До музыки при встрече с Людмилой Ивановной ЯРОШ разговор у нас дошел, когда мы вроде уже и попрощались. Так бывает, мы же не «тренды-бренды» обсуждали. Память такая штука: ее не включишь и не выключишь разом, как диктофон.

Ни за что бы не угадал. «Как молоды мы были» Пахмутовой и Добронравова. Говорю, она же не комсомольская. И потом, в ушах Градский, а после него...

— Не в голосе дело, а в правде. Мы ведь так и жили: «друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли».

Старый альбом

Еще я, пожалуй, не угадал бы возраст. Без знания некоторых деталей биографии. Бодрый шаг. Прическа... Ну, почти как на фотографии с пионерией. Какой год, Людмила Ивановна? Говорит, что 1969-й. Вот, мол, памятную доску Лене Голикову открываем на Дворце пионеров.

А накануне встречи с «газетой», как выясняется, почти не сомкнула глаз.

— Нет-нет, вы тут ни при чем. Бывает, смотрю передачи Соловьева. Включила, оказывается, какой-то дур… решил снять кинокомедию по мотивам ленинградской блокады.

Ей был год, когда германские войска окружили Ленинград. Сейчас она возглавляет региональную организацию блокадников.

— Вы знаете, — продолжает, — я вам очень благодарна.

За что же?!

Раскладывает на столе старые фотографии:

Фото на память: встреча с Расулом Гамзатовым

— Не знаю, когда еще разобрала бы свой архив.

Исторические фото, можно сказать. Вот комсомольский актив на ступеньках Дома советов. 1968-й, год 50-летия ВЛКСМ. Вот — снимки с замечательным дагестанским советским поэтом Расулом Гамзатовым, приезжавшим в Новгород с супругой...

Стоп, а что если все-таки с самого начала?

— Если по порядку, — улыбается она, — то таких фотографий нет.

Одно слово: надо

— Папа у меня с 19 лет состоял в партии, — вспоминает Людмила Ивановна. — И как коммунист был направлен в Рогавку. Одно слово: надо. Он железнодорожник, а на общественных началах должен был заниматься восстановлением. Одни поднимали торфозавод, а он — дома. После войны в поселке лишь несколько труб торчало. Разбирали в ближайших деревнях пустые избы, ставили их в Рогавке. Наш дом, папа так решил, был поставлен на улице последним.

После школы поступила в Новгородский пединститут. Второкурсницей попала на целину.

— Выехали в разгар лета 1958-го, вернулись в октябре. Казахстан, Кокчетавская область. Пшеница в тот год была удивительная. Колосья налитые, вот такущие! Но в сентябре выпал снег. Урожай надо было спасать. Комбайнов еще не было. Трактор, копнитель — та еще технология, словом. Работали почти без отдыха, спали прямо в поле на соломе. Наш областной отряд из новгородских и боровичских ребят был разбросан километров на 90. Командиру колхоз выделил лошадь. Мы так смеялись, когда он первый раз на нее садился!..

В ноябре в Новгороде остановился поезд с казахстанским зерном. Целинники получили по два мешка пшеницы. Пекли хлеб, сажали зерно на огородах, снова пекли.

Учитель, а не компьютер

По окончании пединститута работала в Старой Руссе, там у нее появилась семья. Когда мужа, инструктора горкома комсомола, отправили на учебу, с маленькой дочкой на руках вернулась к родным в Рогавку. Преподавала в школе, где сама училась.

Когда комсомолу было ещё только 50...

— У нас каждое утро начиналось с поднятия советского флага. Позже традиция пришла и в Новгород. Это была честь: флаг поднимал лучший класс по итогам учебной недели. Была сильная школьная самодеятельность — три хора! Мы много ездили, деньги на экскурсии зарабатывали сами, помогая торфозаводу. Тогда очень популярны были поездки по области. У нас же много памятных мест. Знаю, что не так давно область отремонтировала дорогу на Кончанско-Суворовское. Тогда ее просто не было. Мы шли от Боровичей пешком. Никто не ныл. Мы были привычны к трудностям. А в будущем станет лучше. Нас так воспитали. У нас были замечательные учителя. Моя институтская специальность — физмат, но я на всю жизнь благодарна и своему рогавскому учителю литературы. Представьте, «Евгения Онегина» в классе читали по ролям. Поэтому роман в стихах Пушкина ученики знали почти наизусть. Я рада, что сегодня по прошествии всех реформ 1990–2000-х годов в школу возвращается воспитание. Учитель — это педагог, личность, а не компьютер. А по жизни нашими учителями были люди, защитившие страну. Они были рядом — фронтовики и партизаны.

В кузнице

Молодую учительницу-общественницу заметили в области, пригласили на должность освобожденного секретаря комсомольской организации пединститута. А в 1969-м ее назначили директором зональной комсомольской школы при ЦК комсомола. В новгородской кузнице выковывались кадры для всего Северо-Запада, а также для Твери и Смоленска. И вот еще одна комсомольская ступенька Людмилы Ярош: в 1974-м она становится секретарем обкома. Строго по профилю — она отвечает за работу с учащейся молодежью. И на общественных началах возглавляет областную пионерскую организацию.

— Партия, комсомол, народное образование и даже здравоохранение — мы все были в одном здании. Нам хватало места. Вот только сидеть на месте было не принято. Мы постоянно выезжали в область, встречались с людьми. Помню, как в начале моей работы в обкоме надо было ехать на село, а я пришла экипированной вполне себе по-городскому. Председатель райисполкома посмотрел, покачал головой: «Так не пойдет». И направился к «газику». Достал из машины большие резиновые сапоги: «Возьми, ты в них, не переобуваясь, влезешь».

Партия у нас одна

— Есть вопрос, Людмила Ивановна. Как же так вышло? Все вроде выстроено, все работает, задачи ясны. И вдруг — бах!..

— К тому времени я не была на комсомольской работе. Настает время, когда ты для молодежи слишком взрослый. Несколько лет я была директором Новгородского музея-заповедника. А потом судьба забросила меня в Тихвин, также по музейным делам. Вернулась в Новгород в пресловутые 1990-е. Город было не узнать. Мой знакомый, тоже бывший комсомольский вожак, даже предупредил меня: «Ты не представляешь, как изменились люди. Будь осторожнее...». Меня, кстати, звали к себе коммунисты. Я отказалась: мои друзья — увы, по разным партиям. Каждая пытается как-то подтянуть к себе молодежь, и что-то не очень получается. У патриотизма, о котором сейчас так много говорят, есть лишь одна партия — Родина. Что сказать, оглядываясь на это тяжелое постперестроечное время? Ломать — не строить. Пожалуйста, не говорите мне, что сами же бывшие коммунисты и комсомольцы все и разрушили. Не скажу про наши столицы, где происходят революции, про Великий Новгород даже не буду, а вот глубинка меня радует. Взять тот же Партизанский край в Белебелке. Теперь это, как говорится, раскручено. А возникло хорошее дело исключительно благодаря местным людям — учителям, краеведам. Когда узнаю, что там уже сегодняшние детишки пишут сочинения и стихи о своих дедах-прадедах, это как бальзам для души. Очень за них рада. Очень им всем благодарна. Это по-нашенски. Такие примеры дают повод думать, что все в нашей жизни было не зря. И многое из того, что было хорошего в нашей стране в годы моей молодости, в том числе — в комсомоле, оно не исчезло. Оно живет в людях. Возможно, это не делает их жизнь легче. Мне самой мои дети говорили: «Мама, мы не в обиде, что вы с папой нас воспитали такими, какие мы есть, но ты бы знала, как с этим трудно!». А по-другому мы не могли. Не касаясь той огромной разницы в идеологии, в самой жизни, как было в СССР и как теперь, скажу лишь, что нас так учили: если взялся за дело, то, будь добр, сделай его на совесть. И живи по совести. Это главное, мне думается. Во все времена.