— Вчера рисовал у вас в храме. Подходит молодой человек: «А вы зачем это делаете?». Я говорю, что для себя. «А, понятно...». Не знаю, что уж он там понял, но примерно такой же случай у меня был недавно и в Твери: «А ты зачем это делаешь? Есть же фотоаппарат!» — «Это у тебя есть, — отвечаю, — а у меня нет». — «Да ладно!» — «Видишь же, сижу рисую».

Молодёжь не просто так думает, что с ним можно на ты. Ему ещё нет и сорока. И регалии на нём не нарисованы. Меж тем Андрей Андреевич Блиок — член-корреспондент Российской академии художеств, ответственный секретарь Координационного совета творческих союзов Санкт-Петербурга. Это так, кратенько.

К слову, в Никольском соборе продолжается выставка графики «Андрей Блиок. Разное». «НВ» рассказывали о ней («Этот удивительный мир», 16 июня). Открытие выставки — красивый день, красивые работы. И с чего вдруг вот это странное: а зачем?..

— Вопрос на первый взгляд курьёзный, — говорит Андрей Блиок. — Но он возникает не только у случайного прохожего. Тут проблема — мировоззренческая, социальная, даже политическая. Недавно в Санкт-Петербурге прошёл Международный экономический форум, где о культуре было сказано как о некоей составляющей в процессе зарабатывания денег.

— Роль обслуги?

— Если бы! Кто обслуживает, того хотя бы кормят. Здесь же вырисовывается иной формат — самозанятость, почти бизнес. А культура убыточна. Изначально. Лучшие музеи и театры коммерчески несостоятельны. Затраты на них превышают любые сборы. Но Большому театру всё-таки дают. Даже отдельным деятелям искусств дают. Как правило, это музыканты. К художникам отношение — от слова «худо». Нет такой профессии! Пенсия члену Союза художников России начисляется как безработному иждивенцу. А человек работал всю жизнь. Возможно, звание получил — заслуженного или народного. В советское время было так: вступил художник в Союз — начался отсчёт трудового стажа.

— И почему бы благодарному творцу не нарисовать портреты Ленина и основоположников?

— Корни у традиции несколько глубже. Приятно же было первобытному вождю увидеть на скале, как он побеждает мамонта. И по сию пору портреты украшают кабинеты. Только теперь это обычно фотографии. Что до основоположников... Добротно выполненный советским живописцем Ленин на аукционе легко идёт за десятки тысяч долларов.

— Не думай о советском свысока.

— Были художественные фонды, комбинаты, лотерея. Билетики по 3 рубля наполняли мощные потоки, позволявшие питать деятелей культуры. Гениальная же система! А думать, что художник должен днём сидеть в офисе, а по ночам рисовать, — это, извините, глупость. Отечественное искусство, в том числе советский период, востребовано за рубежом. Нас сегодняшних приглашают на мастер-классы, выставки, пленэры, аукционы. Дома не так.

— А почему?

— Я лучшего мнения о чиновниках, чем многие мои соотечественники. И не буду адресовать им голословные упрёки в заведомой корысти. Но из личного общения с новой генерацией сделал вывод, что им, увы, не хватает глубинного понимания контекста. Бюджет, оптимизация, приказ начальства — всё. Мы вообще какую строим страну? А подумать? Не хотят. Я часто слышу от чиновников, зачем устраивать выставки, ходить на них и т.д.

— Приехали. А как же ваш общественный ресурс?

— Да нас целая армия! Композиторы, писатели, художники, представители искусства и культуры. 18 организаций, более 22 тысяч человек. Конечно, пытаемся улучшить положение творческих людей. Но с другой стороны ещё большие собраны силы. И тактика отработана. Мы им пишем письма, а они нам — отказы. Мы ссылаемся на одни законы, а они — на другие. Мы находим ещё и третьи, но они теряют переписку и просят повторить вопросы.

— Вы не пробовали рисовать карикатуры?

— Нет. По недостатку если не едкости натуры, то специфического таланта. Карикатурист должен сразу схватить характер человека и явления. Мне нравятся архитектура, пейзаж. Как в оркестре? Кто-то играет на скрипке, кто-то на контрабасе. И тот и другой нужны. Я, наверное, для контрабаса. Шаржистов, карикатуристов сейчас действительно мало. Художнику нужно, чтобы его слышали и видели. У нас в Совете есть секция плакатов. Именно эти работы нередко не находят применения. Слишком социально, говорят.

— А как надо?

— Ровненько. И как бы чего не вышло.

— Может, пора художникам идти в политику?

— Уже был. Считал себя жёстким государственником, тоталитаристом и милитаристом. Но, видимо, этих качеств мне всё же не хватило. Художники, наверное, больше индивидуалисты, чем артисты или спортсмены, плотно присевшие в кресла законодателей. И, надо признать, спортзалы в стране строятся. Я — за! Который год уже пробиваем идею музея наследия. К сожалению, так часто бывает, что после смерти художника возникают немалые трудности относительно того, как распорядиться тем, что он наработал за свою жизнь. Семья не в состоянии это хранить. Существующие музеи тоже. И что делать? Выбросить? Для того и нужен музей наследия, чтобы эти работы можно было экспонировать, дарить, продавать с аукциона, наконец. Жалко, когда что-то безвозвратно уходит из страны. С другой стороны — народная дипломатия. Пусть не забывают, что есть мы, русские. И что наше искусство намного сильнее того, чем озабочен сейчас Запад.

— Вы главный редактор журнала «Содружество искусств», выезжаете в бывшие республики СССР. Скажите, а как там чувствуют себя ваши коллеги по кисти или карандашу?

— Между прочим, на ассамблее ещё в 2012 году был разработан закон о творческих союзах и организациях. Он принят и успешно работает в Белоруссии, Киргизии и Казахстане. Искреннюю зависть вызывает Узбекистан. Там при академии художеств, которую, к слову сказать, возглавляет президент страны, существуют 16 учебных учреждений, размещённых в красивейших городах — Самарканде, Бухаре. Вообще, безумно красивая страна, я очень люблю там рисовать. Нам же очень не хватает именно целенаправленного системного подхода к сохранению национальной академической школы. Хотя это тоже вопрос национальной безопасности. Не армией единой...

По большому счёту если не всё, то очень многое зависит от отношения к культуре в регионах. Всегда привожу в пример бывшего кемеровского губернатора Амана Тулеева. Он находил время, чтобы бывать у художников в мастерских. Знал их настроения и нужды. Ввёл региональные звания и премии. Поддерживал творческими командировками. Едут в Давос чиновники, едет художник. Вот что такое талантливый управленец. Но само собою ничего не делается. Необходима чёткая законодательная база. Как бензин для мотора. Какой смысл обращать в свою веру каждого отдельно взятого депутата? Объяснять, что рисовать — это тоже труд. Причём нелёгкий. В буквальном смысле. Собери-ка этюдник — а это 30–40 килограммов — и пройди пешочком километр-другой. А затраты? Меня один законодатель как-то спросил, почём тюбик краски. Объяснил, что где-то в пределах 500–700 рублей. «Да? — удивился. — А чего так дорого?». А их штук пятнадцать надо на картину. А почём аренда мастерских, не хотите спросить? Ну и как-то более или менее понятно становится человеку.

— Китайская грамота прямо-таки.

— Очень хорошая вещь, кстати. Сама их письменность — это уже искусство. Поэтому как китаец относится к художнику? Видит в нём человека, который умеет то, чего не умеет он сам. И не спрашивает его, зачем он рисует. На этот, в сущности, дурацкий вопрос есть крайне простой ответ: хочу! И могу! Вот я такой есть, с этим родился. И буду так жить. Невозможно уложить человека в прокрустово ложе плоских экономических формул. Казалось бы, не резон молодёжи поступать на творческие факультеты. Но нет, их там много. Больше, чем в советское время. Вот только гендерное соотношение сейчас противоположное тому, как было раньше. Раньше-то гораздо больше было мальчиков. И не надо объяснять, почему.

— Андрей Андреевич, зачем всё-таки вы рисовали наш Софийский собор для себя?

— Моя идея, связанная с Великим Новгородом, очень проста. Я уже заложил цикл графических работ с изображением интерьеров храмов. Это и Спас-Нередицкая церковь, и Фёдора Стратилата... Новгород — это великолепный, непреодолимый аргумент в споре с «менеджерами» от культуры, полагающими, что изобразительное искусство — это материальное наследие. А что тогда вот эти замечательные храмы, а новгородская школа иконописи?