От рождения театр был удивительным ребёнком. На сцену вдруг вышли актёры, разговаривающие языком жеста. Никакая пантомима ни при чём: они так живут, это их единственный язык. И вот — уже 35. Возраст зрелости, по меркам обычной человеческой жизни. Много чего было: премьеры, фестивали, конкурсы — российские и международные. И победы, премии, престиж. Но в театре по-прежнему есть что-то от ребёнка, который удивляет, потому что удивляется этому миру сам. Всё это время уникальным самодеятельным коллективом руководит Надежда НАЗАРОВА.

— Надежда Павловна, как случилось-началось?

— Просто. Закончила Ленинградский институт культуры, вернулась в Новгород, а предполагаемое место работы занято. И тут неожиданное предложение — поставить спектакль в Доме культуры глухих.

— Вот так сразу встать на неразведанный творческий путь, которым будешь шагать всю жизнь, — это везение?

— Это моя работа. Я к этому шла сознательно. Задолго до институтского диплома руководителя самодеятельного театра. Двенадцать лет занималась в ТЮЗе при Дворце профсоюзов. Закончила наше новгородское культпросветучилище. Вот говорят: «кулёк». Во мне и во многих других этот «кулёк» воспитал лидерские качества, так необходимые в нашей профессии. К тому же у меня был интерес к педагогике. И вообще, тот самый неразведанный путь — это же любопытно. А потом, когда я впервые увидела тех мальчишек и девчонок, с которыми мне предстояло ставить спектакль, почувствовала, насколько они естественны, какая у них своеобразная пластика... Непрофессиональному актеру обычно мешают руки, а им — нисколечко. Они ими говорят. Мы начали с постановки «Прости меня» по пьесе Виктора Астафьева.

— И поняли, а не пора ли нам замахнуться...

— Да! На Вильяма нашего Шекспира. И эти руки говорили зрителю о любви.

— Как быстро удалось решить проблему коммуникации с актерами?

— Если очень хочется, вы же поймете иностранца. Конечно, с самого начала у меня был сурдопереводчик. Но мне же надо, чтобы актер понял меня не только на словах, а эмоционально. Здесь и сейчас, без паузы. Хочешь не хочешь, будешь сам объясняться. Будешь топать, жестикулировать.

— В общем, жизнь заставит.

— И заставляла. На девятом году нас приютил Дворец профсоюзов (ныне — Дворец культуры и молодежи «Город»).

— Когда за Советским Союзом закрылся занавес.

— Да. В советское время Общество глухих, которому мы обязаны своим возникновением, являлось сильной организацией, у них был клуб, проходили фестивали, даже свое производство имелось. На новом месте перед нами сразу же встала необходимость перемен. От нас требовалось ставить спектакли на любого зрителя. Поэтому пошли и пантомимы, и куклы, и жестовое пение.

— Одно дело — говорящие руки, но поющие...

Театр «Жест» приглашает новгородцев на своё 35-летие, которое будет отмечаться 30 марта во Дворце культуры и молодёжи «Город». В 13.30 откроется фотовыставка «Вопреки», на которой будут представлены работы Новгородского Дома творческой фотографии «Мы» (руководитель Андрей Колодин) (0+). А в 14 часов начнётся спектакль «Невыдуманные истории» по рассказам Инны Васильевны Собакиной и Василия Макаровича Шукшина (0+). По окончании — премьера концертных номеров (0+).

— Сейчас в России проводятся конкурсы жестового пения. Это может быть очень красиво и талантливо. Руки летают, совсем другая пластика. А рядом поет девочка вживую, рядом танцуют колясочники. Такой творческий симбиоз мы сделали, между прочим, первыми. И уже давно.

— У каждого творческого коллектива есть свои традиции, свои принципы. Наверное, особенный театр «Жест» не является исключением?

— У нас нет отбора. Дети приходят сами. Мы никого не отчисляем. Каждый должен быть занят в спектакле. Даже новичок. «А я не танцую!» — «Ты танцуешь, просто этого не знал, у нас все танцуют». Мы — единое целое, где каждый должен помогать каждому. Особенно старшие. Все равны.

— Безграничные возможности — это образ, идеал, стремление преодолеть то, что всё-таки ограничивает?

— Если подходить к вопросу буквально, то мы все в чем-то ограничены. Может, я хотела бы бегать и прыгать, а мне нельзя. Возраст, болячки. Просто если у человека ДЦП — это видят, это проявляется. В то время как за наружным благополучием может скрываться всякое.

Я никогда не относилась к своим ребятам как к инвалидам. Ни единой ноточки жалости, никакой снисходительности. Однажды у меня брал интервью федеральный канал: «Вот у вас — социальный театр, вы реабилитируете посредством искусства...». Стоп! Если бы я делала на этом акцент, то, возможно, с успехом защитила бы диссертацию по социальной психологии. И вряд ли получился бы хоть один спектакль. Если рассуждать о реабилитации, надо концентрироваться на медицине или педагогике.

— Она же вам нравится!

— Но это — только часть меня. Я, кстати, много лет работаю в школе № 2, преподаю актерскую азбуку, что театру только на пользу — мои ученики тоже заняты в наших спектаклях.

— Чудес не бывает. А так хочется думать, что искусство способно их творить, исцелять.

— Когда выходят на сцену, забывают обо всех болячках. Джульетта может быть в коляске, но она — Джульетта!

— Но этот высокий миг, он же не может жить исключительно в игре, никак не переходя в будни.

— У ребят появляются жизненная смелость, другой тонус. Это большой путь. Когда-то колясочников привозили на репетиции. Сейчас в порядке вещей, когда кто-то из них сам за рулем. И они — пример для других.

— Есть такая вещь, как пресыщенность. Отсюда — эпатаж и прочее. Как в вашем случае?

— Мне повезло на учителей. Это были педагоги той школы, что восходит к Станиславскому. Мы — классики. Наша главная задача — не поставить автора вверх тормашками, а раскрыть произведение. Я люблю чуткие, требовательные вещи. Долго думала над пьесами Рубена Гальего. Это — глубоко изнутри. Автор — человек, страдающий ДЦП. Но у него достаточно воли и мужества, чтобы относиться к себе и к своему состоянию с долей иронии, с юмором: «Я сижу на берегу, не могу поднять ногу». Поняв это, я поставила спектакль «Белое на черном». С ним связана очень трогательная история. Нас пригласили в Крестцы. Накануне поездки я увидела сюжет по ТВ: драмтеатр куда-то выезжал — публики оказалось мало. Думаю, вот выйдем в пустой зал. А он оказался забит. На первом ряду — батюшка с детьми. После спектакля хлебосольные прихожане накрыли нам стол. А какие были отзывы: «Вот люди, и то Боженька не дал, и это, а они так много могут: и плакать меня заставили, и смеяться. На что нам в жизни жаловаться? Грех жаловаться».

— Вам доводилось бывать гораздо дальше Крестец. Что самое памятное?

— Самое душегрейное воспоминание — это, наверное, присуждение нам международной премии «Филантроп» за спектакль «Жаворонок» по пьесе Жана Ануя о Жанне д’Арк. Очень почетный приз. Вручался в Большом театре. Сравнительно недавно удостоились премии Союза театральных деятелей. Диплом за подписью Александра Калягина. Приятно. Мы много во что ввязываемся. Чтобы жить, театр должен развиваться. Выступали на прекрасных площадках: концертный зал Дома Союзов, Театр на Таганке, Зимний театр в Сочи, «Крокус-сити», «Планета КВН», зал присутственных собраний храма Христа Спасителя. В храме выступали на одном концерте с Иосифом Кобзоном. Есть фото на память. Для моих ребят общение со звездами — в порядке вещей.

— Цифра 35 не поддавливает?

— Нет, замечательная цифра. Проблема лишь в том, что мне самой, как бы это сказать, чуть больше. На днях общалась с депутатом Госдумы. Сказала ей, что юбилеи — это хорошо, но надо думать, кто за нами. Кто придет на мое место? На зарплату, которую постесняюсь назвать. Я не жалуюсь, никто меня не заставлял заниматься театром, просто люблю его, просто мне интересно в нашем дружеском творческом кругу. Да, нам помогали. Руководители областного отделения ВОИ Станислав Агеев, Алексей Афанасьев. Предприниматели. Большое им спасибо. За то, что все эти 35 лет мы не платили за наши поездки. И всё-таки вопрос остается: что дальше?

— А если пооптимистичнее?

— Тут Пелагея, внучка моя, заявила, что, наверное, будет не прочь поучиться на режиссера. До 45-летия театра всяко надо продержаться.

— Пока внучка думает, хотелось бы во что-нибудь ещё ввязаться?

— Хотелось бы. Новгород — он много чему прародитель. Напомню, что благодаря театру «Жест» он еще и родина инклюзии. Это такое ненашенское слово, подразумевающее включенность, вовлеченность.

— Поневоле задумаешься о роли личности в истории.

— С этим у меня полный порядок: свое величие держу под контролем.

— И каким же образом?

— С утра встаю на весы! Если серьезно, нам очень хочется, чтобы у нас в городе был свой инклюзивный фестиваль, чтобы к нам приезжали другие коллективы. Усилить тот магнит, который у театра был всегда. Правда, он притягивает. Почему у нас прекрасные костюмы и декорации? Потому что с нами художники Светлана и Екатерина Чазовы. Вот уже много лет с нами и переводчик с языка жеста Галина Гордиенко. С нами — областная организация ВОИ, возглавляемая Александром Терлецким. Появляются новые добротворители, причем в тот самый момент, когда это очень нужно. Так было с приобретением новых колясок для наших актеров на средства Рождественского марафона.

Что такое театр? Обыкновенное чудо. Это не просто надпись на нашей афише. В это надо верить. Что ещё? Да главного еще не сказала! Сегодня же Всемирный день театра — с праздником, друзья.

Любимое стихотворение Надежды Назаровой (автор — Геннадий Шпаликов):

Бывают крылья у художников,

Портных и железнодорожников,

Но лишь художники открыли,

Как прорастают эти крылья.

А прорастают они так —

Из ничего, из ниоткуда.

Нет объяснения у чуда,

И я на это — не мастак!