Память о войне объединяет наш народ
Сотрудничество библиотечного центра «Читай-город» и Музея политической истории России длится больше трёх лет. Благодаря ему у новгородцев была возможность познакомиться с несколькими передвижными выставками, подготовленными сотрудниками музея. В конце апреля в БЦ начала работу фотовыставка «Память о войне», посвящённая 9 Мая. В день её открытия экскурсию для старшеклассников провёл старший научный сотрудник музея Андрей МИСЬКО. Впрочем, в беседе с ним были затронуты не только события Великой Отечественной войны.
— Андрей Анатольевич, какая главная задача стояла перед организаторами выставки?
— С фотографий 1941–1945 годов на нас смотрят люди. О некоторых из них можно что-то сказать, о других — ничего. Цель экспозиции в том, чтобы посетитель смог почувствовать атмосферу запечатлённых моментов. Например, мысленно с героями фотографий спуститься в бомбоубежище. Увидеть блокадный Ленинград, на некоторых снимках есть вполне узнаваемые и сегодня улицы. Вот посмотрите на фотографию марширующих женщин с винтовками, которую сделал известный фотокорреспондент Николай Хандогин. На ней видно, как они печатают шаг. Их лица сосредоточены, они идут в обычной одежде и туфлях. И понятно, что это не какой-то опереточный батальон смерти, типа отряда мадам Бочкарёвой 17 года.
— То есть фильм «Батальон» вам не понравился?
— Фильм сотрудников музея просто потряс. Буквально из груди вырвалось: ну хоть со специалистами проконсультировались бы!
— Что вас задело?
— Документов по женским ударным частям осталось много. В омском архиве ФСБ хранится следственное дело Марии Бочкарёвой, которую расстреляли чекисты. В нём можно обнаружить её анкеты. Другое дело, что заполнялись они самими чекистами со слов Бочкарёвой. Поскольку она была неграмотной, с трудом расписывалась. Простая крестьянка, которая от сохи пошла служить в армию. Чего про неё только не писали! Будто она была прислугой в публичном доме... Она действительно была подругой бандита. Но это произошло из-за нищеты и безысходности, в которой она пребывала. Её детство прошло в глухой сибирской деревне. Она отправилась на фронт сначала сестрой милосердия, а потом добилась, чтобы её записали в действующую армию. Приговор чекистов Бочкарёвой был составлен словно по басне Крылова: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Выяснилось, что её судить было не за что. Она не участвовала в Гражданской войне, но её охарактеризовали как злейшего врага советской власти. Между тем она сама явилась в ЧК, сдала наган, заявила, что сдаётся революционному правосудию.
— А в новых фильмах о Великой Отечественной войне видите много несоответствий историческим фактам?
— Чем дальше уходит война, чем меньше остаётся в живых ветеранов, тем больше притупляется наше инстинктивное восприятие истории по принципу «верю — не верю». И я чаще говорю: «Не верю». Тяпы-ляпы есть во всех фильмах. Но в «киношке про войнушку» за спецэффектами нередко теряется главный смысл. С моей точки зрения, блестящая кинокартина — художественный фильм Юрия Озерова «Битва за Москву». А вот к киноэпопее «Блокада» Михаила Ершова возникло много вопросов. Мою семью, в которой бабушка была блокадницей, а дед — защитником Ленинграда, фильм заставил буквально взять с книжной полки роман, по которому он был снят, и прочитать произведение заново с карандашом в руке.
— Почему нужно сохранять память о войне?
— Она объединяет наш народ. Для меня очевидный пример этого, как создавался мемориальный комплекс на территории парка Победы в Ленинграде. В годы войны там располагался кирпично-пемзовый завод. В его печах сжигали трупы не только жителей, умерших от голода, но и тела бойцов, погибших на обороне. Затем их пепел сбрасывался в будущие пруды. В наши дни здесь построен храм, жители города добились, чтобы в парке не проводились увеселительные мероприятия. Объединило людей издание Книги памяти.
— Как историк можете объяснить, почему в первой половине ХХ века на нашу страну одно за другим выпадали трагические события?
— В истории любой страны есть трагические моменты. Известный французский историк Фернан Бродель весьма образно написал о том, что катастрофы словно образуют в истории государств зияющие провалы. Они похожи на разрывы между облаками, в которых взгляду человека, летящего в самолете, внезапно открывается земля. Ему принадлежат слова: «Катастроф и бездонных пропастей в нашей истории довольно». И это он говорил про историю Франции. Что касается России, то она стоит на перекрёстке всех путей, у неё нет естественных преград, нет спасительных морей и гор, поэтому она была открыта для всех вооруженных сил, идущих как с востока, так и с запада. Но народ в 30–40-е годы оказался способным вынести катастрофы. Он ощущал страну своей, даже прибалты, которые сейчас всячески отстраняются от советского прошлого. Среди них тоже были герои Советского Союза. Это, например, эстонцы Эндель Пусеп, который на своём самолёте громил Берлин, и Арнольд Мери, сорвавший в первые дни войны выход немцев к дороге Порхов — Дно.
— И всё же многие фронтовики не особо делились своими воспоминаниями о войне. Есть свидетельство, что когда к маршалу СССР Мерецкову, командовавшему войсками Волховского фронта, в гости пришёл новгородский ветеран со школьниками и в разговоре они затронули тему 2-й Ударной, Мерецков зарыдал и попросил их уйти.
— Мой дед воевал на Волховском фронте и Мерецкова вспоминал добрым словом. Дед получил орден Красной Звезды за то, что своих подчинённых вывел из окружения. У каждого ветерана был свой подвиг. Я знал одного лектора, который на войне был фельдшером. Он приехал на фронт, ему и сказали: «Видишь, раненые на поле лежат — вытаскивай». А к этому времени вышел приказ главнокомандующего «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу». Этот приказ приравнивал спасение раненых к боевому подвигу. Фельдшера наградили орденом. А другой ветеран, который был командиром пулемётного расчёта, говорил: «Не спрашивайте, сколько я убил фашистов. Может, двести, может, четыреста». Но он вспоминал, как при форсировании Днепра ему взрывом оторвало ногу. Вспоминал страшную боль, ледяную воду и удивлялся, почему выжил.
— Сейчас опять возникают споры о соотношении военных сил Германии и СССР перед войной. Советский Союз был к ней подготовлен?
— Иосиф Бродский в стихотворении «На смерть Жукова» это соотношение описывал так: «Воин, пред коим многие пали стены, хоть меч был вражьих тупей, блеском маневра о Ганнибале напоминавший средь волжских степей». Сам маршал в телефонных разговорах, прослушиваемых КГБ в 1963 году, говорил прямо: по сравнению с Германией СССР был отсталой страной. Немецкий промышленный потенциал не имел себе равных в Европе перед войной. А Константину Симонову принадлежит следующая фраза: «Да, враг был храбр. Тем больше наша слава».
— Какой главный урок этой войны должна усвоить нынешняя власть?
— Власть должна прислушиваться к народу, быть с народом. Год назад я приобрёл стенографический отчёт XVII съезда ВКП(б). В историю он вошёл под названием «Съезд победителей». Но фактически это был съезд расстрелянных. Впоследствии погибли почти три четверти его делегатов и гостей. В их числе был и Киров. Так вот, достаточно прочитать всего несколько листов отчёта, чтобы понять, что представляет собой культ личности. На страницах — фонтан грубой лести, которой бы постыдилась сама императрица Елизавета Петровна. И Сталин понял, что делегаты покорны. А тиранам лесть всегда доставляет удовольствие. В июне 1941 года Иосиф Виссарионович, который был незаурядным пиарщиком, испытал настоящий шок. И всё же где-то в дебрях своих мыслей и чёрной души к 3 июля он нашёл нужную формулу обращения к народу — «братья и сестры». На войне человек больше не чувствует себя винтиком, простым исполнителем указов и приказов.
— Поэтому, наверное, и победили.
— Люди перестали бояться. После войны Сталин почувствовал угрозу своей власти. Чтобы победить врага, люди стали выступать с инициативами, высказывать свои идеи. Порой они были самыми фантастическими. В конце 1942-го, когда Ленинград готовился ко второй блокадной зиме, город столкнулся с проблемой: на чём вывозить раненых и детей по Ладожскому озеру? Открытые грузовики не подходили для этой цели, поскольку в них можно было заморозить людей. И тогда один профессор предложил председателю исполкома оригинальный способ — использовать троллейбусы. Вагоны гибли под бомбами и снарядами на улицах. Столбы для проводов легко было вморозить в лёд, а запитать троллейбусную линию можно было энергией от Волховской гидростанции. Впрочем, этой идеей не воспользовались. Через год на Ладожском озере началось строительство железной дороги. Для неё в лёд вмораживались сваи. А заключение о том, в каком именно месте её проложить, давали рыбаки, яхтсмены, гидрологи, инженеры и т.д.
Фото oldsp.ru
