Сфера интересов доктора географических наук, ведущего научного сотрудника Института географии РАН Павла ПОЛЯНА — широка: он известен как учёный-урбанист, исследователь темы принудительных миграций, военной истории. Помимо этого под псевдонимом Павел Нерлер пишет стихи, многие годы занимается изучением поэтического наследия Осипа Мандельштама и является директором Мандельштамовского центра Национального исследовательского университета ВШЭ.

В Великом Новгороде, по признанию Павла Марковича, он не впервые. Но в этот раз был несколько удивлён как учёный тем, что численность жителей города сокращается.

— В общей сложности теме урбанизации я посвятил 45 лет своей профессиональной деятельности, — начинает разговор Павел Полян. — И в 80-х годах в ряде районов Новгородской области проводил изучение процесса оттока населения в агломерации. Эти территории для полевого анализа были выбраны не случайно — они находятся между двумя мощными пылесосами — Москвой и Питером, втягивающими человеческие ресурсы. Помимо этого сельское население оттягивал и сам Новгород.

Так вот тогда, по итогам наших изысканий, мы с коллегами пришли к выводу, что город на Волхове, имея около 250 тысяч населения, вполне может быть в перспективе агломерационным ядром. Однако мы не рассматривали вариант существенного сокращения численности населения столицы вашего региона. А оно произошло. И это не радует.

— Павел Маркович, совместно с Георгием Михайловичем Лаппо вы были разработчиком концепции опорного каркаса расселения, опирающейся в том числе и на теорию агломераций. Не потеряли ли актуальности ваши представления о расселении жителей нашей страны сегодня?

— Сама концепция еще более актуальна. Недаром чиновники так падки на ее терминологию, не интересуясь при этом ни сутью понятий, ни результатами наших исследований и методологией. Сегодня слово «агломерация» используют как попало и везде. В геоурбанистике под этим термином понимается компактное скопление населенных пунктов разного размера, местами срастающихся, объединенных в сложную многокомпонентную динамическую систему с отчетливо выраженным ядром и интенсивными производственными, транспортными и культурными связями.

Управленцы понимают, что объединение, слияние территорий может дать некую концентрацию ресурсов, в том числе и денежных. И часто, руководствуясь только финансовыми соображениями, предлагают объединять города, деревни, регионы. И называют это модным, но бессодержательным в их интерпретации словом «агломерация». Приходилось слышать о Вологодско-Череповецкой и Новгородско-Псковской агломерациях.

— А что бы вышло из объединения Пскова и Новгорода?

— Такое сложно себе представить. Границы агломерации зависят от многих факторов. В том числе — от личного транспорта, увеличения средних скоростей в зоне потенциального объединения. Конечно, учитывая развитие технологий, можно предположить, что из Новгорода в Псков можно будет доехать и за час-полтора. Когда-нибудь в будущем, но не факт, что в ближайшем. Да и не одна только транспортная составляющая способна негативно сказаться на развитии агломерации.

— Ну тогда, с урбанистической точки зрения, Москву вообще можно монстром назвать...

— Столица России — город мирового калибра и ядро мощной агломерации. Правда, довольно нелепой конфигурации, которую ей навязали устроители «Большой Москвы». Разрастание мегаполиса идет вразрез с научно обоснованными параметрами. Почему именно таким образом прирастает город? Мне представляется, за этим стояли не логика развития, не здравый смысл, а интересы земельных спекулянтов. Однако агломерационные процессы не прекращаются. Да, Москву можно назвать и монстром, но при этом она является движущей силой для всей страны. Есть понятия: «коренник», «ведущий», а есть и «пристяжной», «ведомый», так вот Москва — безусловный коренник России.

— Политики любят дискутировать на тему возрождения деревни, хотя сельского населения — мало, инфраструктура, созданная в советский период времени, разрушена. Так возможно ли возрождение?

— В Советском Союзе власти пытались контролировать отток деревенских жителей в города. Да и не только сельских. Были надбавки, так называемые «северные», людям, живущим и работающим в непростых климатических условиях. Была обязательная прописка. Сегодня таких факторов, удерживающих граждан на местах, практически нет. И потому народ уезжает туда, где развитая инфраструктура, где есть рабочие места, имеются комфортные социально-бытовые условия. Это — с одной стороны.

А с другой, мы рассуждаем о том, что на селе все меньше проживает людей. Но это же не ведет к голоду или хотя бы дефициту продуктов питания. То есть отечественные производители и импортеры справляются с задачей и без большого количества местных работников.

И еще один момент. Деревни не умирают, коль практически все они оживают летом — туда на отдых приезжают дети и внуки тех, кто в прошлом перебрался в города. Согласитесь, что сезонно-рекреационное бытование деревни сегодня — это не смерть сельской местности, а новая форма ее жизни.

— Начиная с 80-х годов вы занимаетесь еще и изучением истории и географии принудительных миграций. И даже докторскую диссертацию по этой теме защитили. Как депортация народов СССР сказалась на развитии страны?

— СССР — пожалуй, единственное государство, столь активно использовавшее принудительную миграцию. Моя оценка однозначна: если бы насильно не перебрасывали людей в разные концы нашей державы, уничтожая таким образом их привычный уклад жизни, страна была бы куда сильнее.

— А что вы можете сказать о миграционных процессах, происходящих в России в настоящее время?

— В последние десятилетия в Россию идет довольно большой поток переселенцев из других, не чужих нам стран, мигрантов, готовых работать и чей труд дешев. У нас пока ситуация нормальная. Есть с чем сравнивать: Европа с африканскими квазибеженцами имеет больше адаптационных проблем.

А вот широко рекламируемая в регионах России программа возвращения соотечественников потерпела фиаско — ну не работают те льготные гектары и другие механизмы привлечения, что в ней заявлены. Требуются иные мотивационные и организационные предложения, нужны перемены, причем не на локальном или региональном уровнях, а на общестрановом.

СПРАВКА

В 1974 году Павел Маркович Полян окончил географический факультет МГУ, затем — аспирантуру Института географии АН СССР. В 1998 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора географических наук на тему «География принудительных миграций в СССР».

Является профессором Ставропольского государственного университета; участвовал в проекте Кёльнского центра документации национал-социализма.

В 1970–1980-е годы основной темой научных работ Поляна были городское расселение, транспортные связи и демография городов, с середины 1980-х годов он занимается изучением истории и географии принудительных миграций. В 1991–1993 годах Павел Полян стажировался в Германии, где собирал материалы о судьбах остарбайтеров.

Автор и соавтор более 200 научных статей.