгород и встали на Бронницах. Место тут неудобное было и тесное. Острожек же поставили за рекою Мстою. Пришли из Новгорода Яков Пунтусов с немецкими людьми, и их осадили, и утеснение им сделали великое, многих людей убили из наряда. Такое сделали утеснение, что из ямы в яму не перейти, и голод был сильный. И от такого великого утеснения воеводы не могли стоять, пошли отходить. И при отходе многих русских людей убили, а сами воеводы отошли пешими. Острожек же, который был за Мстою рекою, взяли, дав крестное целование, что никого не убьют, и всех перебили. Пришел Яков в Новгород и еще большее утеснение стал русским людям делать.

Юхан Видекинд описывает эту трагедию более детально. Русский полковник Дмитрий Трубецкой стоял под Торжком с 3 000 человек и не отважился двинуться к Новгороду, так как был слишком слаб, а главные силы русских были под Смоленском, где продолжали свои действия поляки… Исаак Сумбулов, русский полковник, стоял в 12 милях от Новгорода и готовился идти на помощь
2 000 русских, укрывшимся в укреплении в четырех милях от Старой Руссы и осажденным Менихгофеном и герцогом саксонским. Шведы стояли перед укреплением на жестоком морозе под открытым небом в течение шести суток и обстреливали его калеными ядрами, но русские мгновенно тушили огонь мокрыми бычьими шкурами. Речь идет о поединке на берегу Ловати в районе Рамушева, откуда Сумбулов, видимо, намеревался двинуться к Новгороду. Но у него ничего не вышло. На московской дороге, в 12 милях от Новгорода, в другом укреплении тоже засели русские числом в тысячу человек. Туда господин Якоб послал Коброна, чтобы предупредить вылазку, что тот и сделал.
В это же время в Выборг приехал долгожданный «новгородский король» Карл Филипп. Но видя, в какой ситуации пребывает его будущее «королевство», заявил, что не хочет быть их царем. Господин Генрих Горн держал речь, содержание которой было таково.
Им через Генриха Горна сделано сообщение. Бунтовщиками были не только москвичи и владимирцы, но и новгородцы; принц по справедливости должен был бы расправиться с ними, как с врагами, и склонить его королевское величество к мщению. Но он не желает кровопролития и поэтому призывает новгородцев сойтись с королевскими представителями.
Русские, те, что были верны своей присяге и хотели оставаться верными, стали оправдываться, а за других не могли отвечать. Наконец они попросили, чтобы их отпустили домой, но разрешения не получили. Когда новгородцам стало известно, что принц уехал из Выборга, они выразили свое крайнее сожаление и недовольство по этому поводу и потребовали, чтобы господин Якоб сообщил им о причинах отъезда.
26 февраля Якоб Делагарди созвал знатнейших светских и духовных лиц и, обратившись к ним с речью, обвинял в нарушении присяги, по которой они признали принца Карла царем, а его величество — покровителем. Напомнив, как они коварно напали на Тихвин и Гдов и как грабили в Кексгольмской области, он спросил, что они теперь думают о короле и желают ли его покровительства.
Тогда новгородцы пошли на попятный и снова начали оправдываться, говоря, что таких упреков не заслужили и что по-прежнему стоят за принца Карла, если он хочет быть их великим князем. Господин Якоб спросил, хотят ли они отколоться от Москвы и перейти в подданство Шведской Короны. Они ответили согласием и сказали, что вновь готовы присягнуть на верность его величеству, но с тем условием, что принц Карл будет их великим князем.
Господин Якоб сказал им, что принц Карл не может быть их великим князем, но так как его королевское величество истратил столько средств на оказание им помощи, то им бы следовало присоединиться к Шведскому королевству и войти в его состав не в качестве рабов, а свободным народом, сохранив свою религию, законы, права и все привилегии. Новгородцы возразили, что не могут отказаться от присяги, принесенной ими принцу Карлу Филиппу, но так как их земля и крепости находятся во власти его королевского величества, то они готовы согласиться с волей его величества при условии, если завершены будут переговоры с принцем Карлом Филиппом относительно правления и их безопасности.
Тем временем Трубецкой, воссоединившись-таки с Сумбуловым, вновь подошел к Бронницам и принялся строить укрепления. Делагарди приказал послать в Новгород полумортиры и длинные пушки и на тех же судах доставить большие орудия, а в Ладожском озере приготовить лодки и галеры против тихвинских и онежских. Между тем русские в Бронницах довольно быстро увеличили свои силы до 5 000 человек. А кроме того, много их собралось в Старой Руссе и из разных других мест в окрестности.

Назревала большая война. Об этом прямо спросил король Якоба Делагарди. Тот ответил: «Если дело дойдет до открытой войны с русскими, то интересы его величества потребуют во что бы то ни стало удержать Новгород. Но при этом с населением города надо обходиться крайне осторожно, как это делалось и до сих пор. Жители города натерпелись уже достаточно и все-таки сумели собрать значительную сумму денег, какой никогда бы не удалось получить, употребляя насилие и предоставив город на разграбление солдатам. Поэтому его величеству следовало бы несколько уменьшать поборы с населения и, кроме того, устроить так, чтобы войско получило какую-нибудь помощь из Швеции. Таким путем можно обеспечить себе действительную поддержку населения. Надо сделать все возможное, чтобы удержать город, тем более что его величество скоро сам прибудет на место, так что будет легко сообразоваться с обстоятельствами». Никто не хотел уступать.